– Все в порядке. Входите и располагайтесь.
Дина выключила мотор и вылезла из машины.
– Есть в машине фонарик? – спросил я.
Она дала мне фонарик, зевнула:
– Господи, ну и устала я. Надеюсь, в этой дыре есть что-нибудь выпить?
Я сообщил, что у меня с собой фляжка виски. Эта новость ее подбодрила.
В хижине была всего одна комната, где помещалась армейская койка, покрытая коричневым одеялом, стол, на котором валялись фишки для покера и колода карт, железная печка, четыре стула, керосиновая лампа, тарелки, кастрюли, сковородки и ведра, три полки консервов, охапка дров и тачка.
Когда мы вошли, Рено зажигал лампу.
– Не так уж худо, – сказал он. – Пойду спрячу колымагу, и до утра мы в безопасности.
Дина подошла к койке, откинула одеяло и сообщила:
– Может, здесь кое-что и водится, но так не видать. Давайте свою выпивку.
Я отвинтил пробку и передал девушке фляжку, а Рено вышел отогнать машину. После Дины я тоже сделал глоток.
Рокот мотора становился все слабее. Я открыл дверь и выглянул. Видно было, как белый свет, удаляясь, прыгает вниз по холму между деревьев и кустов.
Когда он совсем исчез из виду, я вернулся в хижину и спросил девушку:
– Ну как, пойдем в город пешком?
– Что?
– Рено уехал на машине.
– Подонок паршивый! Слава Богу, хоть под крышей нас оставил.
– Не радуйтесь. У Рено был ключ от этой развалюхи. Ставлю десять к одному, что те ребята, которые его ищут, знают это место. Поэтому он нас здесь и бросил. Предполагается, что мы сцепимся с преследователями и задержим их, пока Рено будет удирать.
Дина устало поднялась с койки, прокляла Рено, меня, всех мужчин от Адама и хмуро осведомилась:
– Уж если вы все знаете, то скажите, что нам теперь делать.
– Найти местечко поудобнее где-нибудь поблизости и посмотреть, что будет дальше.
– Я возьму с собой одеяла.
– Одного они, может быть, и не хватятся, но если возьмете больше, то нас найдут как миленьких.
– Тоже мне миленький, – проворчала Дина, но одеяло взяла только одно.
Я задул лампу, запер за нами дверь, и при свете фонарика мы стали пробираться по тропинке.
На склоне холма мы нашли небольшую лощину, откуда дорога и хижина просматривались сквозь кусты. За ними вполне можно было укрыться и остаться незамеченными, если, конечно, не зажигать света.
Я разостлал одеяло, и мы сели.
Девушка прислонилась ко мне и начала жаловаться, что земля сырая, что ей холодно даже в меховом пальто, сводит ногу и хочется курить.
Я дал ей глотнуть из фляжки. Этим я купил себе десять минут покоя.
Затем она заявила:
– У меня начинается простуда. Когда они приедут, если вообще кто-нибудь приедет, я буду так кашлять и чихать, что в городе услышат.
– Чихнете только раз, – сказал я. – Второй раз не успеете.
– Тут мышь, что ли, ползает под одеялом.
– Вероятно, всего-навсего змея.
– Вы женаты?
– Бросьте это.
– Значит, женаты?
– Нет.
– Вот повезло какой-то женщине.
Я стал искать приличный ответ на эту остроту, когда вдали на дороге мелькнул свет. Я прошептал: «Ш-ш-ш». Свет исчез.
– Что это? – спросила она.
– Фары. Уже погасли. Наши гости оставили машину и идут пешком.
Прошло довольно много времени. Девушка дрожала, прижавшись ко мне теплой щекой. Мы как будто слышали шаги и видели темные фигуры на дороге и вокруг хижины, но это могло нам и почудиться.
Конец нашим сомнениям положил яркий круг света, брошенный фонариком на дверь хижины. Грубый голос сказал:
– Баба пусть выходит.
Полминуты они молча ждали ответа из-за дверей. Потом тот же грубый голос спросил:
– Ну как, выходишь?
И снова молчание.
Его нарушили выстрелы, со звуком которых мы за этот вечер уже как-то свыклись. Что-то застучало по доскам.
– Пошли, – шепнул я девушке. – Пока тут такой шум, попробуем добраться до их машины.
– Не надо, – сказала Дина. Она вцепилась мне в руку и не давала подняться. – На сегодня с меня хватит. Здесь нас никто не тронет.
– Пошли, – настаивал я.
Она сказала: «Не пойду», – и не пошла, но пока мы спорили, стало уже слишком поздно. Ребята внизу вышибли ногами дверь, обнаружили, что в хижине пусто, и заорали, подзывая свою машину.
