— Я попрошу, чтобы Сюзан позвонила ей, — предложил я.
— Фрэнк, — обратился Квирк к Белсону, — осмотри еще раз место убийства. Все мельчайшие детали. И сравни с предыдущими преступлениями.
Белсон кивнул.
— Нам нужно иметь на руках все, о чем сообщали средства информации. Собери все, что можно было узнать о Красной Розе из газет. Если это убийство и не подстроено, то нет гарантии, что такого не будет позже.
Белсон снова кивнул.
— Газеты, телевидение, радио — все.
— Потребуется время, лейтенант, — сказал Белсон.
— А чем еще нам заниматься, — пожал плечами Квирк.
— Но в городе убивают и других людей, — напомнил Белсон.
— Всему свое время. Дойдет очередь и до них. А сейчас нужно поймать именно этого.
На перекрестке под окнами кабинета загудел автомобиль.
— Спенсер, — обратился ко мне Квирк. — Я хочу, чтобы ты еще раз пересмотрел каждое дело. Начни с первого убийства. И постарайся взглянуть на него свежим взглядом. Поговори со всеми, кто хоть как-то причастен к делу, просмотри свидетельские показания, заключения медэкспертов. Так, как будто никто никогда не читал их раньше.
— Да, нужно в конце концов отыскать какую-то систему, — согласился я.
— Негритянки, всем за сорок, все жили в смешанных районах или где-нибудь на окраине, — напомнил Белсон. — Одна — проститутка, одна — официантка, одна — танцовщица, одна — певица, одна — учительница.
— Может, все выше по социальной лестнице? — предположил Квирк.
— Думаешь, певица стоит выше танцовщицы? — возразил я.
— Но так может думать он.
— Всем за сорок, — напомнил я.
— Да, — согласился Белсон. — Ройетт Чамберс, проститутке, был сорок один, Шантель — сорок шесть. Остальные в этих пределах.
— Возраст почти одинаковый, — кивнул я.
— Особенно подозрительной кажется проститутка, — заметил Квирк. — Сорок один год для шлюхи — довольно много.
— Тогда почему он убивает женщин, которым за сорок? — спросил я. — Пять раз, это не может быть случайностью.
— Мамаша, — напомнил Квирк. — В таких случаях мы обычно ищем мамашу.
Работа есть работа. Я побеседовал с родственниками жертв, посеревшими от горя и страданий. Все они считали, что это расизм виноват в смерти их дочери, сестры, матери или жены. Все уже разговаривали с полицейскими и сейчас просто не желали беседовать еще с одним, который хоть и прикидывается, что глубоко сочувствует им, сам в то же время принадлежит к белой части общества, среди которой скрывается убийца. Сочувствующие не всегда кажутся нам лучше всех остальных.
За три дня работы я не узнал абсолютно ничего, что бы уже не было известно полиции.
— Моя дочь была хорошей девочкой, мистер. Она никогда не делала ничего такого, за что ее можно было бы убить.
— Никто не хотел смерти моей сестры, парень. Она была славной женщиной. Все время работала. Еще хозяйство вела. Так что вы не можете сказать, что она сама виновата в том, что ее убили.
Скорбящих родственников проститутки отыскать так и не удалось. Я поговорил с ее сутенером. Он был выше меня ростом и худее килограммов на десять, с короткой стрижкой и выбритой полоской посередине. На нем была белая кепка, темно-бордовый свитер и высокие черные кроссовки «Рибок». Левое ухо украшали пять или шесть золотых сережек в виде колец.
— Поймаю этого ублюдка, раздеру ему задницу на две половины, — пообещал он.
— Придется записаться в очередь, — проворчал я. — Есть какие-нибудь мысли насчет того, кто это может быть?
— Какой-нибудь белый извращенец-клиент, — ответил он, глядя на меня.
— Об этом мы как-то и сами догадываемся. Ты можешь назвать какого-то определенного белого извращенца-клиента?
— Да они тут все извращенцы, — пожал плечами сутенер. — Все, кто ездит сюда снимать шлюшек.
— Может, кто-то из девочек жаловался, что какой-нибудь клиент любит их связывать или что-то в этом роде?
— Жаловался? Шутишь? Шлюхи не жалуются. Пусть попробуют, сразу по башке получат. Нет, они делают все, что выдумает любой из этих извращенцев, а потом считают бабки.
— Да, туговато им приходится.
— Шлюхи есть шлюхи. Мне-то что.
— Может, слышал какие-нибудь рассказы, ну, что кто-то из клиентов занимается садизмом, мазохизмом, связывает их или еще что?
— Да я все уже рассказывал полиции. Конечно, есть клиенты, которые любят всякие там штучки. И все об этом прекрасно знают. Ну, типа наручников, кляпа.
— Веревок? — подсказал я.
— И веревок. И цепей. И еще черт знает чего. Есть такие, что любят резиновое белье. А некоторые не прочь и поколотить проститутку. Да, я знаю и таких.
— И ты рассказывал о них полиции?
— Я дал им все фамилии, которые знал. Я не хочу терять своих проституток. И не хочу, чтобы они боялись. Слишком дорого мне это обходится. Я хочу, чтобы вы поймали этого козла.
— Все хотят, чтобы мы поймали этого козла.
— Ну да, конечно. Все прямо из кожи вон лезут, чтобы поймать ублюдка, который убил черную шлюху, — хмыкнул он.
— И еще четверых женщин, — добавил я.
— Я только мечтаю, чтобы он порешил какую-нибудь белую из богатого района, — проворчал сутенер. — Вот тогда вы, может, зашевелитесь и начнете что-то делать.
— А это что по-твоему?
— Это? То, что ты здесь со мной лясы точишь? Расспрашиваешь про извращенцев? Это называется не «делать», а «переливать из пустого в порожнее». Можешь еще объявление в газету дать: «Ищем придурка, который уделывает негритянок». Чушь собачья.
— А у тебя есть какие-нибудь предположения насчет того, что нужно делать?
— Не для тебя, родной. В один прекрасный день мы сами поймаем эту мразь. И пришьем.
— Мы?
— Да-да, правильно, мы. Мы, черные, ясно? Вот кто покажет вам, как нужно работать.
— Надеюсь. — Я протянул ему свою визитку. — Когда начнете, звякните мне, я приду посмотрю.
Я сел в машину и тронулся с места. В зеркало заднего вида я заметил, что он сунул визитку в карман.
Сюзан жила и работала в большом старом особняке на Линнейн-стрит с крытой шифером мансардой и широкими ступенями перед парадным входом. Жилые комнаты занимали второй этаж, а кабинет и приемная — половину первого. В тот день я сидел на кухне и попивал «Сэм Адамс», ожидая, пока Сюзан приготовит ужин.
«Приготовить ужин» у Сюзан означало купить в ресторане «Руди» на площади Чарльз готовые блюда и разогреть согласно инструкции. Она налила себе большой стакан диетической кока-колы, уложила в красную тефлоновую кастрюлю жареных цыплят, фаршированных абрикосами и фисташками, и сунула в духовку.
Она только что вернулась из клуба, где пробежала десять километров на беговом тренажере, и сейчас на ней все еще были черные спортивные брюки и светло-голубой свитер с обрезанными рукавами. На ногах были кроссовки «Найк» с красными шнурками.
— Я сегодня разговаривала с адвокатом этой семьи, — доложила она.
— С Ребеккой Симпсон?
— Да. Она консультировала этих Уошборнов по семейным вопросам, скорее всего, очень личным, так как консультации проводились конфиденциально. Но из нашего разговора я поняла, что миссис Симпсон не заметила, чтобы Уошборны выражали желание соединиться снова.
— А она не заметила в Рэе потенциальной жестокости?
— Нет. Она, конечно, этого не исключает, но ты же и сам знаешь, что поведение непредсказуемо. Да и, честно говоря, миссис Симпсон нельзя назвать знатоком человеческой психологии.
— Она мастер в социальных вопросах. Совсем другой профиль.
— Да, я тоже верю в образование и специальную подготовку. Но тут дело даже не в этом. Иногда люди со степенью доктора психологии или медицины тоже бывают слабыми знатоками человеческой психики. Здесь дело в темпераменте и, как бы это сказать, в интеллекте, что ли. А эта миссис Симпсон, по-моему, не очень-то может им похвастаться.
— Но ты все же веришь ее мнению относительно Уошборна?
Сюзан сделала глоток кока-колы и принялась выкладывать на тарелки салат из цикория-индивия и «Жульен» из красного и желтого перца.
— Вряд ли она может заблуждаться на этот счет. Она встречалась с ними обоими раз в неделю на протяжении нескольких месяцев.
— Значит, если она не заблуждается, то Рэй нам наврал.
— Не обязательно, — возразила Сюзан. — Некоторые, бывает, так сильно хотят чего-то, что сами начинают верить в это.
— Значит, если врач права...
— Адвокат, — поправила Сюзан. — Адвокат, а не врач.
Я улыбнулся.
— Да, конечно, адвокат. Я просто хотел проверить, насколько внимательно ты меня слушаешь. Итак, если адвокат права, то у Рэймонда что-то вроде навязчивой идеи. Либо он просто врет. Либо адвокат ошибается, и это еще одно убийство Красной Розы. Либо и то, и другое. А может, наоборот, ни то, ни другое, а что-то такое, о чем мы и не подозреваем.
— Чудесная работенка, — усмехнулась Сюзан.
