— Дуреха ты! Несчастная дуреха!… — это вырвалось непроизвольно. Следовало бы сказать что-то другое, но иных слов он попросту не нашел. Так или иначе, но злости он не чувствовал, и Аллочка это поняла.
— Тогда поцелуй меня. Еще раз. И я пойду, — губы ее дрожали.
Валентин медлительно притянул девушку к себе, смешался, рассмотрев вблизи ее большие глаза. Такое он тоже однажды уже видел. Много лет тому назад… Глаза, подернутые траурной дымкой, словно ослепшие, пытающиеся разглядеть неведомое… И Аллочка сама, точно испугавшись его воспоминаний, обхватила Валентина за шею, с какой-то остервенелой поспешностью впилась в его губы пылающим ртом. Всего на секунду. И тут же стала вырываться.
— Все, хватит. Я пойду!… Иначе разревусь.
Валентин расцепил руки, и Аллочка, подхватив легонькую сумку, почти бегом устремилась в вагон. На ступеньках чуть споткнулась, но вовремя уцепилась за поручень. В тамбуре последний раз мелькнула ее зеленая курточка и пропала.
* * *
В квартиру Леонида Логинова Клим Лаврентьевич не поленился подняться самолично. Перил он не касался, руки прятал в карманах, на ступени, раскрашенные дедом Костяем, взирал с усталой брезгливостью. Та же гримаса не сходила с его лица на протяжении всего осмотра квартиры.
— Значит, ничего?
Новенький адъютант, крепыш лет двадцати трех с серьезными, не располагающими к смеху глазами, сумрачно подтвердил:
— Пусто. Детекторы молчат. Ни машины, ни дискет. Судя по всему, ни тем, ни другим здесь и не пахло.
— Почему ты так решил?
— Пошарили на полках. Ни одного справочного пособия. Обычно увлекающиеся компьютерами обзаводятся целой библиотечкой. По крайней мере десяток брошюр — это святое. А тут одна голимая беллетристика.
Клим Лаврентьевич прошел во вторую комнату, хмуро взглянул на стол, загруженный радиоплатами.
— Тогда это откуда?
— Я и не говорю, что он посторонний человек в электронике. Но одно дело паять какие-нибудь схемки и совсем другое — увлекаться вычислительной техникой.
— Ладно. Сделай запрос в наш информаторий. Этот Леонид наверняка подрабатывал в каком-нибудь институте. Заодно и заводики проверь. Пусть выдадут справку. Место прописки, всех родственников и так далее.
— Слушаюсь!
— А впрочем… — Клим Лаврентьевич поморщился. — Лучше, пожалуй, не поднимать возни. Не тот контингент… Оставь возле дома парочку ребят, а мы наведаемся тем временем к Максимову.
— Вы думаете, Логинов еще вернется?
— Ты полагаешь, что нет?
Адъютант замялся.
— Видите ли, я заглянул в ванную комнату. Зубная паста со щеткой пропали.
Клим Лаврентьевич приподнял левую бровь.
— Это существенно! Что-нибудь еще?
— В том-то и дело, что больше ничего. Обувь, одежда, даже проездной на трамвай-троллейбус — все осталось.
— Что ж, будем надеяться, что зубы он вообще не чистит, — Клим Лаврентьевич двумя пальцами подцепил с журнального столика пластмассовую скрепку для волос.
— А это проверил?
Адъютант кивнул.
— Вроде бы ничего. То есть кто-то был у него в гостях, но со следами пребывания — не густо: пара лент и скрепка…
— Значит, бабенка из случайных, — Клим Лаврентьевич заложил руки за спину. — На всякий случай взгляни еще на постельку. Простынка, подушечки — может, что и обнаружишь.
— А если поспрашивать соседей?
— Не надо. Мы здесь без того задержались, — Клим Лаврентьевич скучающе огляделся. — Я спускаюсь. Через пять минут жду. Да выходите аккуратно — не толпой, по одному.
Стриженная голова адъютанта послушно дрогнула.
* * *
— А вот и наш Боренька! — Валентин, встрепенувшись, указал куда-то за спину. — Как всегда подобрался незаметно.
— Вот проныра! — Баринов ругнулся сквозь зубы. — Ну меня, положим, в этом наряде он не узнает, а вот тебе лучше пригнуться.
— Поздно, Гена. Этот паренек, конечно же, все давно рассмотрел. Незачем его лишний раз нервировать.
Баринов покосился на себя в зеркале, неуклюже поправил на затылке парик.
— Ну и телка!… Мы с тобой, часом, не переборщили?
Валентин пожал плечами.
— Ты же не по улицам канделяешь. А через стекла, да в движении…
— Помню, помню! — Баринов отмахнулся. — Женщина за рулем всегда запоминается. Стало быть, не запоминается тот, кто рядом с ней… Так-то оно так, но в этом чертовом парике, да с размалеванными губищами…
Валентин схватил его за руку, заставив умолкнуть.
