– Хорошо, валяй дальше.
Он перевел дыхание.
– Начнем с телефонных счетов твоего отца. Первое. Он несколько раз звонил в предвыборный штаб Артура Брэдфорда. Зачем? Теперь мы знаем, что вас связывает с семьей Брэдфордов только одно.
– То, что моя мать работала у них горничной.
– Верно. Двадцать лет назад. Но есть еще что-то. Начав разыскивать твою мать, я немедленно наткнулся на Брэдфордов. Мне кажется, тут все связано. Скорее всего, твой отец пришел к такому же выводу.
На Бренду его гениальный вывод впечатления не произвел.
– Это все?
– Снова телефонные счета. Хорас звонил двум адвокатам, занимавшимся твоими стипендиями.
– И что?
– Зачем ему было им звонить?
– Не знаю.
– Бренда, с твоими стипендиями что-то нечисто. Особенно с первой. Ты ведь тогда даже в баскет не играла и все же получила странную стипендию, смогла учиться в отличной школе, да еще хватало на все остальное? Тут что-то не сходится. Стипендии так не даются. Я проверял. Ты была единственной обладательницей той первой стипендии. Они ее выдали всего однажды. Тебе.
– К чему ты ведешь?
– Кто-то создал эту стипендию с единственной целью – помочь тебе, дать тебе деньги. – Он сделал крутой поворот, проехав мимо лавки старьевщика, и вырулил на Сто седьмую дорогу. – Иными словами, кто-то пытался тебе помочь. Возможно, твой отец хотел выяснить, кто именно.
Он взглянул на нее, но Бренда не обернулась. Когда она заговорила, голос был севшим.
– И ты считаешь, что это была моя мать?
– Не знаю, – осторожно произнес Майрон. – Но зачем тогда твоему отцу так часто звонить Томасу Кинкейду? После средней школы этот парень не занимался твоими деньгами. Ты же читала письмо. Почему же Хорас так давил на него? Наверняка он считал, что у адвоката есть нужная ему информация. Иного объяснения я не могу придумать.
– Откуда взялись деньги на стипендию?
– Соображаешь. Если мы сможем это выяснить, – Майрон осторожно подбирал слова, – мы обнаружим кое-что интересное.
– А это возможно?
– Не уверен. Адвокат наверняка завопит о конфиденциальности. Но я подключу Уина. Раз дело касается денег, у него есть связи, он сумеет все выяснить.
Бренда задумалась.
– Ты считаешь, что отцу это удалось?
– Сомневаюсь, но наверняка не знаю. В любом случае, твой отец начал поднимать волну. Он надоедал адвокатам, даже пытался расспросить Артура Брэдфорда. И вот тут, пожалуй, переборщил. Даже если ему нечего скрывать, Брэдфорд вряд ли обрадовался, когда кто-то начал копаться в его прошлом, будить призраков, тем более, что скоро выборы.
– И тогда он убил отца?
Майрон не знал, как лучше ответить на этот вопрос.
– Пока ни в чем нельзя быть уверенным. Но давай предположим, что твой отец чересчур активно начал совать нос в его дела. И предположим также, что Брэдфорды решили его попугать и избили.
– Кровь на рубашке.
– Точно. Я все думаю, почему мы нашли рубашку с этим пятном именно в шкафчике, почему Хорас не отправился домой, чтобы переодеться. Мне кажется, его побили рядом с больницей. По крайней мере, в Ливингстоне.
– Где живут Брэдфорды.
– Если Хорасу просто удалось сбежать или же он боялся, что они снова на него нападут, то не мог вернуться домой. Скорее всего, он переоделся в больнице и дал деру. В морге я заметил одежду в углу – форму охранника. Наверное, он ее и надел, когда добрался до шкафчика. Затем пустился в бега и…
Майрон замолчал.
– И что?
– Черт! – выругался Майрон.
– В чем дело?
– Какой телефон у Мейбел?
Бренда назвала ему номер.
– Зачем он тебе?
Майрон включил сотовый телефон и соединился с Лизой из телефонной компании. Попросил проверить номер Мейбел. Лизе понадобилось две минуты.
– Ничего официального, – сообщила она. – Но я проверила линию. Там шумы.
– В смысле?
– В смысле, телефон, скорее всего, прослушивается. Жучок стоит. Надо посмотреть на месте, чтобы убедиться.
Майрон поблагодарил ее и отключился.
– Они прослушивают также телефон Мейбел. Так они и нашли твоего отца. Он позвонил Мейбел, и они узнали, где он.
– Кому это все может быть нужно?
– Не знаю, – ответил Майрон.
Молчание. Они проехали мимо пиццерии «Стар-брайт». В юности Майрона ходили слухи, что на задах этого заведения действует бордель. Майрон несколько раз был там с родителями. Когда отец направился в туалет, он пошел следом. Ничего.
