— Именно… Если он сосватал Гелену меня, то почему бы ему не рекомендовать еще какого-нибудь своего старого знакомого по СД? Передайте это в Центр, и если эта тема их заинтересует, то по возвращении в Вашингтон материалы на Гарднера я передам тоже по своему каналу.
— Но ведь вы очень рискуете. Игра слишком многоходовая и сложная, есть ряд тонких моментов. Если ваше вашингтонское начальство узнает об этой вербовке?.. Ведь это — провал.
— Ну, во-первых, это будет мой провал как человека Гелена, а не Москвы, а во-вторых… — Бредли усмехнулся. — А во-вторых, провал мне не желателен ни под первым, ни под вторым вариантом. Есть у меня по этому поводу кое-какие соображения. Все, мне пора уходить, — Бредли посмотрел на часы и поднялся. — А знаете что… давайте-ка мы с вами встретимся сегодня еще раз: через четыре часа здесь же. Возможно, у меня уже будет какая-то информация по антикастровскому подполью. Не обо всем можно говорить по телефону.
Они проговорили сорок минут. Видя, что встреча заканчивается, Мясников спросил:
— Как вы думаете, могу я сфотографировать своего нового друга и коллегу журналиста Гюнтера Тауберга на память? — и тише добавил: — В Центре просили привести вашу фотографию.
— Ну почему же — нет? Валяйте… Знал бы, надел бы фрак с бабочкой.
Бредли не знал того, что личное дело Сергея Александровича Озерова, его личное дело, так и не было найдено и было заведено новое, только в нем не было вшито еще ни одного документа. Фотография должна была стать первым.
Бредли шел в отель «Насьональ» со смутным чувством беспокойства; оно не покидало его с момента встречи со связником из Центра. Он так и не смог придумать сколько-нибудь веской причины, по которой бы человек, к которому он шел, вывел его на подпольные контрреволюционные группы.
Бредли понимал: блеф здесь не пройдет. Он знал, что у того есть связь с Вашингтоном; об этом ему говорил Спарк. В случае необходимости Бредли мог и должен был воспользоваться именно этим каналом связи. Полковник Эдвардс рисковать не хотел.
«Вот если у него возникли проблемы, которые он не мог бы решить самостоятельно, и ему понадобилась бы моя помощь, на этом я смог бы сыграть, — взвешивал свои шансы на успех Бредли. — Слишком много „бы“… В моей работе такой подход недопустим. Ну что ж, буду использовать экспромт, напор и уповать на везение. Ничего другого мне не остается. Хотя… почему? Можно сдать его кубинской контрразведке; они сумеют вытащить из него всю информацию. Я буду на грани провала, но „на грани“ — это еще не провал. А если и провал, жизни кубинских лидеров и Гагарина стоят того; Центр меня поймет. И потом, я ведь у своих… Уеду отсюда сразу в Москву». В этот момент Бредли подумал о Марте, и ему садануло сердце.
— Добрый день, камрад, — поздоровался Бредли с портье. Такое обращение на того подействовало; он тут же расплылся в приветливой улыбке. — Я — корреспондент газеты «Нойес Дойчланд» Гюнтер Тауберг. Восточная Германия. Мне нужен писатель из Франции, его имя Жан Фишер.
Портье кивнул:
— Да, сеньор, он у себя. Сегодня он еще никуда не выходил. Его номер двадцать восьмой; сейчас вас проводят.
— Благодарю, не стоит беспокойства, я найду сам.
Несмотря на недавнюю смену власти на Кубе, дороговизна и изысканность отеля (да и не только отеля) оставалась на прежнем уровне. Кастро марку держал, невзирая на тяжелое экономическое состояние; иностранцы в страну приезжали.
Бредли легко взбежал по ковровой дорожке на второй этаж, отыскал нужную ему дверь и постучал. «Ну, экспромт, напор и везение», — успел повторить он как заклинание, прежде чем услышал: «войдите», зашел в номер а, войдя, понял: напор ему понадобится вряд ли; везение перекрыло все. Навстречу Бредли вышел Роуч.
— Черт бы меня побрал… Дональд, вы мне не снитесь?
Роуч был удивлен, если не сказать поражен, и обрадован не меньше. Ответил, однако, с наигранной обидой:
— Мы опять говорим друг другу «вы»?
— Черт бы меня побрал второй раз. Просто я ошалел от радости; не обращай внимания. «Ты», конечно «ты».
Они крепко пожали руки; Роуч как-то рассеянно глянул по сторонам:
— Черт… У меня только бутылка коньяка и фрукты. Устроит?
— Конечно, но я предпочел бы такой же вещмешок, как в прошлый раз…
— Если бы знал, что это будешь ты, приготовил бы непременно.
