— Я сам пойду, — прохрипел пленник, — задушишь.
— Не велика потеря, — отозвался Хриплый.
Тем не менее эсэсовец поднял Шалевича на ноги, пошел сзади. С маузером в руке и колотившимся с бешеной силой сердцем майор шел в темноте по коридору, подталкиваемый палкой конвоира. Постепенно стук в груди утих, вернулась ясность сознания. Пленник не знал, заряжено ли оружие, подготовлено ли к стрельбе. Они с Хриплым поотстали. Шалевич не видел охранника, слышал лишь за спиной его тяжелое дыхание. Ведя пальцами левой руки по стене, он положил ствол маузера на плечо. Как только рука нащупала нишу, майор нажал на спусковой крючок. Ослепительная вспышка и грохот выстрела в замкнутом пространстве на мгновенье парализовали, но он тут же протиснулся в нишу, прижался спиной к ее шершавой поверхности. В ушах звенело набатом, нервно подергивалась мышца под правой лопаткой. Шалевич подал ногу вперед, она тут же уперлась во что-то мягкое. Он нагнулся, чтобы на ощупь определить, тело ли это. Но тут же за руку схватили, потянули. Майор дважды выстрелил вниз. Рука освободилась. Прислушался. В звенящей тишине ничьих шагов не было слышно. Только безмолвие и стук в висках.
Свобода! Радостно забилось сердце. Бежать назад! Но под ногами тело человека! Решился! Выпрыгнул из ниши, одной ногой едва коснулся мягкого живота, второй попал в ногу убитого, скользнул, упал на руки. «Маузер», — мелькнула мысль. Начал ощупывать пол. Нашел оружие в двух шагах от тела эсэсовца.
Хотелось бежать, но в беспросветной темноте сразу же уткнулся лицом в глину. Пошел медленно, ощупывая стену. Останавливался, прислушивался, нет ли погони. Наконец рука повисла в воздухе, стена резко ушла влево. Малый схрон! Но куда подевался люк? Он же был открыт! Осторожно пальцами, с вытянутыми руками, ощупывая маузером пространство вокруг себя, майор медленно двинулся вперед. Стремянка стояла на прежнем месте.
Когда он поднялся на предпоследнюю ступеньку, голова уперлась в преграду. Шалевич поискал на ощупь задвижку вверху, с боков — никаких признаков, уперся рукой в обнаруженный выступ, и в то же мгновенье оказался едва ли не по пояс на поверхности. Рядом лежал на петле громадный пень, полый внутри. Ударило в голову прохладным воздухом, зарябило в глазах от ярких звезд.
И тут же сильные руки подхватили майора под мышки, бросили на землю.
— Попался, гад! С маузером шастал?!
Хотел назваться, но комок в горле перехватил голосовые связки, слезы потекли по щеке.
— Чего молчишь, гад? — ткнули сапогом в бок задержанного.
— Та ж, кажись, це майор?!
Подошел Молдаванин, нагнулся к лежавшему на боку задержанному.
— Товарищ майор! Никак вы?!
Весть о том, что Шалевич самостоятельно выбрался на поверхность, молнией облетела группу поиска и окружения. Ликовали спецотрядовцы. На их долю выпала удача извлечь из схрона на свет божий эсэсовца, а затем и заместителя командира отряда.
Майор сидел на откинутом пне, улыбался, дышал всей грудью, и уже новые мысли теснились в голове: «Что сказать командиру, в политотделе?»
Торопливо подошел оперативник Львов.
— Товарищ Шалевич, поздравляю с возвращением живым и невредимым. Где банда, сколько там людей, каковы ее намерения?
— Банда пошла дальше по туннелю, а куда, не знаю. Там в подземелье остались женщина и два эсэсовца с немецкими автоматами. Женщина не вооружена. О своих намерениях они, похоже, сами не знают. Туннель заворачивает куда-то вправо. Там возможен выход на поверхность. Когда сидели в этом схроне, — майор ткнул каблуком сапога в землю под собою, — пламя свечи колебалось.
Руководитель операции находился в штабном автобусе, составлял распоряжение на следующий день. Операция началась и шла неплохо, не случись ЧП с Шалевичем. Обстановка сразу же приобрела нервную окраску. Бодров послал офицера связи к начальнику штаба с неприятным сообщением и тут же получил ответ. На клочке бумаги без подписи значилось: «Искать, никому не докладывать».
— Искать, безусловно, надо, — рассуждал Бодров вслух, — если бы знать как.
Минула полночь, прежде чем задержанный эсэсовец сообщил, что Шалевич жив и здоров. Первая положительная информация в безвыходной ситуации, когда стрелять нельзя, гранату бросить — тоже, опустить людей в схроны опасно.