– Подъехал автомобиль, туда влезли восемь человек, и машина двинулась по холму в том же направлении, что и Рено.
– Можем перебраться в хижину, – сказал я. – Вряд ли они вернутся.
– Молю Господа, чтобы в этой фляжке осталась хоть капля виски, – сказала она, когда я помогал ей встать.
Консервы, припасенные в хижине, показались нам наутро не слишком соблазнительными. Наш завтрак состоял из кофе, сваренного на сильно застоявшейся воде из оцинкованного ведра.
Пройдя с полтора километра, мы добрались до фермы, где какой-то юноша оказался не прочь заработать несколько долларов и отвезти нас в город на семейном «форде». Он задавал множество вопросов, на которые мы отвечали враньем или не отвечали вовсе. Он высадил нас в начале Кинг-стрит, у маленького ресторана, где мы съели кучу гречневых оладий с беконом. Такси доставило нас к дому Дины около десяти часов. По ее просьбе я обыскал дом от подвала до крыши и не обнаружил никаких незваных гостей.
– Когда вы вернетесь? – спросила она, провожая меня до двери.
– Попытаюсь заскочить к вам до полуночи, хотя бы на несколько минут. Где живет Лу Ярд?
– Пейнтер-стрит, дом 1622. Это в трех кварталах отсюда. Что вам там нужно?
Не успел я ответить, как она схватила меня за плечо и попросила:
– Отыщите Макса, пожалуйста. Я его боюсь.
– Может быть, немного погодя сумею натравить на него Нунана. Все зависит от того, как пойдут дела.
Она назвала меня проклятым обманщиком, которому плевать, что с ней будет, лишь бы шли его грязные делишки.
Я отправился на Пейнтер-стрит. Под номером 1622 стоял красный кирпичный дом с гаражом прямо под парадной дверью.
Пройдя еще квартал, я обнаружил у тротуара наемный «бьюик» без шофера, а в нем Дика Фоли. Я влез в машину и спросил:
– Что происходит?
– Засек в два. В три тридцать – Уилсон. Мики. В пять – домой. Много дел. На месте. Снялся в три – до семи. Пока ничего.
Это должно было означать, что он начал следить за Лу Ярдом накануне в два часа дня; в три тридцать проводил его к Уилсону, где видел Мики, следившего за Питом; в пять уехал за Ярдом обратно к его дому; видел, как туда входили и выходили люди, но сам не трогался с места; уехал с дежурства в три утра и вернулся в семь; с тех пор в дом никто не входил и не выходил.
– Придется тебе это бросить и переключиться на дом Уилсона, – сказал я. – Говорят, что там засел Шепот Талер. Я хочу, чтобы он был под присмотром, пока я не решу, отдавать его Нунану или нет.
Дик кивнул и включил мотор. Я вылез и вернулся в гостиницу.
Там меня ждала телеграмма от Старика:
«Немедленно вышлите полное объяснение данной операции обстоятельства при которых вы начали действия также ежедневные отчеты весь срок».
Я сунул телеграмму в карман, надеясь, что события будут разворачиваться с прежней быстротой. Послать ему сейчас то, что он просит, ничуть не лучше, чем послать заявление об уходе с работы.
Я напялил свежий воротничок и затрусил в муниципалитет.
– Привет, – обратился ко мне Нунан. – А я все жду, когда вы объявитесь. Пытался поймать вас в гостинице, но, говорят, вы там не ночевали.
Вид у него был неважный, но казалось, что шеф, для разнообразия, действительно рад меня видеть.
Когда я сел, один из его телефонов зазвонил. Нунан поднес трубку к уху:
– Да?
Еще немного послушал, сказал:
– Ты лучше сам туда поезжай, Мак.
Трубкой он попал на рычаг только с третьей попытки. Лицо у него стало мучнистым, но ему удалось сообщить мне почти нормальным голосом:
– Лу Ярда кокнули. Застрелили, прямо сейчас, когда он выходил из дому.
– Подробности знаете? – спросил я, проклиная себя за то, что снял Дика Фоли с Пейнтер-стрит на час раньше времени. Жутко не повезло.
Нунан покачал головой, глядя себе в колени.
– Поедем, взглянем на тело? – предложил я, вставая.
Он не поднял глаз.
– Нет, – устало сказал он, обращаясь к своим коленям. – Честно говоря, не хочется. Не знаю, смогу ли это выдержать. Меня уже тошнит от всей этой бойни. Действует на нервы.
Я снова сел, поразмышлял на тему его плохого настроения и спросил:
– Кто, по-вашему, его убил?
– Бог его знает, – промямлил он. – Все убивают друг друга. Чем это кончится?
