Подделки людей Шанталь Тесье были дешевле и выше качеством, к тому же и изготовлялись быстрее. В последнее время организация предлагала одну новинку всем интересующимся красным испанцам, в свое время вынужденным бежать от Франко и испытывавшим тоску по родине. Вместе с поддельными испанскими паспортами этим людям поставляли и дипломы с изъявлением благодарности, признательности, а также подтверждающие награды, которыми государство Франко отмечало их заслуги перед фалангистами. Это был абсолютный хит продаж лета 1942 года.
— Господа, — продолжал Дант Вильфор свое производственное совещание. — Одна Шанталь Тесье была сущим наказанием. Она все время оставляла нас с носом. Из-за нее мы несли сплошные убытки. А теперь еще и это дерьмо Пьер, или как он там называется, это уж слишком!
Одобрительный невнятный говор.
— Я вот что скажу: с Шанталь мы скоро разделаемся. За ней тоже много чего водится! Слышал, она любит парня. Что могло бы выбить ее из седла?
— Прикончить ее красавчика, — крикнул один.
— Ты рассуждаешь как законченный идиот, — рассвирепел Вильфор. — Убрать, прикончить. Это все, на что вы способны. Ну что же вы так? Для чего у нас связи с гестапо? Я выяснил, что одно из имен этого типа Юнебель. И некоего Юнебеля разыскивает гестапо. И можно будет заработать кучу денег, если мы… Продолжать?
Продолжение не требовалось.
Вечером 17 сентября 1942 года разыгралась сильная гроза. До этого Шанталь и Томас решили было сходить в кино. Но передумали и остались дома.
Они пили кальвадос, слушали пластинки, и Шанталь была на удивление ласковой, сентиментальной и мягкой.
— Что ты со мной сделал… — шептала она. — Порой я сама себя не узнаю…
— Шанталь, нам нужно уехать отсюда, — сказал Томас. — Плохие новости. Немцы вот-вот оккупируют Марсель.
— Мы отправимся в Швейцарию, — согласилась она. — Денег там у нас достаточно. Устроим себе роскошную жизнь.
— Да, милая, — сказал он и поцеловал ее.
Затем со слезами на глазах она зашептала:
— Ах, дорогой… Я счастлива, как никогда. Это не может длиться вечно, ничто не вечно, но хотя бы еще какое-то время, хотя бы еще немного…
Потом Шанталь проголодалась, ей захотелось винограда.
— Магазины закрыты, — рассуждал Томас. — Но на вокзале я, возможно, еще раздобуду виноград…
Он встал и оделся. Она запротестовала:
— В такую погоду — ты с ума сошел…
— Нет, нет, ты получишь свой виноград. Ты любишь его, а я люблю тебя.
Слезы вдруг снова выступили у нее на глазах. Маленьким кулачком она ударила по коленке и выкрикнула:
— Проклятье, как это глупо! Я плачу, потому что так люблю тебя…
— Я сейчас вернусь, — сказал Томас и быстро вышел. Он ошибся.
Ибо через двадцать минут, после того как он покинул дом на улице Кавалера Роз, чтобы купить виноград, Томас Ливен, он же Жан Леблан, он же Пьер Юнебель оказался в руках гестапо.
19
«Странно, что я так привязался к Шанталь, — думал Томас. — Я уже не могу представить свою жизнь без нее. Ее эскапады, повадки хищницы, это желание полностью поработить мужчину — все это восхищает меня. Так же, как и ее мужество, ее чутье. И она не лжет. Или почти не лжет…»
Миновав безлюдную площадь Жюля Гэда, где асфальт блестел от дождя, Томас свернул в узкую улицу Бернара дю Буа. Здесь находился старомодный кинотеатр «Пенал», в который они с Шанталь частенько ходили.
Перед кинотеатром стоял черный «пежо», Томас не обратил на него внимания. Он шел дальше. За ним последовали две тени. Когда они поравнялись с черным «пежо», одна из них постучала в окошко автомобиля. В ответ на миг вспыхнули фары и снова потухли. С другого конца узкой, плохо освещенной улицы им навстречу двинулись две другие тени.
Томас не замечал их. Он не смотрел ни на тех, ни на других. Он был погружен в свои мысли… «Я должен спокойно поговорить с Шанталь. Мне известно из надежных источников: американские войска высадятся в Северной Африке еще в этом году. Нацисты несут все бо льшие потери от французского движения Сопротивления, развернувшегося на юге. Вне всяких сомнений, немцы оккупируют все еще не занятую часть Франции. Так что нам с Шанталь нужно перебираться в Швейцарию, и как можно быстрее. В Швейцарии нет нацистов, нет войны. Мы будем жить в мире…»
Приближались две тени, что шли спереди. И еще две, что позади. Завелся мотор черного «пежо». Не включая фар, автомобиль двинулся со скоростью пешехода. А Томас Ливен по-прежнему ничего не замечал.
Бедный Томас! Он был человеком интеллигентным, справедливым и приветливым, симпатичным и всегда готовым прийти на помощь. Но он не был ни Олдом Шеттерхэндом[12], ни Наполеоном, ни Матой Хари в мужском исполнении, ни суперменом. Он не был одним из тех героев, о которых читаешь в книгах, — никогда не испытывающих страха, вечно одерживающих победы, бесконечно геройствующих героев из героев. Он был всего лишь вечно гонимым, вечно преследуемым человеком, которого никак не оставляют в покое, все время вынужденным стараться из любого скверного положения выходить с наименьшими потерями — как, впрочем, стараемся и все мы.
