Раз уж речь зашла об обороте, я бы хотел напомнить о нашем разговоре в Вулвергемптоне относительно расширения производства. С удовольствием сообщаю, что после вашего отъезда этот план был успешно осуществлен, и вскоре начнется выпуск продукции. Теперь главное — загрузка новых мощностей. Я хочу, чтобы вы предприняли максимум усилий для заключения новых контрактов. Мне известно, что наши немецкие конкуренты с успехом ведут дела в Италии, и, значит, здесь есть над чем поработать. В этой связи я предлагаю вам свободно распоряжаться «ассигнованиями». В чужой монастырь со своим уставом не ходят. Компания «Спартак» известна своей щедростью, и я рассчитываю, что вы поддержите нашу репутацию. С интересом буду ждать от вас новостей.
Дальше шли поклоны, наилучшие пожелания и размашистая подпись.
Сперва накатило раздражение. Откуда, черт побери, возьмутся новые контракты? У меня еще не было времени подтвердить старые. Потом я вспомнил кое-что любопытное. Инструктировавший меня Фитч с мрачным юмором называл эту статью расходов «коррупционным фондом». Господин Пелчер использовал термин «ассигнования». Как и Вагас. Вероятно, об этом генералу рассказал Фернинг. Возможно также, что успешная деятельность Фернинга в пользу компании «Спартак» имела какое-то отношение к Вагасу. Генерал сам на это намекал. В таком случае мои единоличные усилия не будут иметь эффекта. Закончится все тем, что я попаду в нелепое положение или буду вынужден объяснить господину Пелчеру, что Фернинг справлялся с работой только потому, что в дополнение к основной деятельности немного шпионил. Тот факт, что я никак не смогу доказать это абсурдное предположение, сделает его похожим на неуклюжую детскую отговорку. Легко представить, что скажет Пелчер: «De mortuis nil nisi bonum».[73]
Не давала покоя и еще одна мысль. То, что Вагас может дать, он может и отнять; если генерал способствовал тому, что Фернинг заключал выгодные контракты, то мое нежелание пойти ему навстречу приведет к снижению уже существующего оборота. Господину Пелчеру это совсем не понравится. Мне тоже. Даже если заключить новые контракты, которые компенсируют потери, комиссионные мне полагаются только в том случае, если оборот превышает первоначальную цифру.
Я пожал плечами. Нет смысла предаваться догадкам. Следует извлечь максимум из того, что есть, и постараться заключить новые контракты. Было бы здорово, с неожиданным оптимизмом подумал я, представить господину Пелчеру контракт на восемьсот тысяч лир. Утром нужно обязательно встретиться с коммендаторе.
Я разделся, лег в постель и закрыл глаза.
День выдался нелегкий — очередной, — и я с четверга не писал Клэр. Завтра обязательно напишу. Новостей много. Вот только можно ли доверить свои мысли письму? Наверное, нет. И все же…
Ноги начали согреваться. Тепло распространялось от ступней по всему телу. Что бы ни говорил Вагас об отеле «Париж», кровати тут удобные. Меня клонило в сон. Утром еще раз справлюсь о паспорте. Столько дел! Ось Берлин — Рим. Странную картину нарисовал Залесхофф. Мир вращается вокруг оси не сам; на него можно оказать воздействие, словно кулачковым толкателем. Интересно, люди когда-нибудь использовали эксцентричные сферы? Сомневаюсь. От них никакой пользы. А жаль. Наверное, сферическому кулачку можно найти применение — для передачи мощности с меньшими потерями. Вдруг у меня получится? Сферический кулачок Марлоу. Патенты в Европе и в Соединенных Штатах…
В голове вдруг всплыли две фразы, сказанные Залесхоффом. «Вагас работает не покладая рук». Я сдвинул подушку, чтобы она оказалась у меня под плечом. «Пока люди из ОВРА не в курсе, что вы поддерживаете с ним контакт, вам ничего не угрожает». Я принялся повторять эти фразы, стараясь попасть в ритм дыхания, пока не заснул.
Следующим утром по дороге в кабинет коммендаторе в департаменте боеприпасов я заглянул в консульство, чтобы проверить, нет ли новостей о моем паспорте.
Новостей не было. Я нисколько не удивился. Совершенно очевидно, консульство делает все возможное, чтобы уладить дело, но как реагировать на заявление полиции, что паспорт утерян? Не может же консул потребовать, чтобы ему разрешили лично обыскать полицейский участок. Меня еще раз заверили: если я пожелаю покинуть страну, мне выдадут документ, удостоверяющий личность, который позволяет пересекать границы. Я вежливо поблагодарил и продолжил свой путь. А что еще мне оставалось?
