В последний раз я смотрел на Ланселота Гудвина: кровь уже перестала сочиться из раны, скоро она застынет и превратится на лице мертвеца в темно-красную, почти черную корку.
На кухне и на обеих дверях я также вытер своим платком ручки, и не забыл, конечно, про дверной звонок, который прозвенел в пустом доме в последний раз, когда я его вытирал. Никто не видел, как я этим занимался, и я прошел к своей машине. За эти полчаса я устал так, словно прослужил в армии южан всю Гражданскую войну.
Уже находясь в черте города, я остановился у аптеки, чтобы позвонить Говарду Мелтону. Тоненький девичий голосок чирикнул у меня в ухе:
— Добрый день. Это компания «Дореми».
— Мне нужен мистер Мелтон.
— Сейчас я соединю вас с его секретарем.
— Мисс Ван-де-Грааф слушает. — Это уже прозвучал голос секретарши, в котором елея было ровно столько же, сколько и горчицы. — Назовите себя, пожалуйста.
— Джон Далмас.
— Вы знакомы с мистером Мелтоном, мистер э…э. Далмас?
— Опять все сначала, — сказал я. — Соедините меня с ним поскорее, душечка, а то я тут отсвечиваю как дурак в будке.
Я слышал, как она выразила восхищение моим остроумием, глубоко вдохнув в себя воздух. Через две-три секунды я услышал грубоватый голос делового человека:
— Да, Мелтон слушает.
— Я должен вас увидеть немедленно.
— В чем дело? — рявкнул он.
— Да в том, что, как говорят журналисты, мы имеем новую стадию развития. Вы что, меня не узнали?
— Ах, да. Постойте, я сейчас погляжу в своем календаре.
— К черту календарь. Поймите, если бы все не было так серьезно, разве я стал бы звонить вам сегодня же?
— Через десять минут в Атлетик-клубе, — сказал он резко. — Я буду в читальном зале.
— Я немного опоздаю, — бросил я и повесил трубку.
Сидевший в вестибюле лифтер, увидев меня, проскользнул в лифт, и узнав куда мне надо, нажал кнопку четвертого этажа. Когда лифт остановился, открыл двери и сказал, что читальный зал направо коридору.
Видимо члены клуба использовали читальный зал как место, где хорошо, сидя в высоком кресле, вздремнуть после сытного обеда. Сразу как войдешь, стоял большой массивный стол красного дерева, на котором лежали газеты и журналы, а за ним шли ряды книжных шкафов, в проходах между которыми похрапывали седовласые джентльмены.
Я нашел Мелтона сидящим в кресле. Он был так высок, что голова его торчала над спинкой. Я сел в кресло, стоявшее рядом, и пристально посмотрел него.
— Старайтесь говорить шепотом, — сказал он. Ну так что все-таки произошло? После разговора с вами утром я думал, что вы на какое-то время избавите меня от неприятностей, но видимо я ошибался — вы конечно добавите к ним новые.
— Ага, — сказал я и приблизил свое лицо к его лицу. От него попахивало спиртным, но не сильно. — Она застрелила его.
У него поползли вверх брови, взгляд стал пустым как у статуи. Он сцепил зубы и положил сжатую в кулак руку на колено.
— Дальше, — сказал он.
Я повернул голову и осмотрелся. В пяти-шести шагах от нас в кресле спал старичок, мелодично посвистывая носом.
— Я только что от Гудвина. Звоню, никто не открывает. Смотрю — задняя дверь не заперта. Вхожу. Радиоприемник работает, но его почти не слышно. Два стакана. На полу фотография в рамке. Стекло разбито. Гудвин сидит в кресле с простреленным лбом. Рана контактная. Пистолет валяется рядом. Маленький, дамский пистолет. Я стер следы отпечатков с пистолета, со стаканов, с дверных ручек и поставил его отпечатки на стакане и пистолете.
Мелтон открыл рот, но так ничего и не сказав, скрипнул стиснутыми зубами и сжал кулаки. Его черные, горящие глаза требовательно посмотрели на меня.
— Покажите фото.
Я достал фотографию из кармана, и держа ее в руке, показал ему.
— Джулия, — прошептал он. — Что теперь будет?
— Всякое может случиться. Но дом стоит на отшибе, среди деревьев. Я уверен, что никто не видел, как я входил в дом и выходил из него. Машину, конечно, могли заметить. У нее был такой пистолет? — Я протянул ему дамский пистолет калибра 0,25.
Он подержал его несколько секунд, потом отдал мне и закрыл лицо руками.
— Да, — проговорил он, не отнимая рук от лица. — Наверное, этот ублюдок сказал ей, что он хочет бросить ее. А вы деловой парень, — продолжал он, кладя руки на колени, — выходит, он покончил жизнь самоубийством.
— Кто знает, как все обернется. Если не найдут убийцу, то конечно придут к такому выводу. Возьмут пробы с правой руки Гудвина, правда химический анализ не всегда дает хорошие результаты. Не совсем понятно, как там оказалась фотография.
