— К сожалению, нет, — признал Флинн.
— По мере того как рост производительности труда рабочих замедлялся, — указательный палец Сэнки заскользил по вычерченной на графике кривой, — американскому бизнесу не оставалось иного выхода, кроме как при расчете цены товара брать за основу не столько его себестоимость, сколько накладные расходы.
— Святой боже! — Флинн с трудом подавил зевок.
— Розничные цены начали расти. Менеджеры урезали расходы. Технический процесс замедлился.
Умный парень этот Бюнь Ю Хань.
— Я стараюсь все объяснить на пальцах.
— Оно и видно.
— Достаточно посмотреть на эти графики.
— Я и смотрю, — отозвался со своего кресла Флинн. — Смотрю.
— Второе, чтобы поддерживать за рубежом имидж сверхдержавы, Соединенные Штаты сделали упор не на гражданское, а на военное производство. — Сэнки шагнул к Флинну и прошипел: — У берегов Вьетнама есть нефть, Флинн.
— Я слышал.
Сэнки кивнул и вновь вернулся к графикам:
— Вы слышали о кривой Лаффера?
— Кто ж о ней не слышал.
— С увеличением инфляции все налогоплательщики передвинулись в более высокие категории. Налоги возросли. Даже если годовой доход у всех и увеличился, но покупательная способность снизилась.
— Как будто я этого не знаю? — буркнул Флинн, подумав о своих пятерых детях.
— Через инфляцию и налоги государство стало забирать из экономики так много денег, что она более не могла приносить прибыль. Флинн, ситуация та же, что с хозяином магазина, который слишком много тратит на личные нужды, а потому, когда полки пустеют, ему не на что купить новый товар.
— Премного вам благодарен за более чем интересный экономический урок. Вы закончили?
— Думаю, что да, — кивнул Сэнки.
— Уф, — выдохнул Флинн.
— Есть и другие результаты. Разрастание государственных учреждений. Их у нас слишком много: федерация, штат, округ, город, район… дублирующие друг друга. Из семи граждан США один полностью находится на содержании у государства. А законы… Каждый год из стен конгресса Соединенных Штатов выходят пятьдесят тысяч страниц новых законов.
— Вас послушать, так вокруг полная безнадега. Не понимаю, в чем смысл нашего разговора. Не понимаю, почему вы вызвали меня сюда, когда я мог спокойно лежать в кровати с книгой, которая куда интереснее, разумеется, для меня, чем лекция о состоянии мировой экономики.
— Скажем так, Флинн, восемнадцать лет тому назад я входил в большую группу экономистов, которые не ожидали, что Соединенные Штаты попытаются доминировать в мировой экономике. На ночь куры должны возвращаться на насест.
— И вы думаете, что я, тогда еще мальчик, восемнадцать лет тому назад сумел что-то вставить в речь вашего посла, и теперь это что-то, словно бомба с часовым механизмом, поставило на уши, если не сказать, взорвало, мировую экономику.
— Да, — кивнул Сэнки.
— Знаете, приятель, вы машете кулаками после драки.
— Я пригласил вас приехать не для того, чтобы махать кулаками после драки. Эти две фразы, восемнадцать лет тому назад указавшие направление движения, сегодня несут боль и страдания.
Флинн встал.
— Об экономике я знаю только одно: она переживает подъемы и спады и никогда не стоит на месте. — Флинн обвел рукой стены. — Если бы кто-то из вас, рисующих эти графики, знал, о чем говорит, мы бы жили как в раю. Экономисты — это люди, которые заботятся о своей личной экономике, предрекая всем остальным беды и напасти.
— Я всего лишь государственный служащий, Флинн.
— Оно и понятно. Поэтому вы и хватаете людей с улицы, чтобы проверить на них свои любимые теории. Вы только что прочитали мне погребальную речь, тогда как у пациента возникли незначительные проблемы с дыханием.
— Жаль, что вы меня не поняли.
— Почему вы просто не ответили на заданный мной вопрос, вместо того чтобы пугать меня надвигающимся коллапсом мировой экономики?
— И какой вопрос вы задали?
— О купюрах, которые я вам принес. Подлинные они или фальшивые.
— А, вы об этом.
— Об этом! — рявкнул Флинн. — Только об этом, и ни о чем другом!
Сэнки достал из нагрудного кармана три купюры, протянул Флинну.
— Стодолларовая купюра — настоящая. Пятидесятидолларовая купюра — настоящая. Двадцатка — подделка.
