Гарри крепко прижал ее к себе и поцеловал. Юлия скинула пальто и, идя впереди него, оказалась в комфортабельно обставленной спальне. В камине горел огонь. Его отблески, пляшущие по стене, создавали в комнате интим.
— Не зажигай света, дорогой…
Он закрыл дверь и, прислонившись к ней спиной, стал смотреть на Юлию.
Он всегда удивлялся быстроте, с которой она раздевалась. Она быстро расстегнула молнию, потом другую и через несколько секунд уже стояла перед ним — обнаженная и прелестная.
— Юлия, ты самая прекрасная женщина на свете, — хрипло проговорил он.
Юлия повернулась к нему спиной, опустилась на колени перед камином и протянула к огню руки. Он подошел к ней, обнял за талию и притянул к себе:
— Я живу лишь ради таких моментов. Мне кажется, что земля перестает вращаться, что в мире существуем лишь мы двое, и больше никого.
Юлия подняла глаза, закинула руки за его шею, и, притянув к себе голову Гарри, прижала его губы к своим.
Будильник на ночном столике отзвонил восемь часов. Юлия приподнялась.
— Не двигайся, любимая, — прошептал Гарри, обнимая ее. — У тебя еще целый час времени.
— Нет, только полчаса. Я не должна заставлять его ждать.
— Юлия, так не может продолжаться вечно, — говорил Гарри, прижимая лицо к ее груди. — Разве ты не можешь с ним объясниться?
Он почувствовал, как она вся сжалась, и в голосе ее прозвучала тоска, когда она ответила:
— Гарри, милый, ну что ты говоришь? Ты знаешь, что Ник никогда не откажется от меня. И к тому же, как мы будем жить? Ты сам знаешь, что это ни к чему хорошему не приведет.
— Но это опасно… Если он когда–нибудь узнает…
— Он ничего не узнает.
— Почему ты так уверена? Он не идиот. Может быть, он давно подозревает.
— Ну нет! Он даже предложил мне сегодня вечером, чтобы ты проводил меня в кино.
— Боже мой! И что ты ему ответила?
— Что я хочу пойти в кино только с ним.
Гарри на несколько секунд замолчал. Он смотрел на потолок, по которому бродили причудливые тени; огонь в камине еще не погас.
— Если он когда–нибудь обнаружит это, — проговорил он после паузы, — он убьет нас обоих.
— Ты говоришь глупости, мой дорогой, — Юлия поцеловала его. — Ник никогда не сделает ничего подобного, он слишком занят своей карьерой. Он не рискнет скомпрометировать себя. Можешь себе представить, он во что бы то ни стало хочет, чтобы новый госпиталь назвали его именем. И, конечно, не убьет нас.
— Я совсем не уверен в этом. Если он когда–нибудь застанет нас…
— Но это нам не угрожает! Я прошу тебя, не будь глупым, Гарри. Именно теперь он больше никогда не сможет узнать об этом.
— Почему “теперь”? — напрягся Винс.
— Теперь, когда Рой умер.
— А какая связь между Роем и нами?
Она поколебалась, прежде чем ответить, потом нехотя проговорила:
— Рой был в курсе дела. Вот уже шесть месяцев, как он впервые заставил меня “петь”…
Гарри вздрогнул. Страшная паника овладела им, сердце сжалось. Только сейчас он осознал, до какой степени боялся Энглиша, как страшился того, что тот узнает о его связи с Юлией.
Он слез с кровати, надел халат и зажег лампу.
— Рой был в курсе дела? — хрипло переспросил он.
— Да, он знал. Теперь, — когда он мертв, я могу сказать тебе об этом.
У Гарри перехватило дыхание.
— Но почему ты ничего не сказала мне раньше?
— Я боялась потерять тебя. Ведь если бы ты узнал, что Рой в курсе дела, ты, возможно, отказался бы от свиданий со мной. А этого я не смогла бы перенести.
Гарри подошел к столу и налил себе полный стакан виски. Его руки дрожали.
— Хочешь? — спросил он.
— Нет, мой дорогой. И не нервничай так. Все будет хорошо, уверяю тебя. Ведь Рой теперь мертв.
Гарри опорожнил стакан, закурил сигарету и сел.
— Ты сказала, что он шантажировал тебя? Как это получилось?
— Это был настоящий кошмар, Гарри. Я думала, что сойду с ума. Однажды — это было месяцев шесть–семь назад — Рой пришел ко мне. Я совершенно не могла понять, что это ему вздумалось навестить меня. Я ведь его почти не знала. Он стал тянуть время и сказал: “Вы будете приносить мне в контору двести долларов каждую пятницу, Юлия. Я, конечно, не могу заставить вас приходить, но я могу сообщить Нику, что у вас связь с Гарри Винсом. Вы будете мне платить, или мне предупредить Ника?”. Вот и все. Я была до такой степени напугана, что даже не спросила, откуда он узнал об этом. Я ответила ему, что буду платить. И платила. Каждую пятницу.
