Монах и его ребята просочились в парк по одному, сделав вид, что друг с другом не знакомы. Они расселись по лавочкам вместе со своими старшими собратьями по вере, вынули из карманов еврейские газеты и зарылись в них с головой, так чтобы никто не мог их узнать. Мы стояли неподалеку и держали биты наготове. Ждать пришлось недолго. Мы увидели, как со стороны прибрежной части парка появились ирландцы — около пятнадцати дюжих парней с дубинками в руках.
Ближе всех к приближавшейся толпе оказался Эби Кочан. Эби славился своей огромной головой, которая, однако, вовсе не была мягкой, как капуста, а, наоборот, твердой, как скала. Самый большой парень из ирландской банды подошел к Эби и прорычал:
— Ну-ка, чеши отсюда, сопляк. Проваливай из парка, пока цел, чертов ублюдок.
Эби медленно поднялся с лавочки, будто собираясь отступить. Потом, наклонив голову, он кинулся вперед, как бык. Мы не ждали никаких сигналов от Монаха. Мы сами помчались к нему с битами. Монах и его люди повскакали с лавочек. Каждый выхватил у нас по бите, и началась бойня. Мы наблюдали за ней со стороны, приготовив на всякий случай камни. Если бы где-нибудь показалась голова ирландца, мы впятером вполне могли бы вывести его из строя. Нам было очень весело.
Именно здесь мы в первый раз увидели Трубу, Джейка Проныру и Гу-Гу. Макси раньше всех заметил что-то странное. Трое ребят примерно нашего возраста то появлялись, то исчезали в самой гуще схватки. Макс сказал мне:
— Посмотри на этих двух еврейских мальчишек и на того ирландца. Они работают вместе. Они здесь что-то проворачивают, это точно.
В тот момент троица пареньков была в самой середине одной из дерущихся куч; потом они выскочили оттуда и нырнули в другую группу.
Я сказал:
— Ребята не дерутся; тогда что они там делают?
Макси пожал плечами.
Наконец приехал фургон с сиреной, и копы в высоких твердых шлемах начали размахивать дубинками. Все, кто мог, разбежались.
Макси и я подобрали по бите. Макс крикнул остальным, чтобы следовали за нами, и мы бросились догонять двух еврейских мальчиков и ирландца. Мы загнали их в угол у Ист-Ривер. Ирландский пацан едва переводил дух, но при этом улыбался.
— Может, не станем драться? Будем друзьями? — произнес он с сильным ирландским акцентом, потом протянул руку и представился: — Меня зовут Труба, а это двое моих парней — Джейки Проныра и Гу-Гу.
Джейк, тоже улыбаясь, протянул руку и сказал с заметным еврейским акцентом:
— Рад с вами познакомиться, ребята.
Макси занес для удара биту и сказал:
— Идите вы в задницу со своей дружбой. Лапша, проверь у них карманы.
Я передал свою биту Патси. Он держал ее наготове, пока Доминик и я шарили у них по карманам. Содержимое этих карманов нас удивило. Обыскав всех троих, мы нашли три бумажника и четверо часов с золотыми цепочками. Мы вынули из бумажника деньги, всего около двадцати шести долларов. Макси отдал по два доллара Трубе, Джейку и Гу-Гу. Потом, подумав немного, он дал каждому еще по баксу.
Джейк Проныра был высокий паренек. Труба, наоборот, низенького роста. Гу-Гу — толстяк с огромными выпученными глазами. Парни выглядели настолько разными, что я нашел такую комбинацию забавной. Потом, узнав их поближе, я обнаружил, что внутри все они были одинаковыми. Ребята являлись эмигрантами, — эмигрантами из разных стран, но с одним и тем же ехидным юмором и природной склонностью к воровству.
Но тогда мы стояли кружком вокруг Трубы и слушали, как он разглагольствует о своих подвигах. Это была наша ошибка. Уайти, коп, появился неожиданно. Он огрел Джейка по спине дубинкой.
— Вы — та самая мелюзга, о которых говорил один из арестованных. Ну-ка, давайте сюда бумажники и часы.
Он обыскал наши карманы и забрал все наши приобретения.
— А теперь проваливайте, пока я вас не арестовал, — сказал коп и мрачно потопал прочь.
— Вот чертов Уайти, — с досадой произнес Макси. — Жулик каких поискать. Готов поспорить, что он не собирается все это возвращать. Он оставит все себе.
— А ты как думал? — произнес я саркастически. — Ты разве не знаешь, что все вокруг жулики? Что каждый нарушает закон?
— Что верно, то верно, — сказал Макси.
— Ясно, Лапша прав, — согласился Патси. — Все кругом воры.
Мы уже вышли из парка.
— Надеюсь, еще увидимся, парни, — улыбнулся нам Труба.
Он, Джейк и Гу-Гу направились в сторону Брум-стрит.
