— Полагаю, Уолт специально решил натравить тебя на меня, Дог.
Я удивленно вытаращил на нее глаза.
— Немного раньше я вытрясла из него пять миллионов долларов на совместный проект с «Кейбл-Ховард продакшнз».
— Прямо вот так просто?
— Пошел на это, как ягненок на заклание. Мой босс думал, что придется плести интриги, вплоть до того, чтобы улечься на шелковые простыни в его изысканной спальне, — совсем по-девичьи захихикала она. — А он вместо этого взял и сразу согласился, даже был рад такому предложению. А теперь, видно, решил отомстить за свою слабость.
— Что же это за чертов бизнес? — спросил я ее.
— Бабины и целлулоид. «Кейбл-Ховард» делает кино. Плохая, хорошая, но любая картина приносит деньги. Уолт знает, как удвоить свои инвестиции.
— А ты, значит, заманиваешь инвесторов?
— Это старо как мир, Дог. Как бы то ни было, я играю по собственным правилам.
— Ха!
— Только не говори, что ты большой моралист, — мягко проговорила Шарон.
— Меня на подобные штучки не купить.
— А на что ты покупаешься? — На ее лице отразилось неприкрытое любопытство.
Я почувствовал, как у меня сводит скулы, и обнажил свои зубы в улыбке, больше смахивающей на оскал.
— Забудь об этом. Может, я и в самом деле моралист. И у меня тоже есть свои собственные правила.
— И как, помогут они тебе?
— В чем?
— Насколько я поняла, ты из семейки Барринов.
— Видно, уже каждая собака в курсе, — сказал я.
— В таких местах секретов не утаить, — улыбнулась Шарон. — Вот увидишь, к завтрашнему утру тебя превратят в мифического мультимиллионера, который прибыл из Европы, чтобы подмять под себя «Баррин индастриз». Даже акционерный рынок содрогнется под влиянием этих слухов.
— Хрень собачья!
— Ну почему же, мистер Келли?
— Мне перепало всего-навсего десять кусков.
— Ли упоминал об этом, но ведь «миллионы» звучит куда более захватывающе. Когда получишь свое?
— Никогда. Они вышвырнули меня, словно котенка. Мой дед по материнской линии выставил такие невероятные условия, что выполнить их почти невозможно. Не видать мне моих бабок, как своих ушей.
— Мне больше по вкусу слово «почти», — произнесла моя собеседница. — Ты будешь пытаться?
— Да больше, вроде бы, и делать нечего.
— Что за отвратная улыбочка, Дог? Задумал что-нибудь?
— Если только вытащить тебя отсюда.
Шарон отставила стакан и встала. Ее макушка едва доставала до моего подбородка, и, когда она подняла на меня свои блестящие глаза, я увидел, что они сверкают как бриллианты, а губы — влажные и призывные.
— Все, что тебе надо сделать, так это просто попросить.
— Прошу.
— Тогда пошли.
* * *
Дождь сделал ее похожей на нежный весенний бутон, покрытый мелкими капельками влаги. Шляпы она не носила, и ветер тут же подхватил ее шелковые пряди. Девушка смело шлепала по тротуару, крепко уцепившись за мою руку и словно не замечая луж под ногами. Ее звонкий смех колокольчиком звучал в прекрасной ночи, и немногие случайные прохожие, которые трусливо прятались под своими зонтами, бросали на нас многозначительные взгляды и улыбались.
Мы поужинали в итальянском ресторанчике, больше смахивавшем на простую забегаловку, прошли еще несколько кварталов, пока не забрели в бар, единственной живой душой в котором оказался сам бармен. Но мы все же заказали себе по коктейлю, и, великодушно позволив бедолаге бармену вернуться к своему телевизору, уселись в дальнем конце зала и принялись наблюдать за городом, принимающим освежающую ванну.
— Как весело, Дог! Я уже сто лет так не развлекалась.
— Скажешь об этом завтра, когда сляжешь с воспалением легких, — подтрунил я над ней.
— А что, будет еще и завтра?
— Несомненно. Я чувствую себя ответственным за тебя.
— Как за отбившуюся от стаи птичку?
— Что-то вроде этого.
— Ладно, так и быть, я позвоню. Полная здоровья, сил и молодости... — Она неожиданно остановилась, и лицо ее приобрело серьезное выражение. — Я... не то имела в виду...
— Котеночек, я уже далеко не мальчик, — успокоил я ее. — И по утрам я смотрюсь в зеркало, когда бреюсь. Седину никуда не денешь, да и морщины тоже. Рано или поздно это с каждым случается.
— Именно таким ты мне и нравишься.
— Это хорошо, потому что выбора у меня все равно нет. Кроме того, еще пара подобных забегов в твоей компании — и я помолодею лет на двадцать. Ты возвращаешь меня в прежние времена.
— На Мондо-Бич?
