— Извините! Перебью вашу беседу, дорогие дамы, — обращаясь к Лере. — Я не понял, это что получается! Моля откопала в этом деле второго…
— Когда я ем, бываю, глух и нем! — внезапно строго произнесла Эмма. И совсем ни к месту поучительно и серьёзно добавила:
— Не с каждым первым встречным нужно садиться за стол, ложиться в постель. И даже, — не в каждые входить двери, что перед тобой распахиваются.
Будущие супруги молча переглянулись. Лера легкомысленно пожала плечами.
— Я ничего, ровным счётом не поняла! К чему ты клонишь, тётушка? Саломея, Вадик, Князев не «первые встречные» для меня! Они давние приятели Валерия…
— И, тем не менее, не каждому надо доверять! Тем более, верить в то, что тебе сообщили!
Затем произошло совсем странное. Эмма сердито бросила на стол туго крахмаленую салфетку и резко вышла.
— Слушай, Валери! — обратилась изумлённо. — Ничего не понимаю!
— Сердится, что уезжаешь! Ко всему прочему — дочь со своими истериками достаёт, кстати…
В комнату с подносом вошла Эмма. Она сдержанно улыбалась. Затем тёплым, приятным голосом:
— Уж простите меня! Не знаю, что нашло! У нас, стариков, бывает!
— Да вы всем молодым фору дадите! — произнёс весело Валерий. — Надо же? Придумали!
Эмма рассмеялась, польщённая.
— Спасибо, Валерий. Я-то что! Вот девочка моя! — присела и грустно продолжила. — Ты, Лерочка, беременна, и это славно! Давно пора. И отец ребёнка, слава богу, рядом. А она? Только утром призналась. Ну, помните, говорила я вам о том парне? Так вот, уже как два месяца! — Эмма жестом руки показала округлый живот.
Лера округлила глаза: — Что тут такого? Плохого? Не пойму! Сейчас многие женщины рожают для себя, без мужей!
— Хорошо тебе говорить! Муж рядом! А у нас, в России — родить без мужика, да после третьего курса! Студентка ведь ещё!
— Родит и закончит, твой университет! — не успокаивалась Лера.
— Ладно, хватит об этом! — решительно заявила Эмма. — Закончили разговор! Я аборт ей делать запретила! Так вон, — обиделась! Видите? Её нет с нами. — На мгновение Валерию показалось, — Эмма вот-вот заплачет. Нет. Хозяйка невероятным усилием воли взяла себя в руки. Гости и не подозревали, чего ей это стоило. — Не пришла, — Эмма дёрнула головой, — хотя обещала!
«Когда? Где? Почему? — спрашивала себя, корила. — Как могло такое произойти прямо под её носом? Её недремлющим оком?». Всё так хорошо начиналось. Школа, университет. Что творилось в голове её девочки. Дорогой и любимой. Самой-самой. Красивая, умная, — вся в неё. Она вспоминала год за годом её детство. Льющееся через край, счастье тех времён. Всплыли в памяти и другие картины. Изящно, словно актриса, её девочка, поднося к пухлым розовым губам тонкие музыкальные пальчики, посылала ей воздушный поцелуй у дверей школы. И что же? Когда «это» произошло? Она пыталась сделать всё возможное, чтобы предотвратить. Но воля. Она сопротивлялась. Разум отказывался что-либо понимать и принимать. Он словно утратил связь с телом…
— Так ты, Лерочка, утверждаешь, вернее, твоя Саломея, — внезапно обратилась к племяннице, — что в этих кошмарных убийствах участвуют двое преступников?
— Преступниц! Тётушка! Преступниц!
— Ничего себе! — восхитилась Эмма. — Повидала я на своём веку, но, чтобы среди этого ужаса разобрать, где кто! Нет, это выше человеческих сил. Неужели она и впрямь такая могучая, твоя Саломея? Поразительно!
— Только тсс! — приложила Лера пальчик к губам. — Умоляю!
— Поздно! — хохотнул Валерий. — То, что знает два человека, — знают все!
Эмма осуждающе взглянула Валерию в лицо. Мужчина застыл. Лицо тётушки, вернее, её синие глаза потемнели, смотрели враждебно и холодно. Но было в них что-то ещё. Неприятное. И сильное. Готовность. К поступку. Одна секунда, возможно, — доля секунды. Он словно провалился в их тёмную синеву. Чёрную дыру. Это была настоящая бездна.
— Вы обидели меня, молодой человек! Оскорбили! Причём, походя? За что? Посчитали меня глупой, пустой бабой и болтушкой?
В комнате повисла неловкая пауза.
Валерий смутился. Стало неудобно перед Лерой, да и самой тётушкой, — всё же не мальчик. Лера испугано подняла глаза. «Что творится с Эммой? Или я чего-то не понимаю? Хотя и родственники, но, всё же, слишком мы разные!
— Простите! — Пробормотал Валерий. — Совсем не хотел вас обидеть, извините!
Лера бросила взгляд на часы. Поднялась.