В салон автобуса влетел Львов с экстренным сообщением: «Шалевич на свободе! Изложил данные о людях в подземелье».
По крупномасштабной карте определили: со стороны, откуда ведется поиск, к зарослям подходит небольшая промоина.
— Лучшего места для выхода из подземелья не найти. Из убежища в укрытие, а там поминай как звали, — высказался Львов. — Возможно, эсэсовцы с бабой уже ушли.
— Это на рубеже окружения, — определил Бодров, — там не проскочат. Но всякое может случиться.
Вскоре, петляя по лесной дороге, «виллис» руководителя операции мчался к намеченной точке. Остановились вблизи малого схрона. Бодров вышел из машины навстречу поднявшемуся Шалевичу.
— Простите меня, Сергей Николаевич, ради бога. По-глупому вышло. Хотел авторитет у подчиненных заработать.
— Потом поговорим. Идем встречать ваших знакомых!
— Черт бы их побрал…
В темноте отыскали промоину. Командир роты расположил резервное отделение по обеим сторонам промоины с задачей: ожидать появления «гостей», захватить, при вооруженном сопротивлении уничтожить. Офицеры уселись в автомашину покимарить.
Однако отдыхали не долго. Еще не занялся рассвет, когда одновременно с обеих сторон засады раздались голоса: «Стой! Стрелять буду!» И тут же снизу и сверху послышались автоматные очереди. Командир роты крикнул:
— Прекратить стрельбу!
Но было поздно. Оба эсэсовца оказались убитыми. Женщины с ним не было.
— Как зовут женщину? — спросил Бодров у Шалевича.
— Эмилия.
— Зовите ее. Она должна угадать ваш голос.
— Эмма, Эмма! — летело по промоине. — Это я, майор, выйди, тебя не тронут.
Но ответа не было.
— Сергей Николаевич, разрешите, я пойду туда, уговорю ее выйти. Она знает многое.
— Товарищ майор, я не желаю иметь дело с военным трибуналом. Вы и так уже отличились. Не знаю, как отмывать вас будем.
— Извините.
В этот момент невдалеке от убитых эсэсовцев раздался взрыв гранаты.
— Все! — сказал Шалевич. — Она подорвала себя. На этом участке операцию можно прекратить. В подземелье людей нет.
Посланные на разведку бойцы вскоре доложили командиру резервной роты: в начале промоины лежит убитая женщина.
Утро выдалось теплым, сухим, будто на короткое время осень превратилась в несмелое лето, отдавая последнее тепло. Послышались птичьи голоса. Но вот проснулся на поляне ветерок, взметнул и закружил опавшую листву, срывая с деревьев последний убор. Уходящие дни бабьего лета! И радостно, и грустно…
Сергей сидел на раскладном стульчике возле штабного автобуса, смотрел на порыжевшую красавицу-березу, на еще зеленую акацию и изумрудную траву под ними. Озаренные небесным светилом, прозрачными казались кроны ближайших деревьев, в легкой дымке утреннего тумана терялись очертания дальних.
— Красота-то какая! — обратился он к сидевшему рядом Шведову.
— Саперы готовы, — ответит тот, не поняв восторга Сергея.
— Красиво вокруг, говорю.
— Да! Не то что в темноте. Ночь, говорят, матка, все гладко.
— А что саперы?
— Готовы!
— Не хочется губить прекрасный пейзаж. Давай еще немного полюбуемся. Испортим же все.
— На любование — одна минута, время не терпит, — ответил Анатолий.
— Пожалей красоту!
— Мне больше жаль великий труд, вложенный в сотворение этих схронов и подземных ходов.
— Этот труд против нас направлен. Не допусти эсэсовцы оплошности, мы могли бы и не заметить подземного сооружения. Особенно если бы шли автоматчики. Надо найти проволоку и каждому бойцу выдать металлические щупы. Без них наш поиск в лесах станет напрасным.
— А Шалевич хотя и глупость сотворил, молодцом оказался, — улыбнулся Шведов.
— За браваду выговор получит. Оставим в замполитах?
— Попервоначалу мне мой бывший замполит Лаховский очень не понравился. Теперь с прискорбием вспоминаю добрым словом.
— Заговорились мы. Давай команду саперам.
— И тут же по периметру и в центре зарослей ввысь взметнулся оранжево-дымный столб пламени, полетели вверх комья глины и вывороченные бревна, вздрогнула земля, страшный грохот оборвал безмятежную тишину. Когда пыль и дым осели, округа оказалась серой, оголилась береза, потемнела трава, багряное ожерелье деревьев исчезло, дымились кусты ивняка, солнце скрылось за облако.
— Обезобразили природу! — с горечью воскликнул Сергей.
— Война!
Несмело подошел Шалевич. Приложил руку к фуражке, поздоровался. Бодров встал, молча подал руку.