— Мухи на глазах мертвеца! — воскликнул Флинн. — Даже на этот вопрос я не могу получить однозначный ответ, да или нет. Обязательно что-то среднее! Господи, убереги нас от всех тех, кто полагает себя интеллектуалом!
Он смотрел на купюры, что держал в руке.
— Наиболее часто в Соединенных Штатах подделывают двадцатки, — пояснил Сэнки.
— И что из этого следует?
— Я хочу сказать, что вероятность найти в пачке двадцаток поддельную купюру гораздо выше, чем в пачке купюр любого другого номинала.
— Ага. Понимаю. Две остальные купюры — настоящие, это подтверждают лучшие ваши эксперты, а поддельная двадцатка ровным счетом ничего не значит. Так?
— Совершенно верно.
— Скажите мне, мистер Сэнки, возможно ли изготовить совершенную подделку? Поддельную купюру, которую даже эксперты примут за настоящую?
— Разумеется.
— Неужели?
— Абсолютно. Все, что изготовлено человеческими руками и размножено машинами, могут изготовить другие человеческие руки и размножить другие машины.
— Сей любопытный факт вы стараетесь не доводить до широкой общественности?
Сэнки улыбнулся:
— Стараемся.
— Вы думаете, что есть люди, которые подделывали американские деньги и никогда на этом не попались?
— Я знаю, что такие люди есть.
— Откуда?
— Потому что в экономике всегда циркулирует чуть больше денег, чем выпущено Федеральным резервным банком.
— Всегда?
— Всегда.
— Намного больше?
— Да нет же. Изготавливать много подделок — верный способ попасться. Большие суммы денег, появляющиеся ниоткуда, не останутся незамеченными. Слишком много людей будет вовлечено в этот процесс.
— Это, конечно, верный способ попасться, но бывают исключения.
— Вы о чем?
— В этот раз никто не попался.
— Если вас это утешит, Флинн, скажу, что я тоже вас не понимаю.
— Да, конечно, потому что я сам себя не понимаю. — Флинн убрал деньги в карман. — Я столкнулся с загадкой, на которую не могу найти правильного ответа. И это не способствует хорошему настроению. — Он пожал руку Полу Сэнки. — Благодарю вас за приятный вечер. Я что-то узнал, это несомненно, только не знаю, что. — Он помолчал. — Странный у вас дом.
— Здесь есть все, что мне нужно.
— Неужели? — Флинн огляделся. — Этого хватает?
— Кухня — в подвале, эта комната занимает весь первый этаж, спальня и ванная — на втором.
— Дом строили для семьи лилипутов, не так ли?
— Я не знаю, для кого его строили, но вы не поверите, какие деньги я могу за него получить… при сегодняшних ценах.
— Наверное, большие, — покивал Флинн. — В нем прекрасно разместилось бы посольство Республики Ифад.
Сэнки улыбнулся:
— Есть такая Республика Ифад?
— Можете не сомневаться. Правда, экономика в этой республике отсутствует напрочь. Но у меня сложилось впечатление, что у вас есть жена и дети. Дочери, не так ли? Помнится, вы упоминали об этом в Гааге, когда мы ели сосиски с тушеной капустой. Вроде бы вы показывали мне фотографии…
Сэнки помрачнел:
— У меня были жена и дочери.
— Понятно.
— Они погибли. Автоавария. Около Национального аэропорта. Шесть лет тому назад.
— Я вам искренне сочувствую.
— Попали под трехосный армейский грузовик, за рулем которого сидел пьяный солдат.
Флинн промолчал.
— Знаете, что делал там армейский грузовик, Флинн? Перевозил двенадцать дюжин свежих роз для какого-то приема в Пентагоне. Трехосный армейский грузовик, спешивший доставить в Пентагон сто сорок четыре розы, убил мою жену и дочерей.
— Мне вас очень жаль.
Сэнки открыл входную дверь.
— Спокойной ночи, — попрощался Флинн. — Благодарю за инструктаж. В следующий раз, когда за обеденным столом зайдет речь об экономике, я буду знать, что ответить на вопросы моих детей.
После того как Сэнки закрыл дверь, проулок, в котором он располагался, погрузился в темноту.
Пройдя несколько шагов, Флинн споткнулся о какой-то ящик и чуть не упал.
— Черт! — вырвалось у него. — А ведь это не я вставил эти фразы в речь посла. Хотелось бы знать кто, учитывая, что они оказались такими важными.
— Отсюда вы туда не попадете.
Древний старик заливал бензин в бак арендованного Флинном джипа.
— По этой дороге я не доеду до «Горы Клиари?»
— Доедете, но не попадете.
— Почему так?
— Вас там ждут?
— Нет.