— Нам пора! Собираться надо, да и…
— Присядь, милая! — Внезапно улыбнулась Эмма, изменив настроение в секунду, как прежде. — Хочу тебе сделать подарок. На прощание. В честь вашей помолвки. Одну минуту!
Эмма с торжественным видом протянула Лере открытую бархатную коробочку. Серьги. Огромные сапфиры, переливаясь гранями, преломляя электрический свет, будто два огромных глаза, смотрели на Леру.
— Это всё, что осталось от моей старшей дочери. Возьми их на память! — улыбнулась. — Они удивительным образом подчеркнут твои синие глаза — знак нашей породы, старинной фамилии. Да, не удивляйся! Синие глаза подчёркивает именно фиолет!
— Вы не упоминали о моей… — начала Лера и, как заворожённая, смотрела на украшение. — Не говорили о старшей своей дочери! — вопросительно посмотрела на Эмму.
Эмма, ничего не сказав, вернулась к столу. Молча, никому не предложив, налила коньяку прямо в фужер. Опрокинула, не морщась. Приложила кулачок к носу.
— Не хочу вспоминать! — зло проговорила. — Какая там память? Не хочу! А серьги бери, не брезгуй! Старинные! Антиквары охотятся за такими вещами, бешеные деньги предлагают! Поверь, я знаю толк…
— Что это с ней? — грустно проговорила Лера в номере. — Не пойму! Всегда такая вежливая, утончённая!
— Даже через чур, я бы сказал! — вспоминая последнюю сцену в доме Эммы, раздражённо поддержал Валерий. — Ну, ты за неё не беспокойся. Не обращай внимания. Волевая, крепкая. Она полна сил, эта твоя тётя! Я же тебе говорил раньше и сейчас скажу. Дочь её беременна — раз, ты уезжаешь — два. Опять одиночество! Тем и вызваны эти необъяснимые всплески, одним словом… — Валерий обнял жену. — Как малыша назовём, Лерка?
Та, с иронией: — Тебе известно, кто у нас будет? — Потом задумчиво, — если девочка, то…
— Лера! Валерия! Классно звучит, чёрт возьми! — чмокнул её в лоб.
— А мальчика, — задумалась Лера.
— Только не Валерием! Хватит одного меня.
— Александр! Царское имя! Как тебе?
— Неплохо, согласен!
— Или Филипп!
— Не спорю! В честь того Филиппа? — повертел пальцами в воздухе. — Всё с вами, мадам, ясно! Пусть будет Филипп!
Снова ночь. Летняя изнуряющая жара, кажется, на первый взгляд даёт всем короткую передышку. Но только на первый взгляд. Пласт дневного пекла лишь, на мгновение, — несколько ночных часов, казалось, ослабил давление на всё живое. Тёмное небо усеяно звёздами. Гигантские светила смотрят вниз, будто высматривая и освещая путь всем. Всем подряд, не разбираясь. Тем более, — тем, кто крадётся сейчас, в эти ночные часы, из тёмной стены чуть остывшего адского жара. Крадётся за тем, — другим, — очередной жертвой.
Саломее оставалось совсем немного, всего несколько метров. Услышала неприятный звук шагов. Застыла. Повернула голову назад. Дорожка, что вела к дому, пуста.
«В любом случае, — думала она, прислушиваясь к шорохам вокруг, — неосмотрительно, даже глупо не предупредить Вадика, чтобы встретил!». Слишком поздно сожалеть. И опять, всё из-за Аси! Саломея снова представила приятельницу, их разговор в кабинете Пашкова. Оказалось, Ася поджидала её с раннего утра. Получив категорический отказ генерала от съёмок, надеялась, как выражалась, уломать Пашкова с помощью Саломеи, заодно, взять интервью у неё самой. Пухлые, подкаченные силиконом и деликатно тронутые блеском, губы Аси говорили: — Сим, ну, правда, прямо руки чешутся! Материалец будет, — закачаешься! Ну и мне, как журналюге от телевидения, — дивиденды! Малю — ю — ю-сенькое интервью! Ну, плиз!
Ася не любила ни цветов, ни детей. Во всяком случае, звенела об этом на каждом, что называется, углу. А тут! — Слушай, Сим, так прикольно! Ты всё же волшебница. Я правильно сделала, что послушала тебя! — пустилась рассказывать о мальчике, которого недавно усыновила. — Такой маленький, заботливый. Нет, не дикий, ничуть! Признаюсь тебе, — боялась страшно. Мало ли! Славным оказался парнишка. Такой аккуратненький, деликатный. Убирает за собой всюду. Хочу домой, бегу домой, потому что знаю, — меня там ждут! Ни мои деньги, ни — сама понимаешь… А просто — я! Такая, какая есть! И это слово! Господи, Сима! Не представляешь, как услышу: мама, внутри что-то… Тяжело объяснить!
За время, которое они не виделись, Ася и в самом деле похорошела. Словно сама родила приёмного малыша. Мужчине, который на время подписания сбора всех нужных бумаг и подписей, согласился стать «отцом» и мужем, Ася отстегнула, по её словам, порядочную сумму. Их временный брак вскоре был расторгнут по обоюдному согласию.
