— Мерль приехала ко мне в мое отсутствие, — сказал я, — и попросила управляющего впустить ее. Тот позвонил мне, и я разрешил. А сам сейчас же поехал домой. Увидев меня, она сказала, что убила Ваннье.
Старуха затаила дыхание.
— У нее в сумочке был пистолет. Один бог знает, зачем она носила его с собой. Вероятно, чтобы защищать себя от мужчин. Но кто-то — скорей всего Лесли — догадался загнать в ствол патрон другого калибра, так что пистолет был совершенно безопасен. Сказав, что она убила Ваннье, она упала в обморок. Я вызвал врача, своего друга, и потом поехал к Ваннье. В двери торчал ключ. Он сидел в кресле мертвый. Его убили задолго до того, как пришла Мерль. То, что она на себя наговорила, объясняется нервным потрясением. Доктор назвал какой-то медицинский термин, но я не стану, объясняя, докучать вам. Я думаю, что вы и так все хорошо понимаете.
— Да. Мне кажется, понимаю. Как она себя чувствует?
— Она у меня дома, лежит в постели. Там дежурит медсестра. Я звонил по междугородному телефону ее отцу. Он хочет, чтобы она вернулась домой. Вы довольны?
Она только сверлила меня глазами.
— Он ничего не знает, — сказал я быстро, — и никогда ничего не узнает, в этом я уверен. Просто отец хочет, чтобы она вернулась. Я же считаю, что мне надо сопровождать ее. А на расходы я возьму те пятьсот долларов, что не получил Ваннье?
— Может быть, еще добавить? — сказала она злобно.
— Перестаньте. Вы ведь все сами хорошо понимаете.
— Кто убил Ваннье?
— Все напоминает самоубийство. Пистолет в правой руке, рана на виске контактная. Когда я был там, приехал Морни с женой. Я спрятался. Морни хочет пришить это дело ей. Она изменяла ему с Ваннье. А она, видимо, думает, что это он его убил, или кто-то из его людей. Но все выглядит как самоубийство. Сейчас полиция уже, наверное, там. Что она там найдет, я не знаю. Нам надо затаиться и ждать.
— Такие люди, как Ваннье, — сказала она зловеще, — не кончают жизнь самоубийством.
— Это равносильно тому, что такие девушки, как Мерль, не выбрасывают мужчин из окна. И мы заходим в тупик.
Казалось, враждебность, которая обнаружилась уже в самом начале разговора, еще больше усилилась. Отодвинув кресло, я встал и пошел к балкону. Я раздвинул занавес и вышел на балкон. Тихая, нежная ночь царила кругом. Луна светила так ярко, все было так чисто под ее лучами, что в сердце невольно вспыхнули мечты о справедливости, которой так трудно добиться на свете.
Под балконом был сад. Тени от деревьев были совершенно черные. В центре сада была лужайка, посреди нее сверкал пруд. Рядом с прудом стояло кресло-качалка, в котором кто-то сидел и курил. Огонек сигареты был хорошо виден.
Я вернулся в гостиную и подошел к столу, за которым миссис Мердок разыгрывала пасьянс.
— Добились-таки своего — туз треф вышел, — сказал я.
— Я сплутовала, — не глядя на меня, сказала она.
— Хочу вас просить еще об одном, — сказал я. — Вся эта история с дублоном до сих пор остается темной и неясной. Очень трудно понять, почему убиты те двое, в то время как монета возвращена вам. И вот еще что, у вашей монеты должна быть примета, известная такому знатоку, каким был старик Морнингстар.
Задумчивая и неподвижная, она сказала, не поднимая взгляда от карт:
— Да, такая примета есть. Инициалы мастера, буквы Е.В., выбиты на левом крыле орла, тогда как обычно они стоят на правом. Так мне говорили. Больше я ничего не знаю.
— Пожалуй, этого достаточно, — сказал я. — А вам на самом деле вернули монету? Вы понимаете, я хочу услышать от вас, надо ли мне продолжать поиски монеты?
Мельком посмотрев на меня, она тотчас отвернулась.
— Монета сейчас наверху, в той комнате. Если вам удастся встретить сына, он вам ее покажет.
— Ну что ж, тогда пожелаю вам спокойной ночи. Пожалуйста, распорядитесь, чтобы платья Мерль были уложены, и их прислали ко мне домой завтра утром.
Она вскинула голову, глаза блеснули.
— Много вы себе позволяете, молодой человек.
— Да, уложены и отправлены, — сказал я. — Мерль вам теперь больше не нужна — ведь Ваннье мертв.
Наши взгляды встретились, мы пристально посмотрели друг на друга. Она опустила голову и стала разглядывать карту, которую держала в левой руке, отложила ее к неразыгранным картам и недрогнувшей рукой взяла из колоды следующую. Она была тверда и спокойна, как каменный мол под легким ветром.
