— Удар стулом, полученный от семнадцатилетней девушки, которая не захотела быть изнасилованной им в ту ночь? — улыбнулся я, смотря на нее.
— Ни в ту и ни в какую другую ночь! — поспешно закончила она. — Никакая девушка не хочет быть изнасилованной. Девушке всегда хочется чувствовать, что у нее есть выбор, до того самого момента, когда в замке повернется ключ.
Я допил виски и налил себе новую порцию.
— Как идут дела, Рик? Паршиво? Как и у меня?
— Я поговорил с некоторыми людьми, в частности с вашим агентом-посредником, — сказал я. — И узнал, дорогая, кто включил вас в черный список.
— Я тоже, — с горечью сказала она. — Наши сведения совпали, не так ли?
— Вы узнали, кто это сделал? — Я посмотрел на нее с изумлением.
— Эрик только что сказал мне, — ответила она напряженно. — Я надеялась, что вы пришли ко мне с другим именем-, Рик, потому что то имя, которое он мне назвал, пугает меня!
— Джером Т. Кинг?
— Даже звук этого имени вселяет в меня страх! — Она проглотила оставшееся у нее в бокале виски тремя быстрыми глотками и пододвинула пустой бокал ко мне.
— Налейте мне еще столько же, бармен, сколько и себе.
— Почему вдруг Эрик Стейнджер стал беспокоиться о вашем благополучии? — спросил я.
— Он не переставал преследовать меня с той ночи, когда я ударила его стулом, — поморщилась Делла. — Думаю, что я должна быть польщена: четырнадцать лет — это очень большой срок для женщины, чьей благосклонности добиваются, а ведь он до сих пор не приблизился ко мне настолько, чтобы можно было говорить об успехе. Эрик предлагал мне почти все, чем он мог соблазнить меня в этой жизни, в том числе и брак, но сегодня он пришел ко мне с новым предложением.
— С каким же?
— Он сказал, что уже в течение шести месяцев знает: мое имя находится в черном списке, но из милосердия не решался мне сообщить. Сейчас он выяснил, кто постарался внести мое имя в этот список. Это Джером Кинг. И Эрик думает, что у него есть хорошие шансы отговорить Кинга от продолжения травли.
— А какой ценой?
— Ценой брака с ним! — Она слегка вздрогнула. — За эти годы он стал хитрее. Он хочет быть уверенным, что сумеет поставить меня в ситуацию, в которой мое тело будет принадлежать ему по праву. Он также приготовил для меня совершенно новую картину, которую можно будет снимать, как только мое имя будет исключено из черного списка. Он даже принес сценарий этой картины. — Она кивком показала на большой сверток, лежавший на кофейном столике. — Моя роль — просто конфетка. Я отдала бы все, чтобы сыграть ее, и он знает это, скотина!
— Слышу сладкий звенящий звук невероятного совпадения, — проговорил я мрачно. — И вся эта аллегорическая чушь братьев Гримм о том, что я голубь, над которым вьется ястреб, — ерунда!
— Однако, — сказала Делла серьезно, — он хороший продюсер, а для некоторых кинокартин еще и прекрасный директор. И этот сценарий, я думаю, неплох!
— Почему он верит, что может уговорить Кинга снять вас с крючка? — спросил я.
— Он не сказал, — пожала она плечами. — Но говорил об этом очень уверенно. Однако сначала сентиментальная часть в церкви. Я не буду исключена из черного списка до тех пор, пока он не наденет на мой палец тоненькое золотое кольцо!
— Теперь я понимаю его аллегорию, — сказал я. — Самое главное, чего он не хочет — это чтобы я расстроил его замысел, оправдав вас перед Кингом. В этом случае Эрика можно будет просто забросать тухлыми яйцами.
— Вы думаете, Рик, что у вас есть шанс сделать это? — с живостью спросила она. — Как реагировал Кинг, когда вы разговаривали с ним сегодня?
Я рассказал ей о том, что этот маленький лысый хищник думал о ее моральных качествах, о ее связи с Родом Елейном, обвиняя ее в смерти этого молодого многообещающего актера. Ее лицо осунулось, когда я стал рассказывать о твердом намерении Кинга оставить имя Деллы в черном списке навечно, даже если я смогу доказать, что она абсолютно невиновна в смерти Блейна. Сказал я и о том, что Кинг пригрозил: если я буду продолжать расследование, он поместит мое имя в черный список рядом с именем Деллы. К тому времени, когда я закончил рассказ, Делла выпила второй бокал шотландского виски, и ее щеки слегка порозовели, а потом начали краснеть.
— Мне кажется, что программа на этом завершается, как говорят на телевидении, — сказала она решительно. — Теперь мне надо привыкнуть к мысли о кислой капусте каждое утро, каждый день и каждый вечер.
