— Аптечка есть в машине? — спросила Кира у Шутя. — Лада, проводи!
Девушка, уперев стволы обреза в поясницу «шестерки» Синьора, довела его до машины и назад.
— Перевяжи руку своему хозяину! — Шутя исполнил приказ.
— А теперь снимай штаны ему и себе и трахай его! Я буду считать всего до пяти! — Кира перезарядила обрез. — Раз... два... — При счете «пять» Шутя, уперев своего шефа руками в ствол ближайшего дерева, засаживал ему в анус свое мужское достоинство. Тот только скрипел зубами.
— А вы посчитайте для остальных! — повернулась Кира к подругам.
— Надеюсь, нас это не касается? — спросил, подбегая к ней, Санька. И поспешно добавил: — Мадам!
— Нет, конечно! — та пожала плечами. — Вы же пострадавшая сторона? — И, взглянув на его окровавленное лицо, спросила: — Это они тебя так?
— И моего друга тоже! — указал Козырь на Федю, который, невзирая на боль от побоев, давился смехом, наблюдая, как матерятся насилуемые своими же бандиты. К заднице каждого было приставлено по два обреза. Затем по команде Киры они поменялись местами. «Опущенные» со злостью принялись «обрабатывать» своих насильников. Наконец Кира громко кашлянула: — Вы, господа, так увлечены новым для вас занятием, а между тем, я бы хотела задать один вопрос — не ваша ли машина горит на трассе? — И тотчас же вспыхнула от брошенной бутылки с бензином задняя легковушка. А Кира продолжала:
— Я думаю, вам хватит и одной машины. Кто первый в нее заскочит, тот и уедет. Оставшихся придется закопать в этой посадке. Бегом — марш!
«Пассажиры», подхватив штаны, ринулись к уцелевшей легковушке. «Амазонки» же начали изо всех стволов палить по горящей машине, поэтому в переднюю утрамбовались все бежавшие — желающих остаться не нашлось. Легковушка рванула с места и вскоре исчезла из поля зрения. Удивительно, но за время разыгравшейся на полянке драмы по трассе не проскочила ни одна машина — ни туда, ни обратно.
— Вы едете не по главной трассе, хоть и более короткой, до Новоазовска. Здесь нет постов ГАИ и всего две станции техобслуживания с магазинчиками. Поэтому и шалят по этой и подобной им дорогам такие вот «шакалы» — грабят случайные авто, насилуют женщин... Случаются и убийства—в общей неразберихе это сходит с рук, — объяснила приятелям их неожиданная спасительница.
После всего, что произошло, не пригласить «амазонок» к столу приятели посчитали верхом невежества. Была и другая подспудная мысль — о надежности охраны на сегодняшнюю ночь. Но они ее тщательно маскировали, каждый в себе.
— А вы, значит, вроде странствующих рыцарей? Только те защищали дам от разбойников, а вы, наоборот, — от кавалеров? — усмехнулся Козырь, чокнувшись с Кирой. Та внимательно посмотрела на него.
— Вполне возможно, если бы они ответили вежливо — мы поехали бы дальше своей дорогой. А что бы делали вы?
Санька хотел признаться ей, что совсем собрался было читать отходную молитву, но за него сказал Федя:
— Они не ответили бы вежливо — не то воспитание!
— Совершенно согласна с тобой, поэтому давайте сменим тему. Почему вы остановились в поле?
— Да гайка с полуоси слетела, — с досадой ответил Федя. — Малая деталь, а без нее — хана машине, а смотаться до ближайшей СТО не на чем.
— Как это не на чем? — Кира привстала: — Лада, заводи мотор! Мухой туда и обратно! Деньги есть? — обернулась она к Феде. Тот с готовностью ринулся к «рафику» и через некоторое время вернулся с деньгами и бракованной гайкой.
— На! — протянул он девушке деньги. — Здесь с гонораром за ночной визит! — и внезапно застыл, только сейчас разглядев «амазонку». Потом тихо и убежденно произнес: — Ей-богу, я еще такой красивой в жизни не видел! — Девушка внезапно покраснела так, что это стало видно даже при свете «переноски», выхватила у Феди деньги, гайку и побежала к своему мотоциклу.
— Видишь, ты ей тоже понравился! — констатировала Кира и, засмеявшись, вновь чокнулась с Козырем, подмигнув ему: — А ты тоже парень ничего!
— Мне это говорили, — подтвердил Санька, — еще родители в детстве.
Лада вернулась через полтора часа — когда все уже порядочно «согрелись».
— Перерыла весь поселок, — только и сказала она, передавая Феде новенькую гайку. Ну зачем ему знать, что она вместе с поселком подняла в два часа ночи с постели заодно и завгаражом местного облпотребсоюза?..
Но дефицитную деталь в воздухе перехватила рука Киры. Она шало поглядела на Козыря.