— Подонок! — со злобой проговорил Гарри, сжимая кулаки. — Значит, это правда, что он был шантажистом! Подонок, мерзавец!
— Ты не можешь себе представить, какое облегчение я почувствовала, когда Ник сказал мне, что этот тип покончил с собой. Моя жизнь становилась адом. Каждую неделю я ходила в его маленькую отвратительную контору и приносила деньги. Он сидел за своим рабочим столом и улыбался. И там же была эта маленькая ведьма, брюнетка, которая тоже улыбалась.
Гарри едва слушал ее.
— Ты не думаешь, что он разболтал Корине? — спросил он. — А что, если она скажет об этом Нику?
— Ты напрасно думаешь, что он сказал ей об этом, — сказала Юлия. — Ведь тут совсем нечем гордиться.
— Мой бедный ангел, — сказал Гарри, притягивая ее к себе. — Ты должна была сказать мне об этом раньше. Во всяком случае я должен возместить тебе убытки. Сколько они у тебя вытянули?
— О, прошу тебя, не будем говорить об этом. Я зарабатывала неплохо, так что выкручивалась… Ну, мне пора одеваться.
— Но я не хочу, чтобы ты потеряла эти деньги! — запротестовал Гарри.
— Не будем об этом говорить. Заплачено и забыто… Я прошу тебя, Гарри!
Винс зашагал по комнате.
— Юлия, — неожиданно проговорил он, — разве мы не могли бы уехать вместе? Разве так необходимо все время рисковать? Было бы совсем иначе, если бы мы были женаты.
Юлия выпрямилась. Один чулок был натянут, другой она держала в руке. Во взгляде у нее была усталость.
— А что с нами произойдет потом? Ник ведь так влиятелен. Меня больше никуда не пригласят, и> ты/не сможешь найти работу. Уж он проследит за этим… Он жесток и до невероятности настойчив… Он извел бы нас, сделал жизнь невыносимой. Будем терпеливы, Гарри. Уже замечательно то, что мы можем видеться с тобой время от времени, а там, может быть, что–нибудь и произойдет. Не будем делать ничего абсурдного или опасного.
— Но то, что происходит, еще опаснее. В настоящий момент мы обманываем. А если бы мы уехали…
— Он нашел бы нас, Гарри. Он никогда не отпустит меня.
— И все же он не всемогущий бог! Я знаю, он очень энергичен, но не сможет помешать мне зарабатывать на жизнь! Это неправдоподобно, Юлия!
Юлия натянула платье, направилась к зеркалу и села перед ним, чтобы привести в порядок прическу.
— Скажи же что–нибудь, дорогая, — жалобно проговорил Гарри.
Она повернулась и взглянула ему в глаза.
— Хорошо, я скажу тебе правду. Ты не представляешь, что значит чувствовать позади себя такую опору, как Ник! Без него я не пела бы в лучшем кабаре города. У меня не было бы роскошной квартиры и всех моих туалетов. У меня не было бы неограниченного кредита во всех больших магазинах. Я не могла бы покупать все, что мне захочется, не задумываясь, откуда взять деньги. Когда я выхожу, каждый мужчина в городе был бы счастлив сопровождать меня… Если бы я покинула Ника, у меня началась бы совсем другая жизнь, и это мне не понравилось бы.
— Я понимаю, — проговорил Гарри бесцветным и усталым голосом.
Юлия встала и прижалась к нему.
— Гарри, любимый мой, будь терпеливым. Я уверена, что в конце концов все устроится. А теперь мне надо идти, дорогой. Я приду, как только смогу. Дай мне мое пальто, пожалуйста.
Через несколько минут Юлия достигла выхода из улочки и посмотрела вокруг себя. Улица была пустынна. Она быстро зашагала прочь, рассчитывая поймать такси.
В тени подворотни, прижавшись спиной к стене, мужчина в коричневом костюме и коричневой фетровой шляпе смотрел, как она уходит. Он размеренно жевал резинку. Мужчина стоял в тени до тех пор, пока Юлия не исчезла из виду, а потом направился к реке, насвистывая какую–то мелодию.
Эд Леон взялся за дела агентства “Молния” через два дня после звонка Энглиша в Чикаго.
Леон, высокий и худой, казалось, состоял из рук и ног. Люди, как правило, принимали его за парня не очень умного и совершенно безобидного. Выражение его загорелого лица было открытое и простодушное: он вполне мог сойти за фермера, приехавшего в большой город.
Глядя на него, складывалось впечатление, что он по крайней мере неделю спал одетым. Его волосы, очень густые от природы, торчали во все стороны, так как он никогда не пытался пригладить их.