— Вы хотите выйти замуж за этот прусский монумент? — вскрикнул я. — Вы сошли с ума!
— Нет, — сказала она отрывисто. — Налейте мне еще — вы меня плохо обслуживаете, разве вы не замечаете этого?
— Мое обслуживание сейчас станет еще хуже, — проворчал я. — Я хочу поговорить с вами, пока какая-то часть вашего мозга еще трезва.
— Хорошо, но сначала я произнесу короткий монолог! — В ее голубых с поволокой глазах блестели искорки. Она пристально посмотрела на меня. — Вы только что сказали мне, что, если вы будете продолжать расследование, Кинг включит в черный список еще и вас. Я не хотела бы, Рик, чтобы вы рисковали своим именем. Я уже пробыла в этом списке шесть месяцев, и я знаю, что это такое. Но если я выйду замуж за Эрика, то снова смогу играть в кино. — Указательным пальцем она показала на сценарий. — Я смогу сыграть большую/яркую роль, подобную той, которая лежит здесь. Я снова буду жить! Вы можете понять, что это означает для актрисы, Рик?
— А думали ли вы о том, какие ночи ожидают вас? — спросил я. — Что вы будете делать в течение тех часов, которые пройдут с момента, когда вы покинете съемочную площадку, и до того, как вы снова вернетесь на нее на следующий день?
— Да, эти ночи будут долгими, — сказала она тихо. — Я не обманываю себя на этот счет. Но, по крайней мере, я буду живой, Рик! Я буду снова играть. Любое существование лучше, чем те последние шесть месяцев, когда я сидела дома и медленно сходила с ума!
— Есть лучший выход, — проворчал я. — Если я смогу доказать, что вы не имели никакого отношения к смерти Блейна, и кинопромышленники смогут убедиться, что это правда, то черный список Джерома Кинга не будет ничего значить. Кинобоссы не поддержат ваше отлучение, если они будут знать, что вы невиновны.
— Это похоже на красивую сказку, Рик, — сказала она горько. — Но в жизни все намного сложнее, разве вы не согласны?
— Но вы не сможете заставить меня прекратить свое расследование, дорогая, — ухмыльнулся я язвительно. — И если я добьюсь успеха через два дня после вашей свадьбы со Стейнджером, не будете ли вы тогда чувствовать себя глуповато?
В глубине ее глаз я почувствовал гнев и сильное напряжение. Она пристально посмотрела на меня. Это продолжалось почти двадцать секунд. Затем она внезапно расслабилась.
— Я так и не получила свой напиток. Что же случилось? Неужели этот подлец Джером Кинг хочет нанести удар также и по вам?
— Наше соглашение в силе? — спросил я ее.
— Мне кажется, да, Рик. — Теперь ее голос звучал немного трезвей. — Я думаю, что должна опуститься перед вами на колени и поблагодарить вас. — Она засмеялась и заплетающимся языком сказала:
— Только я не совсем уверена, что смогу после этого подняться с колен!
После того как я налил ей еще один бокал виски, третий по счету и такой же полный, как первые два, я закурил сигарету. Это дало мне возможность собраться с духом, прежде чем начать то, что я должен был сделать, — продолжить этот разговор. Мне было неприятно, что ей придется снова переживать все это, когда я буду с пристрастием расспрашивать ее и выяснять у нее подробности и обстоятельства дела.
Но у меня не было иного выхода.
Делла опустила свой бокал чуть-чуть ниже и стала смотреть на меня поверх него.
— Почему вы такой угрюмый, мой друг? Я думала, что это только начало нашей красивой дружбы.
— Если мы собираемся бороться с Джеромом Кингом, то нам предстоит или победить, или погибнуть, — сказал я холодно. — Между нами должно быть абсолютное доверие с самого начала, или мы уже потерпели поражение.
— Я полностью доверяю вам, детка! — сказала она легкомысленно.
— Я хотел бы сказать вам то же самое, детка! Она поставила свой бокал на стойку бара медленным расчетливым движением, которое могло произвести внушительное впечатление, если бы только в последний момент ее рука не дрогнула и она не пролила бы дорогой напиток на стойку бара.
— Не потрудитесь ли вы объяснить мне свое последнее замечание? — спросила она со свирепым видом.
— Конечно, вы должны рассказать мне всю правду, какую бы душевную травму это вам ни принесло, дорогая. — Я говорил ровным голосом, лишенным какой-либо эмоциональной окраски. — Между нами не должно быть никакой полуправды, никаких уверток и никакой лжи. Мы не можем позволить себе этого!
— Теперь вы оскорбляете меня!