Я вышел из комнаты и закрыл дверь. Спустившись по винтовой лестнице, я прошел небольшой холл, в котором был кабинетик Мерль, и вступил в мрачный, пыльный захламленный зал, который вызывал у меня такое чувство, будто здесь лежит набальзамированный труп.
Из стеклянных дверей вышел Лесли Мердок и остановился, глядя на меня.
Его костюм был помят, волосы взлохмачены. Усики, как обычно, придавали ему глупый вид. Под его глубоко запавшими глазами были темные круги.
Он стоял, постукивая по левой ладони пустым мундштуком. Было очевидно, что он не ожидал меня встретить и что разговор со мной ему неприятен, как, впрочем, и я сам.
— Добрый вечер. Уже уходите?
Голос у него был какой-то сдавленный.
— Хочу еще немного задержаться. Мне надо поговорить с вами.
— Не представляю, о чем мы с вами будем говорить. Вообще, я устал от разговоров.
— Этот будет последним. А поговорим мы с вами об одном человеке по фамилии Ваннье.
— Ваннье? Я его мало знаю, хотя встречал иногда случайно. Надо сказать, он мне не нравился.
— Вы его прекрасно знаете, — сказал я.
Он прошел в зал, сел в одно из кресел, предназначенных для посетителей, и подперев рукой подбородок, опустил голову.
— Ну хорошо, — сказал он устало. — Давайте поговорим. Я чувствую, что вы сейчас начнете давить на меня интеллектом. Неумолимая логика, интуиция и вся эта чушь из детективных книжек.
— Безусловно. Но, кроме того, надо еще кропотливо собирать факты, все время помня о том, что они должны укладываться в стройную схему, не пренебрегать никакими мелочами и деталями, анализировать мотивы и характеры, понимая их не так, как другие, спорить иногда с самим собой, испытывать разочарование, непрестанно размышлять и все это вплоть до той поистине золотой минуты, когда надо сделать последний бросок и схватить личность, которая, казалось, стоит вне всяких подозрений.
Он поднял голову и криво улыбнулся.
— В этот момент личность, бледная, как бумага, и с пеной на губах, выхватывает пистолет из правого уха.
Я сел рядом с ним и достал сигарету.
— Что верно, то верно. Приходится иногда пользоваться и пистолетом. Кстати, у вас с собой пистолет?
— Сейчас нет. А вообще есть, вы же знаете.
— Он был с вами прошлой ночью, когда вы были у Ваннье?
Он вздрогнул и оскалил зубы.
— О-о. Я был у Ваннье прошлой ночью?
— Думаю, что да. Дедукция. От виргинских сигарет фирмы Бенсон и Хедж, которые вы курите, остается твердый пепел, сохраняющий форму. Из тех серых столбиков, что лежат в пепельнице у него дома, можно составить примерно две сигареты. Окурков в пепельнице нет. Поскольку окурки из мундштука выглядят необычно, вы их убрали. Ну как?
— Нет, — сказал он тихо и опустил голову.
— Вот вам пример дедукции, довольно неудачный. Потому что могло и не быть никаких окурков. Но если они были и их убрали, то это вероятно из-за того, что на них были следы губной помады, по которой можно найти ту, которая курила сигарету. Вот у вашей жены, например, странная привычка бросать окурки в мусорную корзину.
— Линда здесь ни при чем, — сказал он спокойно.
— Между прочим, ваша мать все еще думает, что Линда взяла дублон, а вы придумали всю эту историю с Алексом Морни только для того, чтобы защитить ее.
— Я уже сказал, Линда здесь ни при чем.
Он начал постукивать мундштуком по зубам, что выглядело на слух так, будто кто-то работает на телеграфном ключе.
— Согласен, — сказал я. — Но я вашей истории не верю по другой причине. Вот смотрите.
Я достал дублон и поднес ладонь, на которой лежала Люнета, к его глазам.
Сжав губы, он напряженно глядел на нее.
В то время, когда вы сегодня утром рассказывали вашу историю, эта монета лежала в ломбарде на бульваре Санта-Моника, для большей безопасности. А прислал мне ее один человек по имени Джордж Филипс, воображавший себя детективом. Этот простой парень попал в беду из-за того, что готов был на любую работу и слабо разбирался в наших делах. Это был плотный блондин в коричневом костюме, темных очках и слишком яркой шляпе. У него была песочного цвета машина, совсем новый понтиак. Вы, может быть, заметили его вчера утром в холле возле моего офиса. Он следил за мной, и, вероятно, — за вами.
Он искренне удивился.
— Зачем он это делал?
Я зажег сигарету и бросил спичку, в нефритовую пепельницу, покрытую толстым слоем пыли.
