— Поведение Джерома в этом отношении иногда кажется смешным. — Она задумчиво сморщила нос. — Иногда он бывает таким хвастливым, а временами — таким скромным. Его заслуга состоит в том, что он нашел Рода. Затем Джером нашел ему хорошего агента-посредника, хорошего владельца киностудии и режиссера-постановщика для его первых кинокартин. Он даже лично следил за подготовкой киносценариев и подбором киноактеров.
— Меня это удивляет, — сказал я. — Я не думал, что он такой.
— Но, — изящно пожала она плечами, — я думаю, что у всего этого была и другая сторона, Рик. Джером считал, что Род мог стать одним из самых выгодных вложений капитала, какие он когда-либо делал. Вначале он почти не выпускал его из своего поля зрения. Род жил у нас, здесь, в доме, и когда бы Джером ни уезжал куда-нибудь на пару дней, например в Нью-Йорк, он всегда настаивал на том, чтобы Род оставался у нас дома, чтобы я присматривала за ним в отсутствии Джерома.
— Вы не возражали? Ведь на вас ложилась такая ответственность, — сказал я серьезно.
— О нет! — Она на мгновение закрыла глаза, и на ее лице промелькнула еле уловимая улыбка. — Я нисколько не возражала против этого! Мы так веселились, Рик! Мы целый день купались в бассейне, ночью при луне устраивали пикники и... — Ее лицо внезапно потускнело. — Но все это в прошлом, не так ли? Ушло навсегда, как и Род!
На какое-то роковое мгновение у меня промелькнула мысль — заключить Монику в свои объятия, чтобы успокоить ее, но я очень хорошо знал: если я сделаю это, то она получит все, что угодно, но только не успокоение. Стоять совсем рядом с Моникой Кинг было бы почти так же безрассудно, как пинать ногой неразорвавшуюся бомбу, чтобы узнать, почему она не взорвалась.
— Мне надо идти, — сказал я скрипучим голосом. — Было очень приятно встретить вас, Моника, и мне жаль Рода Блейна.
Она широко раскрыла глаза и, украдкой через плечо посмотрев в сторону дома, сказала:
— Мне кажется, Джером все еще в кабинете, возится со своими глупыми бумажками.
— Я тоже так думаю, — согласился я. — Но я уже попрощался с ним.
Она прильнула ко мне и запустила руки мне под пиджак. Ее пальцы плавно ощупывали мою грудь и пробовали ее на упругость.
— Мне кажется, вы сильный, Рик, — сказала она, тяжело дыша. — Я уверена также, что вы хороший пловец.
— Так, средний, — сказал я, сдерживая волнение.
— Вы скромничаете, — прошептала она. — Вам надо будет приехать сюда снова, тогда мы поплаваем — когда Джером уедет по делам в Нью-Йорк или куда-нибудь еще.
Я молча смотрел в большие ярко-синие с зеленоватым оттенком глаза Моники и видел, как ее детская невинность превращалась в жаркий пыл страсти. Она облизывала губы розовым кончиком языка, а ее пальцы стали упругими и с силой вонзились в мою грудь.
— Вы ведь умеете обращаться с девушками, Рик! — Она говорила низким голосом и слегка дрожала всем телом. — Вы не старик, который уже забыл, как заниматься любовью! Вы молоды, сильны и...
Внезапный шум, послышавшийся из дома, заставил ее отскочить от меня. Это было судорожное, рефлекторное движение. Я быстро скользнул в машину и завел мотор. Она же напряженно смотрела на парадную дверь дома. Ее роскошное тело было сковано страхом до тех пор, пока она не убедилась, что дверь не откроется.
— До свидания, Моника, — сказал я.
Она снова повернулась ко мне, и ее ярко-синие глаза опять были полны невинного удивления. Ее маленький изящный рот казался таким незащищенным. Он просто сводил меня с ума.
— До свидания, мистер Холман, — скромно сказала она своим детским голосом.
Затем она подошла ближе к машине, медленно раскачивая бедрами в примитивном ритме. Она была похожа на языческую богиню, которая совершает предварительный обряд перед началом ежегодной оргии своего племени.
— До свидания, — повторила она, и ее голос, теперь уже далеко не детский, звучал даже едко. — Вы трус и ничтожество! Ползите к себе домой и похныкайте во сне о той возможности, которую вы упустили!
Она повернулась ко мне спиной. Внезапно наклонившись, она выставила свой роскошный зад в мою сторону и сделала неприличный и насмешливый прощальный жест.
Я уже собирался нажать на кнопку звонка в третий раз, когда дверь открылась. Делла стояла в дверях и смущенно смотрела на меня. На ней был хлопчатобумажный топ с открытой спиной, под цвет голубых глаз, плотно облегавший ее упругие груди. Розовые лосины обтягивали нижнюю часть ее тела. У нее была безукоризненная, волосок к волоску, прическа, идеальная для блондинки с медным оттенком. Она выглядела как блюдо ценой в миллион долларов. Так почему же в ее взгляде чувствовалось некоторое замешательство?
