Казалось, она опять не обратила внимания на его уверения или сочла их слишком поспешными.
– Фрэдди подозревает меня. Он ведь доверил бумаги мне, не рискуя держать их дома или в офисе. Дикки Роупер настраивает Фрэдди против меня.
– С какой стати?
– Роупер имеет непосредственное отношение к этим письмам. До сегодняшнего дня они предполагали сотрудничать. Я присутствовала при их переговорах на яхте. Роупер не очень-то был в восторге от лишнего свидетеля, но Фрэдди хотелось пустить ему пыль в глаза, и Дикки пришлось потерпеть.
Она ждала, что он скажет, но Джонатан промолчал.
– Фрэдди был у меня сегодня вечером. Он пришел позже чем обычно. Когда он в городе, то бывает у меня до обеда. Оберегая репутацию жены, он пользуется автомобильным лифтом, проводит у меня два часа и возвращается в лоно семьи. Может быть, это звучит высокопарно, но я горжусь, что не внесла разлада в его дом. Сегодня он пришел позже. Ему позвонили по телефону. Выяснилось, что Роупера предупредили.
– Предупредили? Кто?
– Хорошие друзья в Лондоне. – И добавила с горечью: – Хорошие для Роупера, естественно.
– Что ему сказали?
– Что о его готовящейся сделке с Фрэдди стало известно в правительственных кругах. Роупер не распространялся по телефону, сказал только, что он рассчитывал на его, Фрэдди, благоразумие. Его братья не были столь же деликатны. Фрэдди сначала не посвящал их в свои планы. Ему хотелось самоутвердиться в их глазах. Он зашел так далеко, что думал использовать их парк грузовиков для провоза товаров через Иорданию. Это особенно их возмутило. А Фрэдди, напуганный Роупером, признался им во всех грехах. Он впадает в бешенство при одной только мысли, что потеряет доверие своего ненаглядного Роупера. Так никому? – повторила она, все еще глядя в ночное небо. – Разумеется, никому. Мистер Пайн не имеет никакого понятия, как информация дошла до Лондона и как она попала к друзьям мистера Роупера. Сейф, документы... он понятия не имеет, о чем речь...
– Нет. Не имею. Простите.
До сих пор она не смотрела на него. Теперь наконец повернулась, и он увидел ее лицо. Оно было до неузнаваемости изуродовано кровоподтеками. Один глаз совершенно заплыл.
– Я прошу вас проехаться со мной в машине, мистер Пайн. От Фрэдди всего можно ожидать, когда его честь под угрозой.
* * *
Время стояло. Роупер все еще читал каталог «Сотби». Его лицо никто не разукрашивал. Бронзовые часы продолжали бить. Джонатан зачем-то сверил их со своими наручными часами и, почувствовав, что обрел способность двигаться, открыл дверцу и подвел большую стрелку. «Спасаться, бежать, – говорил он себе, – переждать, затаиться». Из невидимого радио звучал Моцарт в исполнении Альфреда Бренделя. Коркоран, как бы за кадром, все еще говорил по телефону, теперь уже по-итальянски, хотя и не так уверенно, как по-французски.
Но спастись Джонатану не удалось. По лесенке с резными перилами спускалась умопомрачительная девушка. Он не слышал, как она появилась, босая, в гостиничном халате, а когда услышал, едва смел поднять на нее глаза. Ее длинные ноги порозовели от воды, зачесанные назад, как у примерной школьницы, волосы, аккуратно лежали на плечах. Запах пены для ванн сменил запах гвоздик в День поминовения. У Джонатана почти помутилось в голове от желания.
– Если хотите снять усталость, рекомендую вам заглянуть в холодильник-бар, – предложил Джонатан, обращаясь к спине Роупера. – Водка из шести стран, виски, все отобрано лично господином Майстером. – Что он еще забыл? – Да, круглосуточное обслуживание в номере для вас и всех ваших, разумеется.
– Прекрасно, я как раз проголодалась, – напомнила о себе девушка.
Джонатан с невозмутимой улыбкой повернулся к ней.
– Заказывайте все, чего только пожелаете. Меню – это только как подсказка, они там обожают творить. – Он повернулся к Роуперу, в него будто дьявол вселился. – И новости на английском, если хочется посмотреть на войну в заливе. Зеленая кнопка, затем номер девять.
– Был там, видел своими глазами, спасибо. Что-нибудь понимаете в скульптуре?