– Кое-что еще не сходится, – заметила Бренда.
– Что?
– Даже если ты прав насчет стипендий, откуда у моей матери могут быть такие деньги?
Хороший вопрос.
– Сколько она забрала у отца?
– Четырнадцать тысяч.
– Если она их удачно вложила, этого могло хватить. Ведь с ее исчезновения до первой стипендии прошло семь лет, так что… – Майрон посчитал в уме. Четырнадцать для начала. Гм. Аните Слотер должно было очень повезти, чтобы за этот срок столько заработать. Разумеется, возможно, но сомнительно, даже во времена Рейгана.
Стоп.
– Она могла найти иной способ достать деньги, – медленно проговорил Майрон.
– Какой?
Он помолчал. Шестеренки в голове снова закрутились. Когда «форд» проезжал мимо теннисного клуба в Уест-Орэндж, Майрон взглянул в зеркальце заднего обзора. Если хвост и был, он его не разглядел. Но это ничего не значило. Без усердия хвост не засечешь. Он должен следить за машинами, запоминать марки, изучать маршрут. Но сейчас ему не до этого.
– Майрон?
– Я соображаю.
Она хотела было что-то сказать, но передумала.
– Предположим, – сказал Майрон, – твоя мать все же узнала что-то о смерти Элизабет Брэдфорд.
– Разве мы это уже не обсудили?
– Не торопись. Мы обсуждали два варианта. Первый – она испугалась и исчезла. Второй – ее напугали и вынудили скрыться.
– А теперь у тебя наготове третий?
– Вроде того. – Он проехал мимо кафетерия на углу Маунт-Плезант-авеню, и ему захотелось остановиться. Организм настоятельно требовал кофеина, но Майрон устоял. – Предположим, что твоя мать действительно сбежала. И предположим, что, оказавшись в безопасности, она потребовала денег за молчание.
– Ты думаешь, она шантажировала Брэдфордов?
– Скорее, требовала компенсацию. – Он говорил, а в голове возникали все новые идеи. – Твоя мать что-то видела. Она понимала: для собственной безопасности и безопасности семьи ей надо скрыться. Если Брэдфорды ее найдут, ей конец. Вот так просто. Попытайся она хитрить (спрятала бы улики в сейфе на случай своего исчезновения или что-нибудь в этом роде) – они бы выбили из нее все. У твоей матери не оказалось выбора. Ей пришлось скрыться. Но она хотела о тебе позаботиться. И добилась своего – у ее дочери было все, чего она сама никогда не могла ей дать. Лучшее образование. Возможность жить в хорошем общежитии, а не на дне Уесторка. Вот так.
Снова молчание.
Майрон ждал. Он слишком торопился, не дал себе времени подумать, подобрать слова. Теперь замолчал, пусть все уляжется.
– Это твои версии, – сказала Бренда. – Ты постоянно стремишься представить мою мать в розовом свете. Мне кажется, тебя это ослепляет.
– Почему?
– Тогда ответь мне: если все это так, по какой причине она не взяла меня с собой?
– Она скрывалась от убийц. Какая мать подвергнет своего ребенка такой опасности?
– И она впала в такую паранойю, что даже не позвонила? Или не навестила?
– Паранойю? – повторил Майрон. – Эти ребятки прилепили жучок на твой телефон. За тобой слежка. Отца убили.
Бренда печально покачала головой.
– Ты не понимаешь.
– Чего это я не понимаю?
У нее на глазах уже блестели слезы, но она старалась говорить спокойно.
– Ты можешь искать для моей матери любые оправдания, но никуда не денешься от факта – она бросила своего ребенка. Даже если у нее на то были основательные причины, даже если она и в самом деле была самоотверженной матерью, идущей на все, чтобы защитить свою дочь, почему она позволила этой дочери думать, что она ее бросила? Неужели не понимала, как это скажется на пятилетней девочке? Разве не могла найти способ, чтобы сказать ей правду даже после всех этих лет?
Ее ребенок. Ее дочь. Сказать ей правду. И ни разу «я» или «мне». Интересно. Но Майрон молчал. У него не было ответа на этот вопрос.
Они проехали мимо института Кесслера и остановились на красный свет. Немного погодя Бренда сказала:
– Я все равно хотела бы сегодня пойти на тренировку.
Майрон кивнул. Он понимал. На площадке ей легче.
– И я хочу играть в воскресенье на открытии.
Майрон снова кивнул. Наверное, Хорас бы тоже этого хотел.
После очередного поворота они подъехали к дому Мейбел Эдвардс. Напротив были припаркованы по меньшей мере десяток машин, все американские, большинство старые и побитые. У дверей стояла чета в черном. Мужчина нажимал на звонок. Женщина держала миску с салатом. Заметив Бренду, они окинули ее гневными взглядами и отвернулись.
