Через пять минут меня заметила «хозяйка» — крутобедрая блондинка. Она одарила меня широкой улыбкой слишком красных губ и сказала:
— Хочешь позабавиться?
— Не очень.
Я потянулся и выдвинул ей стул. Она огляделась по сторонам и села. Я подал знак официанту, и тот, не спрашивая, принес ей «Манхеттен».
— Это не чай, дружок. Ты платишь за хорошее виски, — заметила блондинка.
— Положено предупреждать?
— Все эти простофили слишком много читали о «хозяйках», пьющих исключительно холодный чай.
Не было смысла убивать время за праздной болтовней. Я прикончил выпивку заказал еще порцию и спросил:
— Где Мюррей?
Блондинка бросила на меня острый взгляд, посмотрела па часы и покачала головой.
— Он никогда не приходит раньше полуночи. Ты его друг?
— Не совсем. Мне нужно с ним повидаться.
— Обратись к Баки. Он замещает Мюррея, когда того нет.
— Вряд ли он мне поможет.
— Ты помнишь Нэнси Сэнфорд?
Блондинка опустила бокал и стала водить им по столу, оставляя влажные круги.
— Помню. Она мертва, ты знаешь?
— Да. Я хочу выяснить, где она жила.
— Зачем?
— Послушай, детка, я детектив. У нас есть основания считать, что Нэнси Сэнфорд была не той, за кого себя выдавала. Мы знаем о ней все. Но надо еще кое-что прояснить.
— Почему же ты пришел сюда?
— Нам известно, что она работала здесь.
В глазах блондинки появилась печаль.
— Она работала в доме...
— Он сгорел, — прервал я ее.
— Затем, мне кажется, переехала на квартиру. Я не знаю, куда, но...
— Ты проверили. Там Нэнси обреталась только самое последнее время. А где она жила раньше?
— Понятия не имею. Я потеряла ее след, когда она отсюда ушла. Боюсь, что помочь не могу.
— Между прочим, за информацию назначена премия, — заметил я. Пятьсот долларов.
При этих словах ее лицо прояснилось.
— Ладно, придержи денежки. Я постараюсь что-нибудь узнать.
Она допила коктейль, махнула мне рукой и удалилась. Ясно, крошка не прочь подработать. Не совсем то, ради чего я сюда пришел, но тоже может что-нибудь дать.
Через полтора часа появился Мюррей Кандид. Я никогда не видел его раньше, но по тому, как засуетились посетители, ставшие подмигивать и выкрикивать приветствия в ожидании ответной улыбки, которая произведет впечатление на подружку, можно было догадаться, что пришел босс.
Мюррей Кандид не походил на содержателя притона. Низенький и толстый, розовощекий, с лучащимся скромностью лицом, он был похож на какого-нибудь любвеобильного дядюшку. По его пятам следовали, как члены семьи, двое типов, к которым единственно подходило слово «мордоворот». Оба были молоды, одеты в безупречно сшитые смокинги. Они сочились улыбками и жали руки знакомым — сильные, смелые, с уверенными взглядами. Работа им явно нравилась. Готов поспорить, что они не пьют и не курят.
Компания приближалась. В тусклом свете я видел, как они прошли в альков, направляясь к месту, которое меня интересовало — к конторе. Я подождал, пока кончился танец, посмотрел номер со стриптизом и в полумраке пробрался к алькову. Там был короткий коридор с двумя дверями. Одна стеклянная, с надписью «Выход»; другая — металлическая, выкрашенная под дерево, без ручки. Контора Мюррея. Я прикоснулся к кнопке, и где-то прозвенел звонок, которого я не услышал, но через несколько секунд дверь отворилась, и мне коротко кивнул один из телохранителей.
— Я бы хотел видеть мистера Кандида. Он Здесь?
— Да. Ваше имя?
— Мартин. Говард Мартин из Де-Мойна.
Он протянул руку к стене и снял трубку внутреннего телефона. Пока он звонил, я ощупал дверь. Она была в три дюйма толщиной, с обивкой из звукопоглощающего материала. Приятное местечко.
Парень повесил трубку и отошел.
— Мистер Кандид примет вас.
У него был особенный голос: невыразительный, лишенный малейшей окраски, дающий возможность говорить, не выделяя ни одного слова. Дверь сзади меня с тихим звуком закрылась, телохранитель открыл другую, и я вошел в кабинет.
Я находился посреди комнаты, когда обернулся на шум и увидел, как закрывается еще одна дверь. В этом месте было слишком много дверей, зато не было и признака окон.
Мюррей Кандид сидел за массивным письменным столом, занимавшим большую часть стены. За его спиной висели фотографии «хозяек» и студийные портреты десятка знаменитостей, все с автографами. Кроме нескольких стульев и дивана, на котором развалился еще один мордоворот, в комнате больше ничего не было.
— Мистер Кандид?