— Я тоже этого не понимаю, — ответил он. — Может быть, она в ужасе выбежала из дома и про нее забыла.
— Возможно. Вы конечно понимаете, если узнают, что я там был, то с меня снимут голову. С сыскной деятельностью мне придется расстаться. Теперь без вашей подачи мне придется туго, Мелтон.
Он тихо засмеялся и опять приложил руки к щекам.
— Зачем вы в это влезли? — спросил он.
— Черт его знает. Я его сразу возненавидел, как увидел на той фотографии.
— Ну что ж. Думаю, премия в пятьсот зелененьких вам не помешает?
Я откинулся в кресле и зло посмотрел на него.
— Боитесь, что я начну давить на вас? Я, конечно, человек грубый и невоспитанный, но на подлость не способен. Думаю, вы рассказали мне не все, что вам известно?
Он молчал наверное целую минуту. Потом встал, сделал три шага вперед и обратно. Сунув руки в карманы, позвенел медью и затем опять сел в кресло.
— С шантажом у вас вряд бы что получилось — времена сейчас тяжелые, лишних денег у меня нет. Вы очень сильно рисковали, — причем ради меня — и я хочу вознаградить вас за это. Допустим, Джулия не имеет к этому убийству никакого отношения, но найденная в доме фотография Джулии бросила бы на меня тень, и компания выставила бы меня за ворота.
— Я не это имел в виду. Повторяю, вам известно что-то еще и вы мне об этом не сообщили.
Он уставился глазами в пол, потом заговорил:
— Да, я не рассказал вам об одной вещи, считая ее не очень важной. Но теперь все изменилось. Спустя несколько дней после моего разговора с Гудвином на улице мне позвонили из банка и спросили, могут ли они оплатить чек, предъявленный мистером Гудвином и подписанный моей женой. Я сказал, что жена сейчас в отъезде, но что хорошо зная мистера Гудвина, я уверен в подлинности этого чека. Что я еще мог сказать? Наверно, они выдали ему деньги.
— Судя по тому, как он жил, денежки у него водились.
Ничего мне не ответив, Мелтон пожал плечами.
— Чтобы там ни произошло, мы теперь в одной команде, Мелтон. Я сам до мозга костей ненавижу газетчиков. Но имейте в виду, если они что-нибудь все-таки разнюхают, я — вне игры.
— Возьмите деньги, — сказал он и улыбнулся.
— Я пока что их не заработал. Вот найду вашу жену, тогда и рассчитаемся.
— Поищите заодно человека, которому бы можно было довериться, — сказал он печально.
— Напишите-ка записку этому Хэйнсу. Вы говорили он присматривает за вашим домом на озере. Я хочу там побывать.
Он встал и куда-то ушел. Вернулся минут через пять и отдал мне записку на бланке с названием клуба.
Мистеру Уильяму Хэйнсу.
Дорогой Билл!
Подателю настоящей записки, мистеру Джону Далмасу разрешается осмотреть мой дом. Прошу Вас также оказывать ему всяческую поддержку.
Искренне ваш,
Говард Мелтон.
Я сложил записку и присовокупил ее к остальным своим трофеям. Мелтон положил мне на плечо руку и сказал:
— Я никогда не забуду того, что вы для меня сделали. Вы поедете туда сейчас?
— Да.
— Зачем? Что вы там можете найти?
— Не знаю. Но я бы был полным кретином, если бы не осмотрел место, откуда начинается след.
— Конечно. Хэйнс добрый малый, хотя и кажется угрюмым и неприветливым. Между прочим, он под каблуком у очень симпатичной блондинки. Я имел в виду его жену. Ну, всего вам хорошего.
Он подал мне руку, и я пожал ее. Рука была липкой, как обсосанный леденец.
Я приехал в Сан-Бернардино спустя два часа. Жара и духота здесь были такие же, как и в Лос-Анджелесе. Я выпил чашку кофе, купил бутылку виски и выехал из города. Дорога все шла и шла вверх. Было пасмурно. И вдруг, когда я проезжал местечко с названием «Ключи», серый полог будто сдернули, засияло солнце, подул прохладный ветерок. Вскоре я был на плотине, благодаря которой образовалось озеро Пума. По его голубой поверхности скользили лодки и моторки, по берегам стояли у своих удочек не пожалевшие двух долларов рыболовы — столько стоит разрешение, — которым страстно хотелось поймать две-три рыбешки. За этот улов никто бы не дал и пяти центов.
После плотины дорога разветвлялась. Я поехал по южной ветке. Над дорогой нависли серые скалы. На них росли высоченные сосны, вершины которых купались в голубом небе. Потом дорога спустилась вниз, и замелькали палатки, возле которых загорали или катались на велосипедах молодые люди и девушки в шортах. На одной из лужаек паслось стадо коров — где-то рядом была ферма.
