своего тела. Моя ярость не уступала его.
Удар палкой пришелся ему по лицу. Два зуба вылетели и упали на мой стол. Из носа у него хлынула кровь. Челюсть его отвисла, глаза закатились. Он упал и остался лежать на полу бесформенной вонючей грудой.
Я даже не задержался, чтобы взглянуть на него. Как разъяренный бык я обежал стол, размахивая окровавленной палкой.
Семерых его дружков вынесло в коридор. Я лупил их направо и налево, обезумев от неистовой ярости. Они посыпались вниз по лестнице, сбивая друг друга с ног в желании поскорее оказаться на улице. Я гнался за ними до площадки второго этажа, дубася их по согнутым спинам. Здесь я остановился, а они с топотом понеслись дальше, похожие на испуганных крыс.
В дверях появились лица. Под изумленными взглядами я поднялся обратно в офис. Мне противно было к нему прикасаться, но я не желал, чтобы он оставался здесь. Я схватил его за грязные, сальные волосы и поволок по коридору на лестницу. Там я дал ему пинка, он полетел кувырком и с грохотом приземлился на нижней площадке.
Я вернулся в комнату, убрал палку в шкаф и позвонил в полицию. Меня соединили с сержантом.
– Это Карр… помните такого? Полторы тысячи баксов?
Было слышно, как он тяжело сопит, переваривая сообщение.
– А теперь вы с чем? – спросил он, наконец.
– Заходил Страшила, – сказал я. – Он хотел переделать мне лицо своим ремнем с гвоздями. Пришлось обойтись с ним немножко круто. Вы послали бы сюда скорую… похоже ему срочно необходим уход и забота, – и я положил трубку.
Несколько минут я сидел неподвижно, разбираясь в своих ощущениях. Я посмотрел на свои руки, лежащие на столе. Они не дрожали. Я совершенно не чувствовал никакого внутреннего напряжения – словно после хорошей игры в гольф – и это удивляло меня. Вся стычка заняла две минуты. Я совершил нечто такое, что еще три недели назад, – даже меньше, счел бы невозможным. Я встретился лицом к лицу с восемью головорезами, одного искалечил, а других обратил в бегство. И теперь, когда все было позади, я не испытывал потрясения. Мне только хотелось закурить, что я и сделал. Потом, зная, что примерно через час придет Дженни, я достал из шкафа тряпку и вытер кровь Страшилы. Запихивая тряпку в корзину для мусора, услышал сирену санитарной машины.
Я не потрудился выйти в коридор. Сидя за машинкой, продолжал работать над картотекой. Через некоторое время вошли два копа.
– Что тут случилось? – спросил один. – Из–за чего весь шум? – Оба ухмылялись и выглядели вполне довольными.
– Приходил Страшила, начал буянить, ну и я с ним не церемонился, – сказал я.
– Ага… мы его видели… Поднимайтесь, приятель, сержант хочет поговорить с вами.
По дороге в участок они сообщили мне результат футбольного матча, который только что слушали по радио. Для копов они вели себя вполне прилично.
Я подошел к столу сержанта, который катал свой карандаш, но на сей раз, кажется, без особого увлечения.
Он посмотрел на меня, сузив свиные глазки, засопел, почесал под мышкой, потом сказал:
– Выкладывайте. Что случилось?
– Я говорил вам по телефону, сержант, – отозвался я. – Страшила заявился с семью дружками и угрожал мне. Я вышвырнул его, а остальные убрались сами. Вот и все.
Он с любопытством посмотрел на меня, сдвинул фуражку на затылок и фыркнул носом.
– Я только что получил заключение врача, – сказал он. – У подонка челюсть вдребезги, восьми зубов как не бывало и ему еще повезло, что остался жив. Чем вы его ударили? Кирпичом?
– Торопясь уйти, упал он с лестницы, – сказал я без всякого выражения.
Он кивнул.
– Вроде как споткнулся, а?
– Вроде.
Долгая пауза, потом я спросил:
– Вы видели его ремень? Он весь утыкан заостренными гвоздями. Этим ремнем он собирался бить меня по лицу.
Он опять кивнул, не спуская с меня глаз.
– Стоит ли нам плакать по нему, сержант? – продолжал я.
– Если вы считаете, что я должен послать ему цветы, я пошлю … если вы и вправду так считаете.
Он снова начал катать карандаш.
– Он может подать жалобу… телесные повреждения. Нам пришлось бы расследовать.
– Так может подождем, пока он пожалуется?
Свиные глазки опять остановились на моем лице и он перестал катать карандаш.
– Угу… это мысль. – Он посмотрел мимо меня и обвел взглядом пустую дежурку. По той или иной причине никто в тот момент не нуждался в помощи полиции и мы были в комнате одни. Он наклонился вперед и просипел:
– Каждому полицейскому в городе хотелось сделать с этим сукиным сыном то, что сделали вы. – Его похожее на кусок сырого мяса лицо расплылось в широкой, дружеской улыбке. – Но смотрите, мистер Карр. Страшила вроде слона: он не забывает.
– У меня много работы, – сказал я с лицом, по–прежнему лишенным всякого выражения. – Я могу вернуться к своим делам?
– О, конечно. – Он откинулся назад и его взгляд стал задумчивым. – Шофер такси сообщил, что прошлой ночью видел, как загорелся мотоцикл… мотоцикл Страшилы. Вы, случайно, ничего об этом не знаете?
– А должен?
Он кивнул.
– Правильный ответ, но не зарывайтесь, мистер Карр. Мы должны сохранить в городе закон и порядок.
– Когда у вас найдется свободная минутка, сержант, – отозвался я, – попробуйте сказать это Страшиле.
Мы посмотрели друг другу в глаза, потом я повернулся и вышел.
В офисе я застал Дженни. Разумеется она была там и уже знала обо всем. Я и не надеялся сохранить происшествие в секрете. Она была бледна и дрожала.
– Вы могли его убить! – воскликнула она. – Что вы с ним сделали?
– Он стал буянить… вот и нарвался. – Я обошел стол и сел. – Ему давно причиталось. Я говорил с полицией. Они веселятся, как ребята на вечеринке. Так что давайте про него забудем.
– Нет! – В ее глазах вдруг вспыхнул гнев, который я никак не ожидал увидеть. – Думаете, вы герой, да? Ничего подобного! Я знаю, вы сожгли его мотоцикл. Вы сломали ему нос и челюсть! Вы такой же жестокий и злобный, как и он! Я не потерплю, чтобы вы здесь оставались! Вы портите все, чего я стараюсь добиться! Я хочу, чтобы вы ушли!
Я изумленно посмотрел на нее.
– Вы еще скажите, что пойдете в больницу и будете сидеть у его постели.
– Незачем плоско острить. Я хочу, чтобы вы ушли!
Меня начала разбирать злость, но я овладел собой.
– Послушайте, Дженни, посмотрите же в лицо фактам. С головорезами вроде Страшилы нужно обращаться именно так, как с животными, да они и есть животные, –