Из переполоха, который вызвала моя просьба о встрече, я сделал вывод, что коммендаторе — персона еще более влиятельная, чем намекал Вагас. Секретарь с сомнением поджал губы. Коммендаторе мне назначил? Нет? В таком случае это сложно. Лучше направить просьбу о встрече в письменном виде. Я настаивал. В конечном итоге, поняв, что я лично знаком с коммендаторе и что он ждет моего визита, хотя мы заранее и не договаривались, секретарь позволил мне заполнить бланк. Я указал свою фамилию, а в той строчке, где требовалось указать цель визита, поколебавшись, написал: «Предмет вашего разговора с генералом Вагасом». Я приготовился к долгому ожиданию, но через две минуты секретарь в военном мундире открыл высокие двойные двери и впустил меня в кабинет коммендаторе.
В кабинете с пушистым ковром и дорогим письменным столом коммендаторе Бернабо выглядел гораздо внушительнее, чем я ожидал. На нем был темный костюм с цветком в петлице. Он нахмурился, потрогал цветок и жестом указал на стул. Мы обменялись обычными любезностями. Затем Бернабо нетерпеливо подкрутил усы и перешел к делу:
— Чем могу быть полезен, синьор?
Я решил, что это уловка. Совершенно очевидно, он понял мое сообщение.
— Насколько мне известно, коммендаторе, генерал Вагас был чрезвычайно любезен и проинформировал вас, что моя компания может быть вам полезна.
— И?
— И поэтому я был бы очень рад возможности участвовать в тендере на необходимые вам станки. Вряд ли следует подробно останавливаться на репутации модели S2 компании «Спартак». Итальянское правительство уже продемонстрировало доверие к нашей продукции.
Он кивнул, однако ничего не сказал.
— Естественно, коммендаторе, я понимаю, что вы несете личную ответственность за наилучший выбор. — Я слегка подчеркнул слово «личную», желая придать разговору конфиденциальный характер. — Готов предоставить вам гарантии, коммендаторе, относительно качества оборудования компании «Спартак».
Он задумчиво подергал себя за усы. Затем на секунду встретился со мной взглядом.
— И когда эти гарантии могут быть предоставлены, синьор?
Явно лучше.
— После подписания контракта, коммендаторе.
— Не до? — Он вскинул брови.
— Можно организовать предварительную гарантию как свидетельство нашей уверенности в благополучном исходе. Генералом Вагасом была упомянута цифра два. Скажем, один процент наличными предварительно, а остальное…
Он вскинул руку:
— Я все понял, синьор. Не возражаю. Можете передать свое предложение. Всего хорошего. — Он встал и протянул мне руку.
— Благодарю, коммендаторе. Нельзя ли ознакомиться со спецификациями, чтобы мы определились с ценой?
Он выглядел озадаченным.
— Спецификациями, синьор? Не понимаю. Они были вручены генералу Вагасу для передачи вам. Разве вы их не получили?
Я покачал головой. До меня начало доходить.
— Вне всякого сомнения, генерал Вагас ознакомит вас с ними, синьор.
— Боюсь, я не скоро увижусь с генералом. Не может ли ваш секретарь, коммендаторе, сделать для меня еще одну копию?
— К сожалению, — вежливо ответил Бернабо, — документы уже недоступны. Рекомендую вам связаться с генералом. — Он снова сел. — А теперь, синьор, прошу меня извинить…
Я ушел. Ничего не поделаешь. Без одобрения Вагаса мне не позволят даже подать заявку.
К себе в офис я вернулся в отвратительном настроении. По дороге выяснилось, что за мной опять следит высокий мужчина, который накануне вечером сопровождал меня до отеля. Вид Беллинетти, в рабочее время сидящего с Серафиной в кафе на виа Сан-Джулио, только подлил масла в огонь.
Меня ждала телефонограмма. Один из станков, которые мы поставляли для завода в Кремоне, вышел из строя. Запасные части не подходят. Если я смогу найти время и приехать в Кремону, чтобы помочь их инженерам с ремонтом и дать рекомендации по настройке, они будут очень рады. Вопрос срочный.
Выругавшись от души, я попросил Умберто позвонить заказчику и сказать, чтобы меня ждали завтра. Затем сел за письменный стол, перед грудой бумаг. Если завтрашний день я проведу в Кремоне, сегодня придется работать допоздна.
Только в десятом часу, когда уже болели глаза и ныла спина, я выключил свет и запер дверь. На лестнице, как всегда, было темно, однако из-под двери агентства Сапони пробивалась узкая полоска света.
