И он подумал. Уламывать пришлось недолго. Я предложил, чтобы он подошел к ближайшей телефонной будке, набрал номер Хикса и сказал, что выполнил поручение. Чтобы убедиться, что ответил именно Хикс, я набрал номер сам и дождался, когда на другом конце провода раздался голос:
– Хикс слушает.
Я протянул трубку моему новому другу.
– Я звоню вам снова по поводу машины, – сказал Джулс Ирвинг. – Решил покупать. Буду у вас утром с деньгами.
– Отлично! – прогремел в трубке радостный голос Хикса. – Спасибо, что позвонили. Доброй ночи!
Я положил трубку на место. Мой новый знакомый повернулся и вопросительно посмотрел на меня:
– И что теперь?
– Думаю, тебе стоит начать молиться о том, чтобы до завтрашнего утра у меня случился сердечный приступ. Спокойной ночи.
Крепко сжав в кармане половинку его пистолета, я выбежал на дорогу и вскочил в первое попавшееся такси. Когда мы отъезжали, я обернулся и посмотрел на агента МИ-6. Тот пытался делать одновременно две вещи: чесать голову и думать. Я с облегчением откинулся на сиденье. Как хорошо, однако, быть мертвым.
Стоя перед передней дверью дома, в котором жили родители Сампи, я вдруг понял, что пятнадцать лет, отделявших меня от того времени, когда я вот так же стоял перед дверью родителей моей девушки, нисколько меня не закалили и не выработали иммунитет к мучительным испытаниям подобного рода. Если не считать разбитой в драке физиономии и более ранних следов разрушительных шагов времени, выпивок, недосыпа и всевозможных гримас, ничто во мне не изменилось.
Дверь открылась. Ей не нужно было называть себя – я понял, что передо мной Сампи, только на тридцать лет старше, однако эти годы не слишком ее изменили. По правде говоря, время пошло ей на пользу. Волосы остались светлыми, не без помощи, конечно, внимательного парикмахера. Лицо сохранило живость и бодрость, но чем дольше хозяйка дома вглядывалась в меня, тем тревожнее становилось его выражение.
– Миссис Йоффе? – спросил я не ради уточнения, а скорее для того, чтобы нарушить затянувшееся молчание.
– Мистер Флинн? – Теперь лицо выражало почти ужас.
Я вспомнил, что мой подбородок, по всей видимости, испачкан кровью. Вспомнил, что моя одежда после недавней драки изрядно потрепалась и испачкалась. Правда, забыл про двухдневную щетину. В конечном итоге я решил воззвать к ее сочувствию:
– Боюсь, меня избили.
– О боже! – охнула она, и в ее голосе я уловил жалость. – Бедный мальчик, проходите, прошу вас. – Хозяйка обернулась и крикнула в глубь квартиры: – Генри, быстро иди сюда! Мистера Флинна избили!
Генри оказался высоким – шесть футов два дюйма. Фотогеничным. Образцовым американским бизнесменом. Здоровое загорелое лицо, крупная фигура, рубашка с открытым воротом, прекрасного покроя спортивная куртка в мелкую клетку, элегантные серые брюки и обязательные кожаные мокасины от Гуччи. Пытаясь пропустить меня внутрь, он почти полностью заблокировал вход.
Меня провели в квартиру, усадили на бархатный, в пятнах, как у оцелота, и глубокий, как пещера, диван «честерфилд» производства «Роше-Бобуа», сунули в руку стакан скотча со льдом и стали влажным полотенцем осторожно протирать мне лицо. Последним занималась нервная служанка-пуэрториканка. Среди персидских ковров, подлинников Каналетто и Фрагонара и ваз Лалика я, должно быть, выглядел крайне неуместно.
– Бедняжка, – повторила миссис Йоффе. – Ты только посмотри на него, Генри, он же бледный и дрожит как лист.
Я не стал рассказывать, что симптомы вызваны в большей степени накопившейся за последние дни нехваткой сна, нежели событиями последнего часа. Служанка наконец вытерла мое лицо и удалилась.
– Что с вами случилось? – спросила миссис Йоффе.
Я поведал им самую зловещую и душераздирающую историю с групповым нападением, какую только смог придумать, а закончив, признал, что оказался не таким уж плохим сказочником. На хозяев моя повесть произвела впечатление.
– Думаю, вам нужно немедленно сообщить в полицию, – заявила миссис Йоффе.
– Позвонить можно, но это будет напрасная трата времени, – возразил ей муж. – Они потащат вас в участок, промурыжат там пару часов, возьмут заявление, если найдут того, кто сможет читать и писать, потом скажут, что ничего не могут поделать и что искать этих парней бесполезно. Лучше не дергаться и выпить еще виски.
Я не мог не согласиться с такими железными доводами. Первый выпитый стакан уже привел меня в состояние легкой расслабленности. Я вспомнил, что на моих часах полтретьего ночи.