— Мистер Мартин из... э-э... Де-Мойна, верно? — Он с улыбкой поднялся и протянул руку. — Присаживайтесь. Чем могу быть полезен?
Типчик на диване, едва взглянув в мою сторону, равнодушно бросил:
— У него револьвер, Мюррей.
Он чуть было не застал меня врасплох.
— Точно, приятель, — согласился я. — Я полицейский, полиция Де-Мойна.
Однако меня это чертовски разозлило. Заметить кобуру под специально пошитым костюмом... Да, ребята знают свое дело.
Мюррей лучезарно улыбнулся.
— Вы, офицеры, без оружия чувствуете себя голыми. Слушаю вас.
Я закурил, собираясь с мыслями.
— Нельзя ли пригласить несколько девушек на вечер? В начале месяца у нас в городе съезд, и мы хотим хорошо провести время.
Брови Мюррея изумленно полезли вверх, и он в недоумении постучал пальцами по столу.
— Я не совсем понимаю. Вы говорите... девушки?
— Ага.
— Но как я?..
Я одарил его полу-улыбкой, полу-усмешкой.
— Послушайте, Кандид. Я полицейский. Ребята из Нью-Йорка посоветовали обратиться к вам.
Лицо Мюррея выражало полнейшую растерянность.
— Ко мне? Да, я имею дело с туристами, но какая может быть связь?...
Как я могу обеспечить вас девушками? Я ведь не.... не...
— Мне советовали обратиться к вам.
Он снова улыбнулся.
— Похоже, здесь какая-то ошибка, мистер Мартин. Сожалею, но ничем не могу вам помочь.
Он встал, показывая, что разговор окончен, но руки на этот раз не предложил. Мальчики любезно кивнули мне, когда я выходил, и дверь позади меня захлопнулась. Я не знал, что думать, поэтому прошел в бар и, держа в руке бокал, тупо смотрел, как поднимаются и лопаются пузырьки.
...Там ничего не было, никакого сейфа, где симпатичный мистер Кандид мог бы хранить книги. Что ж, раз их нет здесь, то они в другом месте если вообще существуют.
Допив коктейль, я взял шляпу и очистил славное заведение от своего присутствия. Воздух на улице был не очень чист, но после духоты клуба пах получше миллиона зелененьких. Напротив через дорогу находился «Прибежище моллюска» — приятный погребок, специализирующийся на морской пище, где можно спокойно посидеть и одновременно понаблюдать за улицей. Я заказал пива и начал ждать..
Я не рассчитывал, что это произойдет так скоро. У меня оставалось еще полпорции моллюсков, когда у выхода из «Зеро-Зеро» появился Мюррей Кандид.
Он постоял немного и важной походкой направился вверх по улице. Через минуту я уже следовал за ним по другой стороне, футах в пятидесяти сзади.
Вскоре я понял, куда он идет. Впереди, на моей стороне, находилась автостоянка, и Кандид шел наискосок, срезая угол; я не мог не ухмыльнуться. Даже если он меня засечет, то лучшего объяснения не придумать — моя машина тоже там запаркована.
Вслед за Кандидом я зашел на стоянку. Служащий взял мою квитанцию и вручил мне ключи от машины, стараясь не заснуть, прежде чем получит на чай.
Не слышалось ни одного звука, кроме шороха моих шагов по гравию. В воздухе разливался только напряженный гул джунглей города и стальное безмолвие, когда тигр затаился и готов прыгнуть.
И вдруг неподалеку кто-то слабо вскрикнул. Через секунду крик повторился, и я сорвался с места.
В узком темном коридоре из хрома и металла машин на мое лицо мягко опустилась тяжелая рукоять револьвера. Не было времени ускользнуть, не было времени развернуться, перед тем, как последовали мощные удары в грудь и в голову. Ноги крушили мои ребра, а торец револьвера методично молотил лицо.
Из моих губ вырывались звуки — низкие звуки боли, закипавшей в легких. Я хотел приподняться, схватиться за что-нибудь, все равно, за что, но получил жестокий удар носком ботинка в подбородок. Моя голова откинулась назад и врезалась в металл, и больше я не мог двигаться вообще.
Лежать было почти приятно. Боли я не чувствовал. Только толчки и ощущение рвущегося мяса. Потом издалека донесся голос:
— Хватит на этот раз.
Другой голос заспорил, утверждая, что вовсе не хватит, но победил первый. Толчки прекратились. Затем исчезли и звуки.
Меня разбудили первые косые лучи солнца. Они упали на крыши домов, отразились в стеклах и хроме машин, вырвали меня из благословенного онемения и вонзились тысячами игл острой боли.
Мое тело облепил гравий, а пальцы так впились в ладони, что их с трудом удалось разжать. Пот, обильно заливавший лицо, пока я вылезал из-под машины, смывал ручейками засохшую кровь.
