30
Сондерсен говорил:
— Один из наших людей ранил монахиню в правое бедро. На коротком пути от церкви до машины она потеряла много крови. Наверняка потеряла потом еще больше. Оповещены все больницы и врачи Берлина, все переходы в секторах, станция метро «Зоо», пограничная с Восточным Берлином, аэропорты. Но для особ, подобных ей, найдутся врачи, которые сделают ей операцию и переливание крови, никого об этом не оповещая. Из Берлина она на первых порах не уедет. Поостережется. Хитрости ей наверняка не занимать. Останется здесь и затаится. — Он сидел в холле номера Вестена, а бывший министр, Барски и Норма — напротив него. На столике рядом с Сондерсеном — включенный полицейский переговорный аппарат. Из него то и дело доносились приглушенные голоса. Они вызывали друг друга, сообщали, где в данный момент находятся. Поиски преступницы продолжались.
— Ума не приложу — как мне быть с вами? — Сондерсен переводил взгляд с одного на другого.
— Если вы оставите нам эту охрану — нам хватит, — сказал Алвин Вестен.
Он успел переодеться. На улице жара, будто в разгар лета. А в номере прохладно.
— Нет, не хватит, — возразил Сондерсен. — Вы же хотите выйти?
— Да. Нам необходимо встретиться с одним нашим другом. В шесть вечера.
— Бросьте вы! — вспылил вдруг Сондерсен. — Неужели мне неизвестно, кто этот ваш друг, где живет и чем занимается?!
— Откуда известно? Ко мне приставили боннских телохранителей, а не ваших. И они не проболтаются.
— Вы попали в точку, — сказал Сондерсен. — И поэтому я внедрил к ним своего человека. Нет, не из-за недоверия! Мне просто необходимо знать как можно больше. Вашего друга зовут Ларс Беллман, ему сорок два года, он швед, по профессии конфликтолог. У него свой институт в Стокгольме. У нас — больше года. Пишет научный труд. Живет в доме одного из сотрудников шведского генерального консульства в Берлине. Адрес: Далем, Им-Дол, двести тридцать четыре. Сопровождал вас во время частных визитов в Вашингтон и Москву. Хотите услышать к кому?..
— Нет необходимости, — сказал Вестен. — Поздравляю!
— Благодарю. Почему бы вам не позвонить ему и не пригласить сюда?
— Он не приедет.
— Почему?
— А потому, что ему угрожает та же опасность, что и нам. Патовое положение, господин Сондерсен.
— Отнюдь. Могу вас успокоить, господин министр. После возвращения господина Беллмана в Берлин он под охраной моих людей. Я не гений, но и не идиот.
— Господи помилуй, кто об этом говорит? — покачал головой Вестен. — Зато я вижу, что логику вы недооцениваете.
— В каком смысле?
— Беллмана охраняют. Нас — тоже. Нас вы к нему не пускаете. А предлагаете, чтобы он приехал сюда. Вы никак цените его жизнь дешевле нашей?
Сондерсен взорвался:
— Кончен бал! Из отеля вы не выйдете!
— Я вовсе не намерен причинять вам неприятности, — сказал Вестен. — У вас их и без того вдоволь.
— С чего вы взяли?
Вестен посмотрел на Норму.
— Что? Что она вам сказала?
— А то… что у вас трудности, господин оберрат. О чем я догадывался с самого начала. Помните? Я спросил вас о специальных подразделениях еще во время нашей первой встречи. Вы ответили: их у нас нет, а если бы даже и были, вы бы, дескать, это от меня постарались скрыть. По-моему, я близок к тому, чтобы эти трудности устранить.
— Ни один человек не способен на это, — сказал Сондерсен. — В том числе и вы, господин министр.
— Как знать! — ответил Вестен.
Из динамика вновь послышались мужские голоса.
— Напали на след монахини? — спросил Барски.
Сондерсен покачал головой:
— У нее не менее могущественные хозяева и покровители, чем у этого доктора Джека Кронина, который исчез в Париже из «Еврогена». Я хочу еще раз поблагодарить вас за сотрудничество, фрау Десмонд.
— Вам удалось что-нибудь выяснить о нем? — спросила Норма.
— Да, — кивнул Сондерсен, — не все же друзья меня покинули! Сегодня утром мы наконец установили: настоящее имя Джека Кронина — Юджин Лоуренс. С семидесятого по семьдесят пятый год он работал в одном из правительственных научных центров в пустыне Невады.
