LV
В схватке, которую Рауль навязал Владимиру Ткаченко в трюме, майору тоже досталось порядком. Когда он снял в каюте Алисы рубашку, на плече его обнаружился крепкий синячище, правая рука действовала, но любое движение ею вызывало сильную боль.
Ныла и разбитая скула, ее смачивала холодной водой Алиса. Она хотела вызвать к себе в каюту судового врача, но Ткаченко не разрешил ей этого делать.
— Знаешь, — сказал он, — ты пойми меня правильно, но мне не надо приходить больше сюда.
— Почему? — удивилась Алиса. — Тебя здесь негостеприимно встречают?
— Ну что ты, глупенькая, — ласково улыбаясь, проговорил Владимир. — Попросту не хочу подвергать тебя опасности.
— Но как же ты? — растерянно спросила молодая женщина.
— Я на службе, лисонька… И за мной сейчас охотятся, понимаешь? Я стал объектом повышенной опасности, и лучше всего остальным держаться от меня подальше… Большего я тебе сказать не могу.
Он докурил сигарету и хотел бросить ее в открытый иллюминатор, но Алиса перехватила его руку.
— Туда нельзя, — сказала она. — Вот пепельница.
— Но за бортом только море, — удивился Ткаченко, — и одним лишним окурком я не так уж и загрязню его.
— Не в этом дело, Володя. Окурок подхватит ветром и затянет на палубу. Вот тебе и пожар…
Ткаченко громко, от души расхохотался.
— А еще пожарный инспектор, — сказал он. — Гнать меня надо с теплохода шваброй… Да, не сообразил.
— И вообще ты много куришь, — укорила майора Алиса.
— Ты права. Надо кончать с этим зельем. Давно пора.
— И что же? Не хватает силы воли?
— Да нет. Как-то не задумывался об этом…
— Вот возьми и брось, — предложила Алиса.
— Прямо сейчас?
— А что? Рискни проверить свою силу воли.
— Хорошо. Эта сигарета была последняя… Ну ладно, лисонька. Хватит меня врачевать, малышка. Мне надо пойти к капитану.
— Опять служба?
Владимир Ткаченко виновато развел руками.
— А что делать? Но я скоро освобожусь, и мы пойдем с тобой в кино. Мне говорил старпом, что для команды будут показывать новый фильм. «Без срока давности» называется. Наши товарищи хвалили. Хотел на берегу посмотреть — не удалось.
— А там тебе со мной можно появляться?
— Там можно. Ведь кругом будут свои. Хотя… Ну ладно. Я пошел.
Через десять минут майор постучал в дверь капитанской каюты.
Валентин Васильевич сидел за письменным столом и писал в толстом журнале. Увидев в дверях Владимира Ткаченко, он отложил паркеровскую ручку в сторону и поднялся «пожарному инспектору» навстречу.
— Вовремя, Владимир Николаевич, — сказал капитан. — Через пять минут начнется сеанс связи.
— Я готов, — ответил Ткаченко.
Устинов встревоженно посмотрел на лицо майора.
— Что это с вами?
— Первое знакомство с вашими гостями, Валентин Васильевич, — улыбнулся Владимир.
— Может быть, нужна помощь? Я могу выделить. У меня вон третий штурман заядлый каратист. Какой-то знаменитый пояс имеет… Давайте я его к вам примкну.
— Спасибо, Валентин Васильевич, — поблагодарил капитана майор Ткаченко. — Но пока в этом нет необходимости… Может быть, на заключительном этапе. Я дам вам знать.
— Но ведь вы рискуете, — начал капитан.
— Головой, — мягко оборвал его Владимир. — В этом смысл моей работы… У вас ведь тоже профессия повышенной опасности. Не пора ли нам в радиорубку?
— Да-да, — заторопился Устинов. — Идемте.
В радиорубке их встретил начальник судовой рации Михаил Юшков.
— Аппаратура отлажена, Валентин Васильевич, — сказал он капитану. — Сейчас начнется передача.
Для того чтобы Ткаченко получил составленные в управлении Комитета государственной безопасности с помощью фоторобота изображения гостей Никиты Авдеевича Мордвиненко, то бишь Конрада Жилински, сделанные на основе словесного портрета, решено было использовать аппаратуру, которая принимает с берега факсимильные карты ледовой и метеорологической обстановки.
— Пошла передача, — сказал начальник рации.
Капитан кивнул ему, и Михаил Юшков вышел из радиорубки, оставив Устинова и Ткаченко вдвоем.
Оба они внимательно следили за тем, как из аппарата медленно выходит специальная бумага, на которой возникли изображения, примчавшиеся на борт «Калининграда» через эфир.
Первым появился гауптштурмфюрер Гельмут Вальдорф.
