P.S.
По возвращении домой я решил уйти из своего ведомства».
Бредли, сдерживая порыв, спокойно вышел из отеля и остановил такси:
— Отель «Насьональ».
«Значит, тот анонимный звонок, о котором говорил Павел, был от него…» — понял Бредли. Он сидел на заднем сиденье и невидящим взглядом смотрел в окошко. Время для него сейчас не просто текло медленно, оно остановилось.
Накануне, после встречи с Роучем, Бредли вторично — как они и договаривались — встретился с Мясниковым. Когда он пришел, тот уже ждал его двенадцать минут; для журналистов такая нестыковка во времени вполне допустима.
Бредли передал полученную от Роуча информацию, которая касалась кубинской темы.
— Завтра я попытаюсь войти в контакт с этим Идьигосом, — открыл Мясникову свои намерения Бредли. — Хочу нанести визит на Агира, семнадцать. Иного пути подобраться к ним я не вижу.
— Может быть, не стоит туда соваться? Кубинские коллеги возьмут всех, кто будет по этому адресу, а разговорить их они сумеют. Зачем вам так рисковать?
— А если кого-то упустят? Или не сумеют разговорить до конца? Да и риск мой здесь минимальный; я ведь пойду туда как человек Вашингтона и не один, а с эмиссаром разведки. Есть такой, не удивляйтесь… Я встречался с ним только что. Хороший мужик, между прочим. Нет, риска здесь почти никакого нет, мне надо идти, со мной они будут откровеннее. Я сообщу вам, когда нужно будет подключиться кубинским друзьям, пусть будут наготове.
Они обсудили еще некоторые детали взаимодействия, затем Мясников рассказал, как проходит подготовка операции по аресту руководителей «Канделы» и что делается по обеспечению безопасности Фиделя Кастро и Юрия Гагарина.
Уже в конце встречи Бредли сказал:
— И вот еще что… Для ликвидации Фиделя Кастро готовилось спецподразделение «Москит». Командиром этого спецподразделения был некто капитан Армандо Тирадо. Так вот, этот капитан Тирадо был сотрудником кубинской разведки; это он уничтожил группу. Самолет, на котором они летели, исчез над Мексиканским заливом. Думаю, Тирадо взорвал его. Он был твердо намерен не допустить десантирования «москитов» на остров. Передайте это кубинским товарищам, они должны знать. И еще… — Бредли достал портсигар и положил его перед Мясниковым. — Этот портсигар был талисманом Тирадо, капитан говорил мне, что он приносит ему удачу. Перед вылетом, через одного нашего общего знакомого, Тирадо передал портсигар мне… Сказал: на память. Я его и так не забуду, а это, — Бредли кивнул на желтый прямоугольник, — должно принадлежать его родным. Он мне говорил, у него была сестра, пусть передадут ей. Пусть этот талисман теперь приносит удачу ей.
— …Месье Фишер у себя? — весело спросил Бредли портье, войдя в «Насьональ». — Или уже куда-то улетел, бестия? Публициста, как и журналиста, ноги кормят.
— У себя. Сегодня он еще никуда не уходил.
Напевая веселый мотивчик, Бредли взбежал по лестнице и постучал в номер Роуча. Дверь приоткрылась.
— Месье Фишер… — громко позвал Бредли, войдя в маленькую прихожую. — Можно к вам?
Ответа не последовало. Бредли выглянул в коридор, убедился в том, что он был пуст, потом закрыл дверь и вошел в комнату. Роуч сидел в кресле без движения, уронив голову на грудь. Бредли, замерев, с полминуты смотрел на него, затем подошел и приложил два пальца к сонной артерии, хотя и без этого он видел, что Роуч мертв по меньшей мере уже часов десять.
Бредли прогулочным шагом отошел от «Насьоналя» на два квартала; хвоста не было. Он зашел в кабинку телефона-автомата и набрал номер, который дал ему Мясников; тот ответил сам.
— Мероприятия по тому адресу, о котором мы вчера говорили, необходимо начать через полтора часа, — не представляясь, сказал Бредли и, дождавшись подтверждения, повесил трубку.
«Все, пошел отсчет, вот только как он закончится… Чего я дергаюсь? В конце концов я у друзей, рядом товарищи, помогут в любую минуту. Да… Помогут… Если успеют. — Бредли шел по людному тротуару, не замечая прохожих. Перед глазами продолжала стоять картина, которую он видел только что: мертвый Роуч, странгуляционная полоса на шее… и гнетущая тишина в номере. — Этот урод его просто удавил. Зря вы это сделали, ребята, теперь очередь за мной. Теперь мой ход».
— Агира, пятнадцать, — назвал Бредли адрес водителю такси. Он намеренно не стал подъезжать к нужному ему дому; необходимо было оглядеться.