— Заходите к нам, ребята! — крикнул я им. — Нас можно найти в кондитерской Джелли на Деланси-стрит.
— Хорошо, мы к вам заглянем! — крикнул в ответ Джейк Проныра.
Мы пошли вниз по улице. Неприятный эпизод с Уайти был уже забыт.
Стоял полдень пятницы. Солнце, люди, улицы — все в середине пятницы выглядело другим. Мы были счастливы и беззаботны. Перед нами — целая вечность: два свободных дня, два чудесных дня без школы. Я был голоден, а сегодня вечером меня ждал самый сытный за неделю ужин — единственный, когда можно наесться по-настоящему. Не черствый хлеб, натертый чесноком и запитый жидким чаем. Мама сегодня что-нибудь испечет. Вечером будет горячий свежий хлеб и вкусная рыба с хреном. Во рту у меня уже стояла слюна. Я облизывал губы, предвкушая удовольствие. Господи, как я был голоден! Но, похоже, не я один.
Косой перестал играть на гармонике и сказал:
— Как насчет того, чтобы сходить в булочную Йони Шиммеля и что-нибудь купить?
Патси спросил:
— У кого есть деньги? У тебя есть деньги?
— У меня есть цент, который не забрал Уайти, — ответил Косой.
— У кого-нибудь еще есть деньги? — Макс взял у Хайма его монетку.
Доминик вытащил два цента из своего потайного кармашка. У остальных ничего не было.
— Мы купим одну булочку за два цента и пакетик орешков за цент.
Купив хлеб и горячий нут, мы встали на углу улицы, где каждому досталось по куску булки и по нескольку орешков. Вкус у них был чудесный, но от этого мы стали только голоднее. Мы пошли по Садовой улице, где разносчики товаров уже собирали свои лотки, чтобы пораньше прийти домой к Дню отдохновения. Они смотрели на нас с опаской. Они нас уже знали. После нескольких сложных маневров Макс и Патси изловчились стянуть для каждого по апельсину. Когда мы убегали, разносчики кричали нам вслед ругательства:
— Бандиты, чтоб вам пусто было!
Поделив апельсины, мы направились на Деланси-стрит, где находился мой дом.
— Смотри-ка, это Пегги, Пегги Бумеке, — взволнованно прошептал Косой.
У нашего подъезда, лениво прислонившись к двери, стояла светловолосая Пегги — дочь дворника и нимфоманка.
— Привет, ребята! Дай мне кусочек твоего апельсина, Лапша! — крикнула она мне.
— Я дам тебе кусочек своего апельсина, если ты дашь мне кусочек своей…
Патси не закончил фразу; он стоял, улыбаясь и с надеждой глядя на нее.
— Ну ты и нахал. — Она хихикнула, довольная этим предложением. Тем не менее Пегги его отшила. — Позже, птенчик, не сейчас. И не за апельсин — принеси мне пирожное, русскую шарлотку, если хочешь, чтобы я дала тебе кое-что взамен.
Проходя мимо Пегги, я ее ущипнул.
— Ох, Лапша, перестань, не здесь, лучше пойдем под лестницу, — прошептала она.
Я был очень молод. Я сказал:
— Нет, сейчас я голоден.
Макси бросил мне вдогонку:
— Встретимся после ужина у Джелли, Лапша.
— Я приду! — крикнул я в ответ.
Я бегом промчался по пяти пролетам скрипучей лестницы и влетел в нашу темную и тесную квартирку. В ней стоял чудесный запах пекущегося хлеба.
— Ужин готов, мама? — завопил я, швырнув в угол учебники.
— Это ты, мой мальчик, мое золотце?
— Да, ма, я спрашиваю — ужин готов?
— Что ты спрашиваешь?
— Я спрашиваю, ма, — ужин готов?
— Да, да, он готов, но подожди, пока твой отец и братья вернутся из синагоги, и я зажгу праздничные свечи.
— Я голоден, ма. Почему я должен ждать твоих свечей и папы?
— Потому что, если бы ты был как твой папа и братья, ты бы не попадал все время в неприятные истории, и не ходил бы всегда таким голодным, и, может быть, хоть иногда думал бы о синагоге. — Мама испустила глубокий вздох.
— Я думаю о еде и о том, чтобы делать деньги, большие деньги, мама, — миллион долларов.
— Миллион долларов? Это очень глупо, сынок, поверь мне. Миллион долларов — это для миллионеров; а для бедных людей есть синагога. А теперь не мешай, пожалуйста, — мне надо закончить со стиркой, чтобы мы могли принять ванну перед Днем отдохновения. И не забудь напомнить — я должна вымыть тебе голову с керосином.
— Ма, а папа занял денег, чтобы заплатить за квартиру?
Я услышал, как мама снова глубоко вздохнула:
— Нет, сынок.
Я взял «Робин Гуда», которого одолжил мне Макси, и стал перечитывать его заново. Я был ненасытным читателем. Я мог читать все, что попадалось мне под руку.