— Старый знакомый, — сказал Владимир. — Морской волк, эстонский капитан…
— Капитан? — переспросил Устинов.
— Липовый, — коротко ответил майор, продолжая следить за выползающей бумагой.
— Уже видели его у нас на судне?
— Нет, еще раньше… На берегу.
Следом за изображением Вальдорфа появились схематические портреты Рауля и Биг Джона.
— Ага, — сказал Владимир, — вот и два других голубчика!
Вызванные вахтенным администратором матросы «Калининграда» разнимали спровоцированную Биг Джоном и Раулем драку в баре. Сами зачинщики улизнули под шумок, едва здесь появились русские моряки. Еще раньше скрылся херр Краузе, метатель пивных бутылок.
На вопрос, кто затеял драку, никто из туристов не смог ничего толкового ответить.
Активно помогал ликвидировать скандал и подшкипер Свирьин.
Когда капитан Устинов и майор Ткаченко вышли из радиорубки на мостик, к ним подошел старпом Ларионов.
— Драка, — сказал чиф мэйт. — В баре «У лукоморья» Валентин Васильевич.
— Кто? — спросил Устинов.
— Туристы, — пожал плечами Ларионов. — Перебрали и передрались. Но уже всех разняли. Посуду побили…
— Никто всерьез не пострадал?
— Нет, обошлось. Разве что синяков себе понаставили.
Ткаченко хмыкнул.
«Обошли меня, стервецы, — неожиданно весело подумал майор, но сумел оценить некую юмористичность ситуации. — Хитры супостаты…»
— Доложите обо всем письменным рапортом и пригласите ко мне директора круиза, — распорядился капитан. — И помните: завтра прощальный бал. Лично проследите за подготовкой и порядком, Арсений Васильевич.
Когда утром в каюту Рауля, не постучав, вошел Биг Джон, ее хозяин стоял перед зеркалом и делал примочку синяка под глазом.
— Брось, — сказал Биг Джон, — зря стараешься. Как говорят русские: мертвому припарки не помогут.
— Я еще, слава Всевышнему, живее любого живого русского, — проворчал Рауль.
— Надень светофильтры и ходи пока в них, — посоветовал Биг Джон. — У меня дурные новости, Рауль.
— Что случилось? «Калининград» возвращается в Россию?
— До этого они пока не додумались… Вальдорф виделся с Шорником. Парень дергается… Как бы Шорник не сломался раньше времени и не пошел к этому кэгэбисту, или к своему капитану, с повинной.
— Если он посыпется, то завалит херра Краузе. Нас, он, правда, не знает, но только я не уверен в этом старом нацисте. Вальдорф может и меня с тобой повязать, чтобы купить этим прощение русских.
— Резонно…
— Шорника необходимо убрать, Рауль.
— Новое осложнение, черт побери!
— И пусть это сделает сам гауптштурмфюрер. Я скажу ему, что это предусмотрено секретной инструкцией полковника Адамса.
— Неплохая идея, Биг Джон! — воскликнул Рауль, сообразив, что ему не придется заниматься этим неприятным пустяком.
В это же самое время Владимир Ткаченко неторопливо шел по променад-деку, внимательно, стараясь сделать это незаметно, разглядывая редких, к завтраку еще не звали, пока пассажиров. Всматриваясь в лица туристов, майор мысленно накладывал на них схемы полученных изображений. Но изображения не совпадали. Все трое, и Вальдорф и Биг Джон, и Рауль, отсиживались в каютах, они вовсе не собирались попадаться Владимиру на глаза.
Обойдя судно, майор направился к судовому лазарету. Там уже ожидала очередь к врачу кучка туристов, участников вчерашней драки. Но тех, кого искал майор, здесь не было.
Вышел от врача очередной пациент. Лицо его было заклеено кусочками пластыря.
Увидев остальных туристов, он смущенно отвернулся.
«Нет, — подумал Ткаченко, — сюда мои «приятели» не заявятся… Ладно, поищем в других местах. Куда они на фиг денутся?!»
— Хэлло, мистер Уэбстер! — окликнул его Билл Ричардсон. — Не хотите ли искупаться, пока вода еще чистая?
— Она всегда чистая, — возразил Владимир. — Воду в бассейне меняют регулярно.
— Если не считать того, что Средиземное море стало, увы, грязной лужей, — усмехнулся Билл.
— Между прочим, забортная вода, прежде чем ею заполнят бассейн, обязательно фильтруется, — терпеливо объяснил Ткаченко.
— Даже так? — удивился молодой американец. — Нет, русский сервис мне положительно по душе. Кстати, вы знаете» что моя невеста получила звание «Мисс Средиземное море» на конкурсе красоты?
