— Парнишка, по-видимому, ждет меня на улице, — сказал я, — на случай, если вы считаете, что дальнейшая беседа с ним может быть полезной.
— А вы как считаете?
— Вряд ли.
— Ну, тогда ладно. И все же, черт возьми, кто-то забрал эту книгу, и я переверну…
— Почему? — спросил я.
— Что — «почему»?
— Почему вы уверены, что она была там, и что кто-то непременно ее забрал?
Гилд почесал подбородок.
— Что вы хотите этим сказать?
— Уайнант не пришел на встречу с Маколэем в «Плазе» в день убийства, не совершал самоубийства в Аллентауне, он пишет, что получил от Джулии Вулф только тысячу долларов, когда мы думаем, что он должен получить пять тысяч, он сообщает, будто они с ней были лишь друзьями, когда мы считаем, что они были любовниками, он слишком часто нас разочаровывает, и потому мне трудно верить ему на слово.
— Факт тот, что я бы его скорее понял, — сказал Гилд, — если бы он либо явился к нам, либо пустился в бега. А то, что он, внося сумятицу в дело, появляется то здесь, то там, не укладывается ни в какие рамки.
— Вы наблюдаете за его мастерской?
— Мы вроде как присматриваем за ней. А что?
— Не знаю, — честно признался я. — Просто он указал нам на массу вещей, которые никуда нас не привели. Может, нам следует обратить внимание на те вещи, о которых он ничего не говорит, а мастерская — одна из таких вещей.
— Хм-м-м, — произнес Гилд.
— Оставляю вас наедине с этой блестящей идеей, — сказал я и надел пальто и шляпу. — Предположим, мне нужно будет связаться с вами поздно вечером: каким образом я смогу это сделать?
Он дал мне свой номер телефона, мы пожали друг другу руки, и я ушел.
Гилберт Уайнант ждал меня в коридоре. Никто из нас не проронил ни слова, пока мы не сели в такси. Затем он спросил:
— Лейтенант думает, что я говорил правду, не так ли?
— Конечно. А разве это не так?
— О, так, однако, люди не всегда тебе верят. Вы ничего не скажете маме о том, что произошло?
— Нет, если только ты сам меня не попросишь.
— Спасибо, — сказал он. — Как вы думаете, где перед молодым человеком открывается больше возможностей: на востоке или на западе?
Отвечая, я представил себе, как Гилберт работает на лисьей ферме у Гилда.
— Сейчас трудно сказать. Хочешь поехать на запад?
— Не знаю. Мне бы хотелось чем-нибудь заняться. — Он принялся возиться со своим галстуком.
Следующие пару кварталов мы проехали в молчании.
Затем Гилберт сказал:
— Мне бы хотелось задать вам еще один странный вопрос: что вы думаете обо мне? — Похоже, он задал этот вопрос еще более серьезно, чем несколько дней тому назад Элис Куинн.
— Ты совершенно нормальный, — ответил я ему, — и в то же время совершенно ненормальный.
Он отвернулся и посмотрел в окно.
— Я так безнадежно молод.
Мы опять помолчали. Затем он кашлянул, и у его рта появилась тонкая струйка крови.
— Этот здоровяк сильно тебя зашиб, — сказал я.
Он стыдливо кивнул и приложил к губам носовой платок.
— Я не очень сильный.
У «Кортлэнда», выходя из такси, Гилберт упорно отказывался от моей помощи и уверял, что дойдет и сам, однако я поднялся вместе с ним наверх, поскольку иначе он бы наверняка не сказал ни слова о состоянии своего здоровья Мими.
Я позвонил прежде, чем он успел достать свой ключ, и Мими открыла дверь. Увидев у Гилберта синяк, она выпучила глаза.
— Ему здорово досталось, — сказал я. — Уложи его в постель и вызови врача.
— Что случилось?
— Уайнант втравил его в одно дело.
— В какое?
— Не стоит об этом беспокоиться, пока мы не приведем Гилберта в порядок.
— Но Клайд был здесь, — сказала она. — Поэтому я тебе и звонила.
— Что?
— Он правда был здесь. — Она энергично кивнула головой. — И спрашивал, где Гил. Он просидел здесь с час или даже больше и ушел всего минут десять назад.
— Ну хорошо, давай уложим Гилберта в постель.
Гилберт упрямо настаивал на том, что ему не нужна помощь, поэтому я оставил его наедине с матерью в ванной и прошел к телефону.
— Звонил кто-нибудь? — спросил я Нору, когда на другом конце провода услышал ее голос.
— Так точно, сэр. Месье Маколэй и Гилд, кроме того мадам Йоргенсен и Куинн просили, чтобы вы с ними связались. От детей пока звонков не поступало.
— Когда звонил Гилд?