– Не очень.
– Я тоже. Заказ примите на двоих. Привет, дорогая. Хорошо поплескалась?
– Чудесно.
Пройдя через всю комнату к низкому креслу, Джедс-Джед устроилась в нем и взяла меню, нацепив при этом на свой носик совершенно круглые, маленькие и, Джонатан дал бы голову на отсечение, абсолютно ненужные очки в золотой оправе. Софи сдвинула бы их на лоб. Музыка, лившаяся рекой, достигла устья и вливалась теперь в море широким потоком. Из невидимых квадрофонических динамиков объявили, что Фишер Дискау исполнит песни Шуберта. Мощное плечо Роупера сдвинулось по направлению к Джонатану. Как сквозь туман: Джед скрестила розовые ножки, непроизвольно натянув на коленки полу халата. Она все еще изучала меню. «Шлюха! – звучало в мозгу Джонатана, – Сучка! Ангелочек! Влип как мальчишка! Зачем? Почему?» Холеный палец Роупера указывал на иллюстрацию.
"Лот 236. Венера и Адонис. Мрамор. 70 дюймов без подставки. Венера любовно касается пальцами лица Адониса. Прижизненная копия со скульптуры Кановы [5]. Не подписана. Оригинал – в Женеве, Вилла ла Гранж. Приблизительная цена – 60 – 100 тысяч фунтов".
Пятидесятилетний Аполлон желает приобрести Венеру и Адониса.
– Что это за «рости»? – сказала Джед.
– Прошу прощения, «рести». Полагаю, вы это имеете в виду? – произнес Джонатан тоном разбирающегося в гастрономии человека. – Блюдо из картофеля. Швейцарская кухня. Деликатес. Что-то вроде жаркого, только из вареного мяса с картофелем, обжаренным в масле. Замечательно вкусно, особенно если вы проголодались. И его у нас великолепно готовят.
– Как они вам? – спросил Роупер. – Нравится? Или нет? Что за безразличие. Так не годится! Дорогая, закажи хаш, помнишь, пробовали в Майами. Ну скажите что-нибудь, мистер Пайн?
– Я полагаю, это очень зависит от того, где они будут стоять, – осторожно заметил Джонатан.
– В конце садовой дорожки. Беседка на вершине холма. Вид на море. Лицом на запад, так что вечерняя подсветка обеспечена.
– Лучшее место на земле, – сказала Джед. Почему ее голос так бесит его? Зачем она все время отрывается от меню?
– Солнце гарантировано? – спросил Джонатан с самой своей снисходительной улыбкой.
– Триста шестьдесят дней в году. – В голосе ее послышалась гордость.
– Говорите же, – настаивал Роупер. – Я не умею читать чужие мысли. Ваш приговор, Пайн?
– Боюсь, совсем не в моем вкусе, – сухо сказал Джонатан, не подумав.
Зачем он вообще это сказал? Джонатан и сам не знал. Он абсолютно не разбирался в статуях, никогда их не продавал, не покупал и помнил только разве что страшенного бронзового графа Хейга в кадетской школе, глядевшего в бинокль на Господа Бога. Он хотел лишь осадить Джед.
Ни один мускул не дрогнул на лице Роупера, но на какой-то миг Джонатану показалось, что он все-таки умеет читать чужие мысли.
– Ты смеешься надо мной, Джемайма? – спросил Роупер с обворожительной улыбкой.
Меню опускалось все ниже и ниже, пока, наконец, забавное чистенькое личико не выглянуло из-за его верхнего края.
– Почему я должна смеяться?
– Помнится, тебе они тоже не слишком понравились, когда я тебе их показывал в самолете.
Она положила меню на колени, обеими руками снимая бесполезные очки. Широкий рукав халата задрался, и Джонатану, к его величайшему ужасу, открылась ее великолепная грудь с торчащим соском, слегка подрагивающим в такт движениям руки. Верхнюю часть груди золотом заливал свет настольной лампы.
– Милый, – сказала она мягко. – Это абсолютная, полная, чистейшая чепуха. Я сказала только, что у нее слишком большая задница. Нравятся тебе большие задницы – покупай. Твои деньги – твоя задница.
Роупер улыбнулся, пошарил рукой и схватил за горлышко бутылку «Периньона». Он распечатал ее.
– Корки!
– Здесь, шеф!