— Выходят, суслики! Значит, все это время они находились там. Искали дискеты. Ничего, разумеется, не нашли и… Что дальше-то, Ген?
— А я почем знаю! Будут копать вширь и вглубь, пока не найдут. Паренькам хана — это ясно.
— Ясно, да не совсем, — туманно произнес Валентин.
— А по мне так лучше не лезть в это дело. Я понимаю, родственничек полковника на кого-то там настучал, ну и что? Нам-то ни холодно, ни жарко!
— Вот тут ты, братец Крутилин, заблуждаешься. И холодно, и жарко! Потому как с «Сетью» мы тоже повязаны. Видел те дискеты, что я приволок? Вот это она самая и есть. А теперь мы воочию можем пронаблюдать, что же полагается по нашей теневой конституции обладателям столь опасного груза.
— И без того понятно. Либо вышка, либо удавка… А спасать этих сопляков — занятие бессмысленное. Что ты им можешь предложить? Дачу в подмосковье, которой нет? Тебе о собственной заднице надо бы думать.
— Я и думаю, Барин! «Сеть», как ни крути, жива, и мы с тобой — тоже одно из звеньев, — Валентин кулаком пристукнул по приборной панели. — И мне не безразлично, на кого теперь будут пахать вчерашние гладиаторы. Если о нашем покойном полковнике можно было еще поспорить, то его помощника к этим ниточкам и кнопочкам я не подпущу!
— Значит, закусим удила? — в лице Баринова не угадывалось никакого энтузиазма.
— А я уже закусил, Гена! Зубки у меня есть, сам знаешь. Тебя принуждать, конечно, не буду. Так что, братец, как желаешь, так и поступай. Не обижусь при любом раскладе.
«Братец» шумно вздохнул.
— Чего ж тут решать? Дело такое, влез — так не слазь, пока не кончил… Кстати, вон и наш Климушка! Легок, поганка, на помине. Долго жить будет.
Левое веко Валентина нервно дернулось.
— Ошибаешься, братец! Не будет!… Газуй потихоньку.
— Ты что, одурел? Ехать за этими вурдалаками?
— На кой они нам? К Бореньке. Задним ходом.
— Что ты задумал?
— Ничего. Поговорю с ним. О природе, о погоде. Может, что и выгорит.
— А если нет?
— Не каркай, — Валентин уже не смотрел на Баринова. Вниманием его всецело завладел мальчуган, палочкой выковыривающий что-то из песочницы в дальнем конце двора.
* * *
Прежде чем выйти на улицу, Александр тщательно побрился, щедро попрыскал на себя одеколоном. Собирался он сосредоточенно, подолгу замирая посреди комнаты, вспоминая, не забыл ли что важное.
Уже на улице он сначала повернул в сторону трамвайной остановки, но, не пройдя и десяти шагов, передумал. Мысль о такси показалась ему разумной и вполне своевременной. Погруженный в себя, он ничуть не интересовался окружающим. Ни усаживаясь в машину, ни подъезжая уже к дому Ольгиной матери, он так ни разу и не оглянулся. Впрочем, даже если бы он осматривался, то и тогда бы вряд ли заметил следующих за ним людей.
Наверное, около минуты Александр тщательно вытирал ноги о коврик перед дверью. Волна накатившей робости отняла последние силы, не позволяя ни позвонить, ни постучаться. Чтобы хоть как-то собраться с духом Александр сошел с коврика, негнущимся шагом поднялся на этаж выше и снова спустился. Инерция движения действительно помогла. Сходу, словно ныряя в прорубь, он надавил на пуговку звонка и обморочно подумал, что выйдет все скверно и первые его слова окажутся пошлыми и банальными. Он не ошибся. Открыла ему Ольга, и, жалко улыбнувшись, Александр произнес:
— Вот и явился твой брошенный муж. Не ждала?
Он тут же побагровел, ощутив фальшивую церемонность собственного голоса. Глуповато добавил:
— Может быть, мне уйти? Если ты считаешь, что я лишний…
— Заходи, — Ольга со вздохом распахнула дверь шире. — Хотя, по правде сказать, не ждала.
— Но ты позвонила, и я решил…
— Позвонила, чтобы не волновался, чтобы не рыскал по подъездам и не теребил соседей расспросами.
В коридоре появился Леонид.
— Привет, Сань.
— Привет, — устремив глаза вниз, Александр вновь принялся шоркать обувью по ковру. Он всерьез испугался, что Леонид протянет ему руку, но этого не произошло, и опасения тут же превратились в обиду.
— Давай же, проходи, — видимо, понимая его состояние, Ольга потянула бывшего мужа за рукав и как провинившегося мальчугана провела в комнату. — Мама уже спит, так что не ругайся и говори тише.