— Минут пять назад. Ты не будешь возражать, если сегодня пообедаешь в одиночестве? Ларри пригласил меня на новый спектакль Осгуда Перкинса.
— Хорошо. Увидимся позже. Я позвонил Маколэю.
— Встреча отменяется, — сказал он. — У меня новости от нашего друга, и одному лишь Господу Богу известно, что он замышляет. Слушай, Чарльз, я иду в полицию. С меня хватит.
— Думаю, теперь другого выхода не остается, — сказал я. — Я и сам собирался звонить в полицию. Я у Мими. Он был здесь десять минут назад. Мы только что с ним разминулись.
— Что он там делал?
— Я как раз собираюсь попытаться это выяснить.
— Ты серьезно хотел звонить в полицию?
— Конечно.
— Тогда, может, ты так и сделаешь, а я сейчас приеду?
— Договорились. До скорого.
Я позвонил Гилду.
— После вашего ухода появились кое-какие новости, — сказал он. — Вам удобно будет обсуждать их там, где вы сейчас находитесь?
— Я у миссис Йоргенсен. Мне пришлось доставить парнишку домой. Ваш рыжий здоровяк так зашиб его, что у Гилберта где-то внутри открылось кровотечение.
— Я убью эту гориллу! — прорычал Гилд. — Тогда нам лучше сейчас не говорить.
— У меня тоже есть кое-какие новости. По словам миссис Йоргенсен, Уайнант был здесь сегодня почти в течение часа и ушел всего за несколько минут до того, как приехал я.
Несколько секунд он молчал, а затем сказал:
— Ничего не предпринимайте. Я сейчас же приеду.
Когда я искал номер телефона Куиннов, в гостиную вошла Мими.
— Ты думаешь, у Гилберта серьезные ушибы? — спросила она.
— Не знаю, но лучше немедленно вызвать врача. — Я подвинул к ней телефон. Когда она, позвонив, положила трубку на место, я сказал: — Я сообщил полиции, что Уайнант был здесь.
Она кивнула.
— Потому я тебе и звонила, чтобы спросить, следует им сообщать или нет.
— Я также звонил Маколэю. Он скоро приедет.
— Он не имеет права отнимать их у меня! — возмущенно сказала она. — Клайд передал мне их добровольно — они принадлежат мне.
— Что принадлежит тебе?
— Эти облигации, эти деньги.
— Какие облигации? Какие деньги?
Она подошла к столу и выдвинула ящик.
— Видишь?
В ящике лежали три пачки, перехваченных широкими резинками облигаций, поверх которых лежал розовый чек на десять тысяч долларов компании «Парк Эвенью Траст», выписанный на имя Мими Йоргенсен, подписанный Клайдом Милером Уайнантом и датированный третьим января тысяча девятьсот тридцать третьего года.
— Датирован пятью днями раньше действительного срока, — сказал я. — Что за чушь?
— Он сказал, что сейчас на его счету не наберется такой суммы, и он, вероятно, не сможет в течение еще двух-трех дней сделать новый вклад.
— По этому поводу разразится настоящая буря, — предупредил я ее. — Надеюсь, ты к ней готова.
— Я не понимаю, почему, — запротестовала она. — Не понимаю, почему мой муж — мой бывший муж — не имеет права обеспечить меня и своих детей, если он этого хочет.
— Хватит, Мими. Чем ты его купила?
— Купила?
— Ну да. Что ты пообещала сделать в ближайшие несколько дней? Ведь он пригрозил устроить все так, что если ты этого не сделаешь, деньги по чеку получить будет невозможно, верно?
Она состроила гримасу, выражавшую нетерпение.
— В самом деле, Ник, иногда со своими дурацкими подозрениями ты производишь впечатление недоумка.
— Я учусь быть недоумком. Еще три урока, и можно будет получать диплом. Но помни, я предупреждал тебя вчера, что ты, возможно, окончишь свои дни в…
— Прекрати, — крикнула она и закрыла мне рот своей ладонью. — Зачем ты постоянно твердишь это? Ты ведь знаешь, меня это сводит с ума, и… — Голос ее смягчился, и в нем появились льстивые интонации. — Ты же видел, что мне пришлось пережить в последние дни, Ник. Неужели ты не можешь быть хоть чуточку добрее?
— Не беспокойся насчет меня, — сказал я. — Беспокойся насчет полиции. — Я опять подошел к телефону и позвонил Элис Куинн. — Это Ник. Нора сказала, что ты…
— Да. Ты не видел Харрисона?
— Нет, с тех пор, как привез его к тебе, не видел.
— Если увидишь, не говори ему о том, что я нагородила тебе вчера вечером, ладно? Я сказала это не всерьез, совсем не всерьез.