— Это сюрприз, Рик, — сказала она. — Я не ожидала, что вы возвратитесь так рано. — В течение какого-то мгновения она колебалась. — Вы не войдете?
— Спасибо, — ответил я решительно. — Мне не помешает выпить.
Я последовал за ней в гостиную, где причина ее замешательства стояла около окна с зеркальным стеклом и курила сигару. Это был крупный полный мужчина с густой шапкой коротко остриженных седых волос, которые стояли торчком. Его лицо было определенно тевтонского типа. Квадратная челюсть резко выдавалась вперед. У него был большой надменный нос и толстые мясистые губы. Из-под его лохматых седых бровей выглядывали два бледно-голубых глаза. Когда мы вошли в комнату, эти глаза посмотрели на нас с ледяным равнодушием.
— Рик, — сказала Делла, волнуясь, — это Эрик Стейнджер.
— Привет, Холман, — буркнул он грубым голосом.
— Вы знаете друг друга? — спросила Делла.
— Да. Мы уже раза два встречались, — ответил я. — Прошу прощения, Делла: я не знал, что у вас гость.
— Это не имеет никакого значения, — сказал Стейнджер скрипучим голосом. — Я все равно уже собирался уходить.
— Никуда ты не уходишь, Эрик! — сказала Делла весело.
— У меня встреча... — Он посмотрел на массивные часы на волосатом запястье. — Ровно через двадцать минут.
— Но у тебя еще есть время, чтобы выпить, дорогой, раз здесь Рик.
Такая неловкая настойчивость удивила меня. Это не было похоже на Деллу, и я решил, что она очень нервничает. Но что было тому причиной?
Стейнджер раздраженно почесал свой шрам, который тянулся примерно от того места, где сходятся брови, через весь лоб.
— Как-нибудь в другой раз, — сказал он холодно. — Сейчас мне надо идти. Эту встречу нельзя отложить, вы понимаете, Холман?
— Конечно, — ответил я. — Тогда мы и приглашение выпить отложим на другой раз.
Он тяжело, грузно направился к двери, а Делла побежала за ним, как щенок, которого поманили печеньем. Общая сцена получилась довольно мрачной. В последний момент Стейнджер неожиданно повернул голову и посмотрел через плечо.
— Вы слишком много на себя берете в эти дни, мой друг, — сказал он скрипучим голосом. — Смотрите, выбирайте себе кусок по зубам, иначе подавитесь!
— Я запомню это, Эрик, — сказал я спокойно. — Если я даже никогда не пойму смысла ваших слов, я все равно запомню их.
Уголки его рта скривились в презрительной усмешке.
— Все это дешевые попытки сострить, — сказал он раздраженно. — Возможно, за последние годы вы слегка оперились, приятель, но не забывайте, что на той высоте, где парит ястреб, вы только голубь. — Я был почти уверен, что слышал, как он щелкнул при этом каблуками. — Я даю вам хороший совет, Холман, — продолжал он, солидно пожав плечами. — И если вы не последуете ему, это вам дорого обойдется.
В то время как Делла провожала Эрика до самой двери, я налил себе бокал из роскошного бара, который находился в углублении в углу просторной гостиной, и едва сделал первый глоток, как снова появилась" Делла.
— Я пью только в компании, — сказала она устало. — Потому налейте мне полный бокал виски без содовой. Мне это необходимо.
Она прошла через всю комнату к бару, села на высокий стул, облокотилась на стойку бара и стала наблюдать, как я наливал ей виски.
— У меня было такое чувство, что я пришел не вовремя, — сказал я. — Вам следовало бы сказать мне, что у вас гость.
— Рик, вы именно тот человек, который нужен здесь, и вы пришли как раз вовремя. — Она схватила бокал и сделала большой глоток выдержанного виски. — Я никогда в жизни никому так не радовалась, как вам. Я уже опасалась, что буду прикована к этому Стейнджеру весь вечер! О Боже! Какая безрадостная перспектива для девушки!
— Я имел удовольствие видеть ту отметину, которую вы оставили на его лбу, когда вам было семнадцать лет и вы встретились впервые? — витиевато спросил я.
— Втайне, я думаю, он очень гордится этим шрамом, — ответила она с усмешкой. — Все тевтоны его возраста гордо носят такие шрамы, подобно тому, как многие американцы носят эмблему общества “Фи Бета Каппа” или что-либо подобное. Могу держать пари, что он говорит каждому, будто получил этот шрам во время дуэли на саблях в Шварцвальде на юго-западе Германии, и никто не знает его настоящего происхождения!
