– А много ли у вас нынче гостей остановилось?
– Все, кто прибыли раньше вас, – ответил доктор. – Вы же вместе ехали.
– То есть до того, как сюда на семи санях приехало тринадцать человек, у вас постояльцев не было?
– Совершенно так.
– Наделали вам внезапных хлопот. Свалились к вам как снег на голову.
– Ничего подобного! – запротестовал доктор. – Мы заранее протопили помещения, открыли пансион, да и продуктов надо было завезти. Такие вещи вдруг не делаются.
– Кто же вас предупредил?
– О чем тут предупреждать? Господа выиграли рождественский отдых благотворительного фонда…
– Какого фонда? – перебил Ванзаров.
– Семейного добросердечия и дружеской поддержки, довольно известное благотворительное учреждение, как говорят.
О таком Ванзаров ничего не слышал. И кто об этом фонде говорит – тоже не знал. Вот что значит оторваться от дел милосердия и иметь дело с преступниками да богатыми клиентами. Он подумал, что недурно будет внести свою лепту в дело милосердия. Не всякий фонд вытаскивает своих благодетелей из снежной катастрофы посреди леса.
– Какое отношение к этому фонду имеет моя скромная персона? – спросил Ванзаров, никогда не игравший в лотереи, даже благотворительные.
– Не могу знать! – Доктор почтительно улыбнулся, как бы отмечая скромность мецената. – Ваше имя мы получили в числе прочих гостей. С прибывшими вас не было, я уж решил, что не смогли.
– Не могли бы показать присланный список?
Доктор покопался в ящичке и протянул бланк телеграммы, в которой сообщалось о прибытии четырнадцати гостей сегодня. Дата стояла позавчерашняя, получена Сестрорецкой почтово-телеграфной конторой.
– Тут не указана моя фамилия, – сказал Ванзаров.
Как видно, господин Могилевский был сама терпеливость, недаром исцелял нервные болезни. Он не поленился достать лист плотной бумаги, который был прислан заказным письмом, как было пояснено. Лист содержал список четырнадцати фамилий. Ванзаров занимал почетное последнее место. Первым шел некий Джон Маверик, подданный Северо-Американских Соединенных Штатов.
– Это господин в перстнях и собольей шубе? – спросил Ванзаров, указывая на верхнюю строчку.
– О да! – согласился доктор, всем видом намекая, что любой гость для него праздник, даже если это праздник с отвратительными манерами и барскими замашками.
– Он американец?!
– По паспорту – несомненно, – последовал ответ.
Ванзаров еле сдержал язык, чтобы не спросить паспорт. Такие замашки пристали чиновнику сыскной полиции, а вовсе не скромному отдыхающему. Надо думать, что документ настоящий. А подделку определить смогут двое: дорогой Лебедев или бесценный братец Борис, чиновник МИДа. Оба далеко и недоступны.
– А это кто такой? – спросил он, указывая на строчку сразу над собой.
– Подданный Бельгии, некий Геркулес Пьюро… – произнес доктор, как мог, трудную фамилию. – Паспорт у него в порядке.
– Ваш санаторий обретает европейскую известность, – заметил Ванзаров, чем польстил доктору. Тот зарделся краше девицы.
Изучение списка продолжилось. Г-н и г-жа Стрепетовы – несомненно, семейная пара. Игнатьев числился как полагается. Попав на фамилию «Францевич», Ванзаров вспомнил, как зовут жандармского ротмистра. Дамы, стоящие следом за г-ном Верониным Орестом Семеновичем, оказывается, были Дворжецкая Лилия Карловна и Сидихина Дарья Семеновна. Инициалы подсказывали, что одна – его сестра, а другая, вероятно, тетушка. Неопределенность вызывали Меркумов и Лотошкин: кто из них кто? Доктор сомнения развеял. Камердинером американца оказался Лотошкин, а про Меркумова сведений не имелось. Кажется, из провинции.
Свой интерес Ванзаров пояснил тем, что никогда не мешает знать соседей, с кем придется встречать праздник. Не надо было сравнивать почерк своего письма и списка, чтобы убедиться: одна и та же тщательно выведенная каллиграфия. Такую не забудешь. Он спросил, не надо ли и ему расписаться в книге гостей. Доктор всполошился, повернул к нему книгу и подвинул чернильницу с ручкой. Ванзаров старательно промокнул перо, смахнул лишнее о край чернильницы и тщательно расписался. Ему хватило времени просмотреть столбик подписей. Каллиграфических не оказалось. Что было бы незаслуженным подарком.
Доктор аккуратно промокнул свежую закорючку и выдал ключи от номера на втором этаже пансиона.
– Кого еще ждете? – спросил Ванзаров.
– Гости все прибыли, – ответил Могилевский и пожелал приятного отдыха. – Воздух у нас замечательный, исключительно целебный, особенно после душного города. Обед будет накрыт примерно через часок. Кстати, и елка намечена для праздника, все, как полагается.
Снег не переставал. Санаторий «Курорт», известный по множеству открыток и фотографий в иллюстрированном приложении к «Ниве», краса и гордость столичного взморья, казался развалинами древнего строения, погребенного песком времени. Только шпили башенок курзала стояли против непогоды. Ванзаров не мог забыть событий, что произошли при закладке этого санатория, как не мог их забыть Лебедев. И сейчас, в наступившей тьме, в которой еле светлели сугробы, ему показалось, что часы повернули вспять и вот-вот случится нечто, чему он не сможет помешать. И опять он опаздывает и не знает, кого защитить от удара. То, что удар случится и опасения несчастного не напрасны, он не сомневался. Логика металась в сомнениях, но он был рад, что весь путь присматривался к ехавшим в вагоне. Теперь этот опыт пригодится.
Только нет ответа на главные вопросы: кого защищать? И почему жертва так старательно прячется от него? Один из вероятных ответов был странен до неприличия: жертва старательно заманивает своего убийцу. Вот только в какую ловушку? И не будет ли Ванзаров сам частью этой ловушки? Вопросы, по которым психологика пока предпочитала помалкивать.
Сбоку обнаружилось шевеление. Ванзаров пригляделся. В темноте передвигалось нечто ниже человеческого роста. Существо казалось шаром на коротких ножках, мохнатым и корявым. Вид его столь дик, что Ванзаров невольно напряг мышцы, изготовившись к чему угодно. То, что двигалось, вышло из тени, на открытый участок, и Ванзаров не мог не удивиться. Это была согбенная старуха в драной овчине, вывернутой наружу. Подпоясана грубой веревкой, чуть ли не канатом. На горбу – мешок с углем чудовищного размера, неподъемный здоровому грузчику.
Старуха глянула на него. Менее закаленный человек вздрогнул бы, а нервнобольной рухнул в обморок. Хуже уродства не найти и в Кунсткамере: нижняя губа у нее срослась с подбородком и свисала багровой раной, нос торчал волосатым пнем, лоб и щеки изъедены складками, а маленькие глазки горят злобой. Чудище детских сказок. Такую и Баба-яга, пожалуй, испугалась бы. Особенно ночью. Хорошо, что попалась на крепкую личность…
Пробубнив что-то злобное, старуха поплелась своей дорогой.
Ванзаров глотнул освежающего воздуха вперемешку со снегом и направился к пансиону, горевшему зажженными окнами.
Памятка
для удобства господ внимательных читателей
Список гостей и победителей благотворительной лотереи фонда Семейного добросердечия и дружеской поддержки, основанного в С.-Петербурге в 1900 году, в июне месяце:
1. Мр. Дж. МАВЕРИК, подданный С-АСШ
2. Г-н ЛОТОШКИН Иван Иванович
3. Г-н ВЕРОНИН Орест Семенович
4. Г-жа ВЕРОНИНА Маргарита Орестовна
5. Г-жа ДВОРЖЕЦКАЯ Лилия Карловна
6. Г-жа СИДИХИНА Дарья Семеновна
7. Г-н НАВЛОЦКИЙ Иван Иванович
8. Г-н ИГНАТЬЕВ Владимир Петрович
9. Г-н СТРЕПЕТОВ Иван Иванович
10. Г-жа СТРЕПЕТОВА Нина Васильевна
11. Г-н МЕРКУМОВ Леонтий Иванович
12. Мс. Геркулес ПУЙРОТ, подданный бельгийской короны
13. Г-н ФРАНЦЕВИЧ Павел Федорович
14. Г-н ВАНЗАРОВ Родион Георгиевич
Разыскной рапорт № 2
Ваше превосходительство!
Имею честь доложить сложившиеся обстоятельства. После аварии поезда, который по недосмотру машиниста, а особо путевого обходчика, завяз в ледяных сугробах, мною были предприняты чрезвычайные усилия с целью найти выход из сложившейся ситуации. Мною было принято решение действовать в сложившихся обстоятельствах. А для того найти необходимый транспорт. Преодолевая пургу и вьюгу, утопая по горло в снегу, я смог добраться до станции Сестрорецк и нанять извозчиков с санями, которые там постоянно дежурят в ожидании прихода поезда. Однако, помня, что мне следует хранить скрытность, счел необходимым нанять не одни, а восемь саней, на которые мною были потрачены сто рублей.
Излагаю причины моего решения: в случае подгона одних саней и предложения услуги исключительно объекту Джокер это могло быть расценено им как попытка войти в доверие. Зная его хитрость и изворотливость, о коей был поставлен в известность, счел за лучшее замаскировать свои намерения большим количество саней для всех пассажиров вагона. Другой резон: каждый из них может оказаться сообщником Джокера, а у меня не было достаточно времени, чтобы изучить всех подозреваемых.