Я до сих пор еще не нашел себе место для ночлега – в служебную квартиру возвращаться не хотелось, и я рассчитывал, что найду Сампи здесь и переночую у нее.
Когда интерес к моему несчастью ослаб, я избрал другую тему разговора, ставшую причиной моего прихода сюда: Сампи. Я вспомнил ее настоящее имя – Мэри-Эллен. Родители, похоже, были сбиты с толку ее неожиданным поступком. У них были прекрасные отношения с дочерью. Они виделись два раза в месяц и раза три в неделю разговаривали по телефону. В прошлом месяце родители уезжали в отпуск и вернулись лишь накануне вечером. Миссис Йоффе после моего звонка обзвонила всех друзей дочери, но никто из них ничего не знал о поступке Сампи. Все очень удивились. Даже пресловутая Линн не ведала о случившемся и не смогла пролить свет на эту загадку.
– Я сейчас же позвоню в полицию, – решительно заявила миссис Йоффе. Судя по всему, она имела неверное представление об интересах и способностях нью-йоркских копов.
– Вы можете пролить на это хоть какой-то свет? – спросил мистер Йоффе, пронзив меня испытующим взглядом.
– Пожалуй, нет, – солгал я, стиснув зубы, и если чуть-чуть побледнел, они все равно этого не заметили. – Она знала, что меня не будет в городе несколько дней, и я пообещал позвонить сразу, как только вернусь.
– Вы не пробовали связаться с Вернером? – спросила миссис Йоффе.
– Бесполезно, я разговаривал с ним сегодня днем. Она работает над проектом для Вернера, но он даже не предполагал что-то услышать от нее раньше чем через пару недель.
– Вероятно, этому имеется очень простое объяснение, – заметил мистер Йоффе.
Я мог бы сказать, как опасаюсь поверить в его правоту, но не стал этого делать.
– Какое же может быть простое объяснение, когда девушка продает квартиру и исчезает, ничего не сказав родителям и лучшим друзьям? – засомневалась миссис Йоффе.
– Когда вы в последний раз говорили с ней? – уточнил я.
– Перед тем как уехать в отпуск. С ней все было в порядке. Она сказала нам, что уедет с каким-то англичанином поработать на компьютере, должно быть, имела в виду вас, и что она прекрасно проводит время. Судя по голосу, у нее все было хорошо. Надеюсь, она не обнаружила какую-нибудь великую художественную подделку и не попала в историю… Понимаете, это такой опасный бизнес.
– Она уже достаточно давно занимается этим и знает – я бы так сказал – все подводные камни.
– Нет, – с чувством возразила миссис Йоффе. – Девочка не так уж давно в этом деле. Она даже нисколько не интересовалась искусством.
Ее слова потрясли меня.
– Ни в малейшей степени. В школе наша дочь не могла отличить картину маслом от принта. Интерес у нее появился в университете.
– Она училась в университете?
– Конечно. Она разве вам не рассказывала? Первый диплом получила в Принстоне.
– Первый? А мне не говорила.
– Позднее у Мэри-Эллен проявился страстный интерес к импрессионистам. Она поступила в Калифорнийский университет в Лос-Анджелесе, где изучала изобразительное искусство и получила еще один диплом. В Нью-Йорке начала сотрудничать с аукционным домом «Сотби Парк Бернет» и проработала с ним год, потом стала зарабатывать на жизнь как независимый оценщик антиквариата.
– Она у нас умная девочка, – вступил в разговор мистер Йоффе. – Достала для меня вон ту штучку. – Он показал на висевшую на стене маленькую, но прелестную картину Ван Гога.
– Всего за сорок пять долларов. Стояла в рамке задником наружу и собрала на себя всю нефть Гудзона.
Новая информация стала для меня потрясением. Я знал, что Сампи далеко не идиотка, но если она столь умна, как только что сообщили ее родители, а у меня не было оснований не верить им, то получалось, что она очень умело скрывала от меня свои таланты.
Мы поговорили еще немного, но я уже больше не проявлял интереса к их рассказам, к тому же за это время алкоголь успел глубоко всосаться в мою кровеносную систему, так что я изрядно осоловел. Слова плавали в голове, и мне приходилось напрягаться, чтобы уловить смысл.
– Вы остаетесь здесь и ночуете у нас, – неожиданно объявила миссис Йоффе, и ее решительный тон вытащил меня из глубин сна.
– Нет-нет, все в порядке, спасибо… я должен идти.
– Вы никуда не пойдете. Вы останетесь здесь. Розита приготовила для вас постель наверху, в свободной спальне, и вы хорошенько выспитесь. Вам приготовили туалетные принадлежности и все прочее. Мы вас никуда не отпустим, чего доброго, на вас ночью опять где-нибудь нападут.