— Что это за центр?
— Лаборатория по рекомбинации ДНК, — сказал Сондерсен. — У Кронина был второй паспорт на имя Лоуренса. Вот по этим документам он и улетел сразу после пресс-конференции в госпитале имени де Голля в Рим. И там его следы теряются.
— А второй человек? Этот Хорст Лангфрост? Я ведь передала вам его фотографию, — сказала Норма.
— К сожалению, она не помогла, — ответил Сондерсен.
— И на сегодняшний день вы не знаете ни кто он такой, ни на кого работает?
— Не имею ни малейшего представления. Кстати: пока не пишите, что мы знаем, кто такой Лоуренс. Наоборот! Намекните, будто мы на сей счет теряемся в догадках.
— Хорошо, — кивнула Норма. — Я тем временем успела передать в редакцию репортаж о происшествии в церкви. Проявила пленку и отправила ее в Гамбург. Вы не против, а?
— Сообщение уже прошло по радио. А телевидение дает спецвыпуск в «Мире в кадре». — Сондерсен повернулся к Вестену. — Поговорим о вас, господин министр. В данной ситуации вам ни в коем случае нельзя ехать к Ларсу Беллману. Не заставляйте меня прибегать к принудительным мерам.
— Господин Сондерсен, — начал Вестен. — Я все-таки поеду к Беллману. Вместе с фрау Десмонд и доктором Барски. Мы просто обязаны. Понимаете, мы обязаны наконец вмешаться!
— Обязаны? С какой стати, черт побери?
— Мой друг пастор Нимеллер сказал мне однажды: «Когда к власти пришли фашисты и начали хватать коммунистов, я не стал вмешиваться. Я не был коммунистом. Когда они вошли во вкус и начали хватать социал-демократов, я не стал вмешиваться. Какое мне дело до социалистов. Когда они стали хватать евреев, я по-прежнему не вмешивался. Я не еврей. А когда они пришли и схватили меня, не осталось никого, кто был бы способен вмешаться». Вот что рассказал мне однажды Нимеллер. Я этого никогда не забуду, и я собираюсь…
Зазвонил телефон. Вестен снял трубку.
— Да. Она здесь. Секундочку. — Он посмотрел на Норму. — Тебя!
— Кто?
— Узнаешь.
Измененный мужской голос с металлическими нотками, с некоторых пор ей отлично знакомый, проговорил:
— Здравствуйте, фрау Десмонд.
— Откуда вам известно…
— Нам все известно, фрау Десмонд. — Голос звучал ровно, без каких-либо модуляций, словно искусственный голос компьютера. — Вы у господина Вестена. Вместе с доктором Барски и криминальоберратом Сондерсеном. У вас сегодня встреча с другом господина Вестена. О встрече господин министр договорился заблаговременно. Однако теперь господин Сондерсен, очевидно, не желает выпускать вас из отеля — после того что произошло в церкви. Вполне понятно. И обоснованно. Человека, с которым вас и доктора Барски намерен познакомить господин Вестен, зовут Ларс Беллман. Он швед, сорока двух лет, у него свой институт в Стокгольме, однако он чуть больше года работает над какой-то темой в Берлине. Беллман — один из самых тонких конфликтологов в мире. Спросите господина Вестена, не ошибся ли я в чем?
Мужчины подошли поближе к Норме.
— С кем вы говорите? — спросил Сондерсен.
— Человек с искаженным голосом, который уже дважды звонил мне, — ответила Норма.
— Чего он хочет? — спросил Вестен.
— Чтобы я спросила тебя, действительно ли Ларс Беллман — один из самых тонких конфликтологов в мире.
— Постарайтесь затянуть разговор как можно дольше, — прошептал Сондерсен. — Я попытаюсь определить, откуда этот тип говорит, — и побежал к аппарату в спальне.
Норма проговорила в трубку:
— Хотите, господин Вестен вам сам скажет?
— Нет, не хочу, — послышались металлические нотки искаженного мужского голоса. — Мне так или иначе предстоит с ним побеседовать. Но лишь после разговора с вами. И господину Сондерсену я тоже скажу пару слов. Ведь это он посоветовал вам затянуть разговор со мной подольше, чтобы он разнюхал, откуда я говорю? Скажите ему: он никогда не узнает. Все, что ему следует знать, он услышит сейчас от меня.