— Утром и отремонтируете. Не будете же вы в темноте ковыряться?
Санька хотел ей резонно заметить, что для этого и существует переноска, но его вновь опередил Федя, уже шепчущийся о чем-то с Ладой.
— Конечно, Кир, конечно, о чем речь? Утро, как говорят, вечера мудренее!
— А как же спать будем? — вопрос вновь задал Козырь.
— У нас есть палатка, но она четырехместная, ну, от силы пятеро влезут. Значит, двоих вы возьмете к себе на квартиру! — рассудила Кира и, отойдя к группе «амазонок», пошепталась с ними. Тотчас же пятеро из них, отцепив с одного из мотоциклов большой сверток, пошли за посадку, к недалекой скирде соломы на уже вспаханном поле. Такой же сверток Козырь заметил и на «Харлее», но поинтересоваться у Киры, для каких он целей служит, посчитал невежливым. Между тем, Федя уже пооткручивал на полу «рафика» гайки креплений и выбросил на полянку четыре сиденья. Теперь в салоне хватило места, чтобы на клеенку расстелить оба матраца. Одной из простыней перегородили проход. Кира и Лада скользнули за нее, пошуршали одеждой, пошептались и вскоре затихли — по всей вероятности, уснули. А Санька ворочался, ища для сна удобное положение — новый матрац почему-то казался жарким и каким-то ребристым, что ли. А может, не матрац тому виной был? В голове Козыря, пока девушки раздевались там, за перегородкой из тонкой материи, мысли скакали, как караси, на раскаленной сковородке, а слух обострился настолько, что он слышал не только свое бухающее в грудную клетку сердце, но даже шум бегущей по венам крови. Ну, а что делалось на той половине — тем паче: вот проскрипела кожа сбрасываемых костюмов, затем протрещали кнопки расстегиваемых пуловеров и зашуршали скатываемые с ног колготки... В заключение, как два выстрела в ухо — два пластиковых щелчка с небольшим интервалом, и воспаленный мозг Козыря настолько ярко и мощно нарисовал в его сознании упругие, аппетитные женские груди, вырывающиеся из тесноты ажурного бюстгальтера, что не выдержал — схватил сигареты, зажигалку и пулей вылетел из салона «рафика». Тотчас же рядом с ним оказался Федя.
— Дай закурить, я что-то свои сигареты не найду!
— Руки небось дрожат? — с ехидцей подковырнул его Козырь, вышибая щелчком из пачки сигарету. — А мне так... — он внезапно заткнулся, пораженный увиденным — из салона «рафика» ступила на траву полянки женская фигура, закутанная с ног до головы в простыню. В неясном свете луны облепившая ее белая материя четко очертила линию широких бедер, узкой талии и... остальное дорисовала фантазия.
— Ты что, жука глотнул какого ненароком? — забеспокоился Змей и повернул голову туда, куда вытаращился его товарищ. — Ой, Лада! — Федя рванулся к девушке, бережно поддержал ее под локоть и о чем-то заговорил вполголоса.
«Да ну вас! — решил Козырь. — Пойду-ка я отолью, да спать завалюсь! А чувства свои надо зажать в кулак!» — вспомнил он вычитанную однажды фразу и неожиданно разозлился — какой идиот так пишет? Попробуй, зажми эти чувства, если на штанах вон спереди молния разъехалась — новую переставлять придется. С этими мыслями он и пошел в посадку — как можно глубже, чтобы ненароком не споткнуться о какую-нибудь из тех — в палатке.
Когда же вернулся на полянку, покурив и немного успокоившись, никого на ней не увидел.
Разувшись у входа в машину, в полной темноте стал потихоньку продвигаться вперед, и только спустя несколько мгновений сознание подсказало Саньке, что ступает он по скользкой клеенке — матраца на ней не было.
— Что за черт! — он опустился на четвереньки, затем встал на колени, пополз, ощупывая пространство перед собой, и... неожиданно ощутил под ладонями то, что так ярко примерещилось ему двадцать минут назад — тугую, горячую женскую грудь... На секунду его разбил паралич — он не знал, что делать — потихоньку удрать назад, на полянку, извиниться или... Последнюю мысль он не успел додумать — теплые женские руки обвили его шею, пытаясь притянуть, наклонить голову к его же рукам, к этой восхитительно-волнующей груди с быстро твердеющими сосками. Удивительно — Козырь не испытал даже боли в затылке, куда его не так давно тюкнули кастетом — то ли из-за мягкости женских рук, то ли оттого, что не особо сопротивлялся их нажиму — дурак он, что ли? Поцелуй губ, встретивших его губы, был затяжным и оглушающе-сладким. После этого он вообще потерял всякую способность к сопротивлению и отдался на волю рук, которые его раздевали, ласково поворачивая с боку на бок.