Они сидели два с половиной часа. Сидели как два давних друга, встретившихся после долгой разлуки, хотя знакомы были всего чуть больше трех месяцев и после первой их встречи они отнюдь не испытывали друг к другу дружеского расположения. И совместная работа в лагере спецгруппы «Москит» была не такой уж долговременной, чтобы успеть сильно подружиться и разлука их была недолгой, но что-то этих двух людей сближало. Чем-то нравился Роуч Бредли, но чем именно, тот понять не мог, хотя пытался это сделать еще там, на базе, в Эверглейдс.
Роуч рассказал, как он проводил группу, как сложились его дела после возвращения в Вашингтон. Рассказал он и о том, как странно простился с ним капитан Тирадо.
— Стэн, перед самым вылетом, на аэродроме, Тирадо попросил меня передать тебе эту штуку. — Роуч достал портсигар, выложил оттуда сигареты и положил его перед Бредли на столик. Тот узнал этот портсигар, вспомнил, как не так уж давно восхищался им там, в джунглях. — Сказал: на память.
Бредли долго смотрел на золотую корону, украшенную бриллиантовым глазком, затем глухо спросил:
— А что стало с группой? Тебе что-нибудь известно?
— Нет. Известно лишь то, что самолет исчез с экранов радаров над Мексиканским заливом. Никаких сигналов с его борта не поступало. Это все, — пожал он плечами. — По данным нашей разведки — а мы попытались разобраться в этом деле — в то время, когда исчез «Геркулес», в том квадрате никаких самолетов Кастро не было. Что там произошло на самом деле, никто не знает и… боюсь, что этого никто никогда уже не узнает.
— А сам ты, что думаешь по этому поводу? — спросил Бредли.
— Позволь мне не отвечать тебе на этот вопрос.
Бредли ничего не сказал, он-то догадывался, что там могло произойти. «Я подготовил убийц. Хорошо подготовил. Они не должны добраться до моей родины. Там сейчас только налаживается жизнь…» — вспомнил он слова капитана Тирадо.
Они выпили молча, не чокаясь.
— Ну а теперь рассказывай о здешних делах. — Бредли взял привычный тон: деловой и чуть-чуть начальственно-требовательный. — Все рассказывай, со всеми подробностями: с фамилиями, адресами и датами. Все.
— Зачем тебе это? Не ввязывайся, Стэн. Эти… с позволения сказать, контрреволюционеры провалили дело в заливе, провалят они его и здесь. О каком патриотизме может идти речь? Здесь им и не пахнет. У них на уме — деньги и раздел несуществующей у них власти… Они крайне подозрительны, никому не доверяют, в каждом видят предателя или провокатора. По крайней мере у тех, с кем я имел контакт, дело обстоит именно так. Не ввязывайся. Ты, насколько мне известно, прямой ответственности не несешь, находишься здесь как координатор, а я обо всем этом в Вашингтон уже сообщил; там не очень-то этому обрадовались.
Бредли досадливо поморщился:
— Ты поторопился, Дональд. Мы с тобой находимся здесь как раз для того, чтобы на этот раз они не провалили дело. И их подозрительность понять и объяснить можно; контрразведка Кастро хватает всех по малейшему подозрению, что же ты хочешь… А патриотизм? Плевать мне на их патриотизм; в успехе этой операции заинтересовано наше с тобой правительство; здесь затронуты национальные интересы Соединенных Штатов…
— Мне что, нужно встать и пропеть гимн? — перебил Роуч.
— Не надо вставать, — сказал после небольшой паузы Бредли со вздохом, мол, жаль, что ты меня не понял. — Давай информацию.
— Ну что ж… Я имел контакт с неким Мигелем Идьигосом. Это руководитель среднего звена, но именно ему отведена первая скрипка в операции.
— Что конкретно ему поручено?
— А все. И подготовка и само проведение. Это он должен подобрать — если уже не подобрал — основного стрелка, главного исполнителя так сказать.
— С кем он контактирует; кто за ним стоит?
— Есть такая организация: «Кандела»…
По мере того как Бредли узнавал все новые и новые факты он все больше и больше поражался масштабам готовящейся акции. Теперь он уже окончательно уверовал в то, что ему просто необходимо проникнуть в эту подпольную организацию или по крайней мере подойти к ней вплотную.
— Ясно. Дальше…
— Да, собственно, все, — закончил Роуч. — Все что знал, я тебе рассказал.
— Нет не все. Ты не сказал мне адреса и дату проведения операции.
— Дата проведения — двадцать шестое июля, а адреса… Ты что, собрался сходить туда в гости? Ну попробуй, оттуда ты уже не выйдешь. Они тебя просто убьют. Я же тебе говорю: они боятся собственной тени.