Дверь открыл мулат; невысокого роста, крепкого телосложения.
— Вы к кому?
— Передайте Идьигосу, у меня для него есть очень важная информация. Для него — очень важная…
— Вы ошиблись, здесь такого нет. — Мулат хотел закрыть дверь, но Бредли чуть придержал ее.
— Значит, я ошибся адресом. Очень жаль. Да, кстати… пусть тот, которого здесь нет, остерегается одного из своих друзей, которому он доверяет. Это так, на всякий случай…
Бредли отпустил дверь и направился к выходу из подъезда.
«Как далеко он даст мне уйти; на пятьдесят метров, сто?..»
Расчет Бредли не оправдался лишь в том, что ему не дали уйти ни на пятьдесят, ни тем более на сто метров. Мулат окликнул его сразу.
— Эй, приятель, зачем же так торопиться?
Бредли обернулся и увидел наведенный на себя пистолет. Мулат стоял на лестничной площадке и не сводил с него пронизывающего взгляда.
— Зайдите на минутку, — кивнул он на распахнутую дверь.
В комнате, куда мулат ввел Бредли, находился еще один человек. Его Бредли увидел не сразу, сначала он почувствовал легкое движение у себя за спиной, затем слабый, но требовательный толчок. Бредли поднял руки; его обыскали быстро, однако тщательно. Только после этого этот второй вышел из-за спины Бредли и встал в шаге от него чуть с боку. Это был негр-гигант под два метра, даже широкая рубашка навыпуск не могла скрыть развитую мускулатуру.
«Хорошо встал, идеально для удара с правой, а удар этого малыша если не убьет, то отключит надолго. И линию огня не перекрыл, — оценил про себя профессионализм негра Бредли. — Молодец…»
— Ну так что вы мне хотели сказать? — спросил мулат. Он устроился в кресле, пистолет не убрал, положил руку на подлокотник, правда, ствол отвел в сторону.
«Вот где моя ошибка, — осознал Бредли промах. — Я не спросил у Роуча описания этого Идьигоса. Черт…»
— Не вам. — Бредли небрежно чуть отстранил негра в сторону. Тот, посторонившись, удивленно посмотрел на мулата, прошел, сел на диван и закинул ногу на ногу.
— Двери открывают либо швейцары, либо привратники, а не хозяева. Затягивая время, вы берете на себя ответственность, которая может стоить вам жизни. И ему тоже, — кивнул Бредли на негра.
Это уточнение негру явно не понравилось; он глянул на мулата уже не удивленно, а скорей растерянно. Метис тоже не нашелся, что ему сказать.
— Пропусти его, Рамо.
У портьеры, скрывающей дверь в соседнюю комнату, стоял мужчина больше походивший на европейца, чем на латиноамериканца. Единственное, что выдавало в нем кубинца, — это цвет кожи.
— Ромарио не привратник и не швейцар, — с улыбкой заметил кубинец, обращаясь к Бредли. — Он мой друг и соратник.
Вторая комната была несколько меньше первой и напоминала скорее кабинет: письменный стол, заваленный бумагами, огромный сейф, стеллаж с книгами, среди которых, как успел заметить Бредли, было собрание сочинений Ленина на русском языке. Но пара мягких кресел здесь все же присутствовала. В одно из них кубинец сел, на второе кивнул:
— Проходите, присаживайтесь. И представьтесь, пожалуйста…
Бредли не прошел и в кресло не сел; он проверил, плотно ли закрыта дверь и только после этого, повернувшись, сказал:
— Некогда рассиживаться. Через двадцать минут… максимум через полчаса здесь будет кубинская контрразведка.
* * *
Утро выдалось прекрасным: с побережья тянул слабый прохладный ветерок, солнечно; безмятежность прямо висела в воздухе. Все было под стать прекрасному настроению Хорхе Кастиенте. Однако причиной такого его настроения была не только погода. Прошедшей ночью за ликвидацию американца он получил от Идьигоса обещанную сумму; через четыре часа в Мексику отходило маленькое суденышко, капитану которого было уже уплачено; необходимые документы — причем настоящие — в том числе и новый паспорт были уже давно приготовлены. Осталось дождаться минуты отплытия и покинуть этот ненавистный ему остров с его переворотами, революциями, с новым режимом Кастро, снюхавшегося с коммунистами, с его вездесущей контрразведкой, которая рано или поздно доберется-таки до всех; не убережешься. Отплыть и исчезнуть. А здесь пусть воюют другие… те, кому нечего было терять, кто еще хотел здесь чего-то добиться и на что-то еще надеялся. Хорхе Кастиенте здесь больше делать нечего; ему с ними не по пути; у него своя дорога в этом мире. В этом он был убежден непреклонно.