И потому он не заметил опасности, в которой оказался. Он не подумал ни о чем плохом, когда перед ним вдруг выросли двое мужчин. На них были дождевики. Это были французы. Один из них произнес:
— Добрый вечер, мсье. Не скажете, который час?
— Охотно, — ответил Томас. В одной руке он держал зонтик. Другой рукой достал свои любимые часы с боем из жилетного кармашка. Открыл крышку. В этот момент приблизились две тени, которые брели позади него.
— Сейчас ровно восемь часов и… — начал было Томас. В ответ последовал страшный удар в затылок.
Зонтик отлетел в сторону. Часы, которые, по счастью, висели на цепочке, выпали у него из рук. Со стоном он опустился на колени. Открыл рот, чтобы закричать. Перед его лицом взметнулась чья-то рука с огромным комом ваты. Вата залепила ему лицо. Едва он ощутил отвратительный сладковатый запах, как его затошнило. Все это было ему знакомо, нечто подобное он уже пережил в Лиссабоне. Тогда все обошлось. И в то время как сам он уже поплыл, его внутренний голос мгновенно подсказал: на этот раз не обойдется…
Затем он потерял сознание, и у его похитителей не оставалось более никаких трудностей, кроме чисто технических: запихнуть его на заднее сиденье «пежо». Проблема не сложнее, чем для грузчиков мебели.
20
— Бастиан, эй, Бастиан, просыпайся наконец ленивая тварь! — кричал толстяк Маслина, хозяин ресторана «У папы», места посиделок нелегальных торговцев, за стеной которого жил верзила Бастиан Фабр.
Самый преданный соратник Шанталь со стоном разлепил глаза и перевалился на спину. Потом схватился за голову и прокряхтел:
— Ты что, спятил! Что это тебе вздумалось будить меня?
За несколько часов до этого он соревновался с хромым Франсуа, кто кого перепьет. И теперь, разбуженный среди ночи, он стонал:
— Я еще пьян. Мне так паршиво…
Маслина снова затряс его.
— С тобой хочет говорить Шанталь, по телефону, срочно! Пропал твой друг Пьер!
Через мгновение Бастиан был трезв как стеклышко. Он вскочил с постели. В красной домашней куртке — Бастиан носил только верхнюю часть пижамы — он ринулся в соседнюю комнату, влез в халат и шлепанцы. Затем поковылял в заведение Маслины, которое в этот поздний час было уже закрыто и огни погашены. Стулья составлены на столы. В телефонной будке висела трубка. Бастиан прижал ее к уху: «Шанталь…»
От ее голоса, полного страха и отчаяния, у него защемило сердце.
Еще ни разу на его памяти она не впадала в такую панику:
— Бастиан, — слава тебе господи — я — я больше не вынесу… Уже час я мечусь по всему городу… Совершенно без сил… О боже, Бастиан, пропал Пьер!
Бастиан смахнул пот со лба. Подошедшему Маслине он сказал:
— Принеси мне коньяк и свари кофе по-турецки… — затем в трубку: — Не торопись, рассказывай по порядку, Шанталь. Тебе нужно успокоиться…
Шанталь рассказала, что случилось. Было уже два часа ночи. Пьер покинул ее около восьми, пошел купить винограда.
Шанталь заплакала. Ее голос дрожал и срывался:
— Я была на вокзале. Во всех забегаловках. В порту. Я была — я была, ну, в этих домах… Подумала, может, он встретил кого-то из вас — и пустился в загул, как это иногда случается с мужчинами…
— Ты где сейчас?
— В «Брюлёр де Лу».
— Оставайся на месте. Я разбужу Копыто и остальных. Всех. Через полчаса мы у тебя.
Ее голос, тихий и слабый, с таким трудом пробивался к нему, словно шел с Луны:
— Бастиан, если — если с ним что-то случилось, я больше жить не захочу…
В эту ночь пятнадцать опытных бандитов прочесали город Марсель. Не было ни одного бара, куда бы они не заглянули, ни одной гостиницы, ни одной забегаловки, ни одного борделя. Они искали и искали, но не нашли никаких следов Пьера Юнебеля, своего друга и товарища. Забрезжил новый серый день. В восемь часов банда на время прекратила поиски пропавшего, Бастиан доставил Шанталь домой. Она безучастно позволила увести себя. Но, очутившись в своей квартире, она впала в страшную истерику. Даже такой крепкий мужчина, как Бастиан, не видел никакой иной возможности усмирить ее, кроме как тяжелым ударом кулака отправить в нокаут. Потом бросился к телефону и позвонил доктору Булю. Маленький стоматолог и специалист по изготовлению фальшивых золотых слитков прибыл незамедлительно. Когда он появился, Шанталь уже пришла в себя. Она лежала на кровати, ее зубы выбивали дробь, ноги тряслись. Доктор Буль сразу же распознал, что с ней. Он вколол ей снотворное. Когда он вытаскивал иглу, она сквозь слезы шепнула:
