— Полагаю, вскрытие писем тоже их работа.
— Несомненно. Они проверяют и Беллинетти. Такие у них методы.
Я умолк, мысленно пытаясь расставить все по местам. Вагас, Фернинг, Беллинетти. Фернинг, с его маленькими, беспокойными глазками и обиженным ртом, был рожден, чтобы стать жертвой. Результат: убийство. Фернинг был ягненком. Вагас и Беллинетти — волками из разных стай. Но где тут место для Залесхоффа? Он совсем не похож на ягненка. Впрочем, какая разница? Я не собираюсь повторять ошибку Фернинга. Чем меньше знать, тем лучше. Не задавай вопросов…
Я поднял взгляд на Залесхоффа.
— Спасибо, что вы все мне рассказали и предупредили об опасностях большого города. Но дело в том, что ваши предупреждения излишни. Я уже ответил Вагасу, что отклоняю его заманчивое предложение.
— Хотите сказать, — медленно произнес американец, — что он позволил вам отказаться?
Я рассмеялся. Меня переполняла уверенность.
— Не совсем. Он ждет, что я ему позвоню и сообщу о своем решении. Но я уже все решил — еще до того, как встретился с вами.
— Очевидно, Вагас не знает, что смерть Фернинга не была случайной. Иначе он организовал бы тайную встречу. Или вообще решил бы, что контакты с вами — пустая трата времени.
— А мадам Вагас? В смерти Фернинга она явно винит своего мужа. Но как?..
— Именно! — мрачно воскликнул Залесхофф. — Вот почему эта записка меня немного насторожила. Мадам Вагас знает больше, чем следует.
— В любом случае, — небрежно заметил я, — это не моя забота. Я уже принял решение, и то, что вы мне сообщили, лишь укрепило его.
Залесхофф задумчиво посмотрел на меня и погладил подбородок.
— Кажется, вы не совсем понимаете, Марлоу, — медленно произнес он.
— Что именно не понимаю?
Он вздохнул.
— Мотивы, по которым я поделился с вами информацией.
— И каковы же они?
— У меня тоже есть для вас предложение.
— Тогда выкладывайте. — Я рассмеялся. — Вряд ли оно хуже, чем предложение Вагаса.
Залесхофф смущенно кашлянул. Я впервые заметил признаки неуверенности на его лице.
— Дело в том… — начал он и умолк.
— Ну?
— Я хочу, чтобы вы позвонили генералу Вагасу и сказали, что в конце концов решили принять его предложение.
— Думаю, вам нужно еще выпить, — прибавил он.
И тогда я начал смеяться. Хозяева смотрели на меня в недоуменном молчании.
— Мой дорогой Залесхофф, — наконец выговорил я, — что за идиотские шутки?
Я хотел его разозлить, и у меня получилось. Он покраснел.
— Это не шутка, Марлоу.
— Неужели? — Теперь я перестал смеяться и дал волю своему гневу. — Если это не шутка, тогда что, черт возьми?
Он явно пытался успокоиться.
— Если вы позволите мне объяснить…
— Объяснить! Объяснить! — Я повысил голос. — Вы только и делаете, что объясняете. Теперь пришла моя очередь для объяснений. Я инженер, и я приехал в Милан с конкретной целью. Я намерен исполнять свои обязанности. Меня не интересуют предложения, не служащие интересам моей компании. Разве не понятно? Тогда я вынужден поблагодарить вас за приятный ужин и откланяться.
Залесхофф молча слушал меня; его лицо было мрачнее тучи. Когда я закончил, он набрал полную грудь воздуха и открыл рот, собираясь что-то сказать. Но сестра его опередила.
— Подожди, Андреас. — Девушка повернулась ко мне. — Господин Марлоу, — холодно произнесла она, — кто-то однажды сказал, что самый ненавистный народ на земле — это англичане. Я начинаю понимать, что имелось в виду. Из всех тупых, высокомерных, ограниченных, самодовольных, упрямых…
— Тамара!
Она вспыхнула.
— Помолчи, Андреас. Я еще не закончила. Вы, господин Марлоу, приехали сюда, ничего не зная, кроме своей инженерной профессии. Это я могу понять. Но у меня в голове не укладывается, что вы отказываетесь слушать, когда кто-то хочет проинформировать вас о том, что происходит за пределами вашего ограниченного мира. Неужели в вас нет даже искорки обычного любопытства?
Я встал.
— Полагаю, мне лучше уйти.
Тамара обошла меня и встала спиной к двери.
— Нет-нет, не уходите; вы должны выслушать моего брата.
— Пусть идет, Тамара, — тихо сказал Залесхофф. — Не важно. Обойдемся без него.
Я замер в нерешительности. Чувствовал, что выгляжу глупо, и немного стыдился этого. Ведь я действительно отказывался слушать. Кроме того, последняя фраза Залесхоффа задела меня за живое. «Обойдемся без него». Так обычно говорят детям, когда пытаются заставить их делать то, что им не нравится. Тем не менее эти слова на меня почему-то подействовали. Потом я задавал себе вопрос, не на это ли рассчитывал Залесхофф. У него был особенный, изощренный ум. Он умел пользоваться обычными эмоциями так, что они вызывали растерянность. Невозможно было определить, является ли его поведение сознательным, и если да, то хочет ли он что-то подчеркнуть или, наоборот, скрыть. Как бы то ни было, я признался себе, что действительно веду себя как ребенок и что лучше всего мне исполнить свое намерение — уйти. Но не двинулся с места.
Девушка отошла от двери.
— Ну, господин Марлоу? — с вызовом спросила она.
Я снова сел, вздохнул и пожал плечами:
— Не знаю, к чему все это, но я бы не отказался выпить, если ваше предложение еще в силе.
— Конечно. — Залесхофф встал и молча налил две порции.
Девушка подошла ко мне.
— Простите, — смущенно пробормотала она. — Я была груба. Наверное, вы считаете нас очень странными хозяевами.
Я лишь улыбнулся в ответ:
— Все в порядке. Боюсь, у меня самого плохой характер.
Залесхофф протянул мне стакан.
— Удивительно, что какой-нибудь добрый человек ее еще не пристрелил.
— Наверное, потому, — спокойно возразила Тамара, — что добрые люди не носят оружия. Но почему вы в меня чем-нибудь не швырнули, господин Марлоу?
— Потому, — язвительно ответил ей брат, — что под рукой не оказалось ничего подходящего. А теперь, Тамара, ради Бога, займись своим шитьем. Вы женаты, Марлоу?
— Нет. Помолвлен. Она в Англии.
Брови Залесхоффа поползли вверх.
— Не хотелось бы проявлять излишнее любопытство, но, по-моему, должна существовать какая-то причина, почему вы согласились приехать в Италию.
— Я стал жертвой процесса, который вежливо называют промышленным спадом. Не мог найти в Англии достойную работу. Сбережения подходили к концу. Отчаявшись, я в один прекрасный день принял предложение фирмы «Спартак».
— Понятно. В таком случае вы не будете возражать против двух тысяч лир в месяц от Вагаса, если я назову вескую причину, чтобы их принять?
Я колебался.
— Честно говоря, Залесхофф, вряд ли такая причина существует. В данный момент я повторяю себе, что глупо сидеть тут и слушать вас вместо того, чтобы отправиться спать, компенсировав недостаток сна прошлой ночью. Но мне любопытно. Я не могу поверить, что вы настолько глупы и потратили целый час, вызывая у меня глубокое отвращение к предложению Вагаса, если хотите, чтобы я принял его.
— Я не вызывал у вас отвращение. Просто сообщал факты.
— Для меня разница очевидна. Знаете, я еще не совсем сошел с ума. Думаете, мне хочется разделить судьбу бедняги Фернинга?
— И в мыслях не было. Однако вам вовсе не обязательно разделять его судьбу.
— У вас припасены кое-какие козыри?
— Нет. Просто хочу обрисовать ситуацию.
— Давайте.
— Вы читаете газеты?
— В настоящее время стараюсь как можно меньше. А что?
— Вы слышали о такой безделице, как ось Берлин — Рим?
— Разумеется.
— А не смотрели на карте, что это означает?
— Как-то не приходило в голову.
— Зря. Это интересно. Прочный стратегический союз от Фризских островов на севере до большого пальца итальянского сапога на юге. И этот сапог только и ждет, чтобы пнуть Великобританию в зад. Цель — проглотить то, что останется. Ось Берлин — Рим — наиболее эффективный принцип силовой европейской политики из всех, которые когда-либо существовали. Он развязывает руки Италии и Германии в Испании, дискредитирует идею Лиги Наций, а также лишает Францию союзников по «маленькой Антанте». Остальная Европа так сильно испугалась, что теперь дрожит не переставая. Встревожились даже Соединенные Штаты. Мир начинает медленно поворачиваться вокруг оси Берлин — Рим, напряжение нарастает. Что-то должно сломаться, и в скором времени оно сломается — если не ось Берлин — Рим, то мы с вами. Политики из так называемых демократических стран, Франции и Англии, пытаются создать собственную ось, более сильную, однако у них, похоже, ничего не выходит. Обстановка меняется слишком быстро. Попытка подкупить Италию провалилась, а атаковать они не решаются, боясь себе навредить. Они потеряли опору под ногами, они так же разрозненны, как мои метафоры, они в растерянности и в недоумении. А тем временем мы постепенно сползаем к войне. Четыре всадника Апокалипсиса уже собрались в дорогу; и знаете, Марлоу, если эти парни снова прокатятся по Европе, можете попрощаться со своими мечтами. После следующей войны мир станет безопасен для всех, кроме людей. Правительство сформирует президент Тиф, а во главе конгресса станут разжиревшие от трупов крысы.