Мой стакан замер в воздухе, так и не добравшись до губ.
— Откуда тебе это известно?
В глазах Шарон мелькали веселые чертики:
— Потому что я родом из того же леса, что и ты. Мой дом всего в шести милях от твоего родного очага. Когда я была маленькой, мы частенько наведывались на северную окраину... ту часть, которую Баррины оставили за пределами своего поместья. Иногда мы даже переплывали заграждение и устраивали себе пикник на их собственности, разыгрывая из себя богатых.
— Как вам это нравится!
— Ты когда-нибудь бывал там, Дог?
— Да, несколько раз. Я любил уединяться.
— Пожалуй, стоит рассказать еще кое-что, — добавила Шарон. — Мой отец работал на «Баррин индастриз» лет так... пятнадцать, не меньше. И однажды он даже взял меня с собой в ваш особняк, когда носил туда какие-то бумаги.
— Мир тесен. Тебе не стоило уезжать оттуда. Никак не пойму, что ты тут забыла.
— Коммерция, большой Дог. Всякому надо как-то кормиться и одеваться. К фабрикам у меня душа не лежит, а после смерти отца мне в моем родном городишке и вовсе ловить было нечего. Ничто меня там больше не держало. Должно быть, тебе самому известно это чувство.
Я взял мисочку арахиса и поставил ее между нами.
— Мой отъезд добровольным не назовешь. Родственнички изрядно постарались, чтобы выжить меня из дому. Черт подери, ты многое потеряла, если не слышала этих старинных историй.
— Да нет, мы слышали кое-что, но по большей части это были не совсем понятные разговоры старших. Подобного рода новости не производили на нас особого впечатления. Как раз перед моим отъездом в городке перемывали косточки твоим кузинам, но я не обращала на эти сплетни особого внимания. Никогда не интересовалась женскими пересудами. Твое возвращение станет для них настоящим шоком, или я не права?
— Мой адвокат пытается подготовить семейку, — поглядел я на нее. — А почему тебя так интересуют Баррины?
— Думаю, просто до сих пор хочется вестей из дома. Я ни разу не была там со времени моего отъезда.
— Вот и славно. Предлагаю совершить совместный набег.
Шарон уставилась на меня округлившимися от изумления глазами, потом улыбнулась и кивнула:
— Согласна. Когда?
— Завтра... если ты сможешь вырваться.
— Мистер С.С. Кейбл обязан мне по гроб жизни, малыш Келли. Так что на некоторый период мое время принадлежит только мне.
Я поглядел на часы. Было второй час ночи.
— Тогда давай-ка я провожу тебя до дому. Ночь будет недолгой. Ты где живешь?
— Недалеко, пешком можно дойти.
Я засмеялся и покачал головой, бросил на стойку несколько монет, захватил с собой полную горсть арахиса и подал ей плащ:
— Пошли, дельфинчик ты мой!
Ее апартаменты располагались в Ист-Сайде, в супермодном колоссе из стекла и бетона, возвышающемся над городом бок о бок со своим братом-близнецом. Дверь охранял облаченный в старинную униформу швейцар, который насквозь видел каждого притворщика, но воспринимать реальность такой, какая она есть, был явно не способен.
Шарон без задней мысли предложила подняться наверх, чтобы пропустить по рюмашечке. Она позволила мне отпереть дверь в квартиру и вошла внутрь, по пути включая повсюду свет, а потом повесила наши плащи в шкаф в прихожей.
— Налей выпить, пока я буду переодеваться, как принято говорить, во что-нибудь более подходящее и удобное. По крайней мере, сухое, — бросила она, и в комнате зазвенел ее смех. — Бар вон там. А тебе придется пострадать. Не думаю, что ты захочешь примерить мои домашние платья.
— Переживу как-нибудь.
Я сделал пару коктейлей и обошел комнату, удивляясь, как вообще можно выжить в стенах современных безликих квартир. Все было в американском духе: весьма функционально и рационально, декорировано в лучших традициях Манхэттена. Шик и блеск, но что-то все же не так. И только через несколько минут до меня дошло, что именно. Квартира была совершенно безликой. Это было просто... место для жизни. Прямо как номер в гостинице, который тоже оформляется в соответствии с определенными правилами.
Из темного угла комнаты до меня донесся голос Шарон, и я почувствовал, что она наблюдает за мной.
— Ну и как тебе, Дог?
— Ты сколько тут живешь?
— Четыре года. А что?
— Совсем не похоже на девичью светелку.
Я повернулся вокруг и увидел, как она выходит из темноты: прямо как с картинки: легкая блузка завязана узлом прямо под великолепной грудью, широкая юбка свободно облегает чудесные ножки. Волосы были забраны под некое подобие тюрбана, что делало ее похожей на принцессу из арабских сказок типа «Тысячи и одной ночи», и моя плоть восстала прежде, чем я успел взять себя в руки.
