– Ты, Маша, блефуешь!
– А ты проверь, подруга.
– Смеёшься? Сейчас я понимаю, что даже если бы я добралась до Людвига, это ничего бы не дало. Я верю, что ваша команда действительно отлучила его от денег. Оно и понятно: парень крупно «прокололся», но ведь он не знает дальнейшей судьбы этого миллиарда! Почём мне знать: может, вы поделили сумму, но держателей кассы меньше, чем пальцев на одной руке, а это совсем меняет дело.
– Мы предусмотрели и это. Денег в чистом виде сейчас практически нет, все вложены в долгосрочные проекты, и отдача будет не скоро, очень не скоро!
– Неужели? А на какие средства существует этот ваш лицей, кто платит зарплату наёмным работникам, кто оплачивает налоги, и вообще, на какие «шишы» вы существуете?
– Ты наверное знаешь, что наши сотрудники не получают зарплату. Весь личный состав ЗГС на самоокупаемости. Например, тот же Вестфаль ведёт очень прибыльный бизнес, торгует антиквариатом. Большая часть прибыли поступает в кассу нашей организации. Вот так и живём.
– А говорила, что он беден, как церковная мышь?
– По сравнению с теми капиталами, что он имел раньше, до встречи с тобой, нынешние его доходы меня не впечатляют.
– Почему я тебе должна верить?
– Потому что ситуация складывается так, что нам невыгодно обострять с вами и без того сложные отношения. Директор ФСБ сказал: «Фас»! и твои коллеги, высунув языки, мечутся по нашей необъятной Родине, чтобы взять сотрудников ЗГС за горло. Такого поворота событий никто из нас не ожидал! Мы всегда и во всём поддерживали Президента, мы были его верными помощниками, его тайной стражей…
– Остановись! Когда люди впадают в пафос, меня от этого мутит! Полтора миллиарда марок ваша организация прикарманила тоже из любви к Родине и Президенту?
– Эти деньги пошли на создание и развитие ЗГС. Никто из наших сотрудников не жирует, и особняков на Лазурном берегу не покупает. Наша работа направлена на защиту конституционного строя нашей Родины.
– А как же ваш лицей, который тайно готовит наёмников, которых вы за большие деньги поставляете во все террористические организации мира?
– Это бред! Мы никогда не были связаны с террористами, это противоречит нашим принципам! Я могу догадываться, что в террористических организациях есть наши люди, но они внедрены туда в оперативных целях.
– Убедительно излагаешь, но где доказательства? Ваша организация вне закона, и в какую сторону повернётся вектор вашей тайной деятельности, никому не известно. Может, завтра Ваш Директор возжелает власти, и вы устроите переворот!
– Ты ещё скажи, что мы живём «по понятиям»! Роза, сейчас не время заниматься дележом сфер влияния! А власти у нашего Директора не меньше, чем у твоего босса, и переворот нам ничто не мешало устроить и два и три года назад. Только нам это не надо: задача ЗГС не властвовать, наша задача – защищать! Ты права, наша встреча тщательно спланирована, правда, я не знала, что на открытый контакт ты пойдёшь лично. Руководством ЗГС мне поручено передать вам очень важную информацию.
– С чего бы это?
– Можете считать это доказательством наших верноподданнических настроений и знаком доброй воли.
Линза потянулась за сумочкой, и в этот момент двое парней за дальним столиком мгновенно сунули руки под левую мышку, где под курткой скрывалась наплечная кобура. Роза подала им знак, и они успокоились. Линза извлекла из сумочки и положила на стол коробку с видеофильмом и пододвинула собеседнице.
– Люди «Х»! – прочла вслух Роза. – Тебе не кажется, что в этих словах заключена горькая ирония? Это мы с тобой люди «Х» – безымянные бойцы невидимого фронта!
– По-моему, Роза, это ты впадаешь в пафос.
– Меня так давно никто не называл. Я почти отвыкла от своего имени. Ладно, Мария, посылочку я передам. Приятно было поболтать. Я ещё немножко здесь посижу, а ты ступай, – задумчиво произнесла институтская подруга и заказала коньяк.
– Составить тебе компанию? – неожиданно предложила Линза.
– Не надо! – качнула головой Роза, которая в этот момент снова превратилась в Марту.
На экране горько рыдал чернокожий мужчина со следами побоев на осунувшемся лице.
– Я спас его! Я не мог поступить иначе, потому что любил его с той самой минуты, когда он взошёл на трибуну и обратился ко мне! Да, да, он обратился ко мне лично и одновременно ко всей Америке. Эти слова я запомнил навсегда.
– Братья и сестры! – сказал он. – Господь всех нас создал по своему подобию, а значит, мы все дети его, и неважно, какого цвета у нас кожа. Придёт час, и на Страшном суде нас будут судить по делам нашим, а не по расовой принадлежности. Так почему мы должны дожидаться Страшного суда, а не воздать каждому по заслугам ещё при этой, земной жизни?
В тот день он позвал нас за собой. – Сограждане! – сказал мне будущий президент. – Я обращаюсь к вам не только как к моим избирателям, но и как к своей пастве, как к братьям и сёстрам во Христе: поверьте мне и идите за мной! И я приведу вас в царство Равенства и Справедливости!
– Я поверил ему! – рыдал афроамериканец. – Я не мог не верить ему, потому что он был воплощением мечты каждого чернокожего гражданина моей страны. Когда мне было десять лет, полицейский ударил меня по спине резиновой палкой только за то, что я присел на скамейку, где висела табличка «Только для белых».
– Маленький ублюдок! – сказал мне белый полисмен. – Смотри, куда пристраиваешь свою чёрную задницу!
О том, что я чёрный ублюдок, мне напоминали всю жизнь, но пришёл Он, и всё изменилось. Теперь чёрный парень сидит в Белом Доме! Вдумайтесь! Чёрный парень в Белом доме, и у него такая же чёрная задница, как у меня! Когда он положил руку на Библию и стал произносить слова президентской клятвы, я рыдал от счастья. Я говорил своим детям: «Молитесь за него, ибо он Сын божий, он – наш Чёрный Христос»! Он стал судить нас по делам нашим, но белым братьям это не понравилось. Они стали много говорить о кризисе и обвинять Его во всех смертных грехах и отказывались видеть в нём Мессию. Америка стала говорить об импичменте. Я не мог допустить, чтобы белые гарвардские мальчики в своих тысячедолларовых костюмах выкинули Его из Белого дома, и белый полицейский, захлопывая створки ворот, сказал ему: «Запомни, чёрный ублюдок – Белый дом только для белых»!
И тогда я купил револьвер. Я знал, что пули не могут причинить Ему вреда, ибо он Сын божий, только чёрный, как и я. Я долго молился, но Господь не подал мне знака. Тогда я зарядил револьвер и пришёл в храм.
– Господи! – взмолился я. – Если я готов сотворить зло руками своими, если дело моё неправедное, останови меня»! Но Господь молчал, и я решился. Я шёл по дороге и говорил с Ним, говорил, как сильно я его люблю, я просил Его понять меня и простить. В моей руке был новенький блестящий револьвер, и полицейские десятки раз могли задержать меня и отнять моё оружие, но ни один не подошёл ко мне и не поинтересовался, куда идёт чёрный парень с револьвером в руке. Провидение в тот день и час хранило меня. Я подошёл к Нему, и охрана чудесным образом расступилась передо мной.
– Я люблю тебя! – сказал я Ему и нажал на курок. В этот день Сын божий должен был вознестись на небеса, но прежде чем вознестись, Ему надо было умереть! Поэтому я нажал на курок, а потом ещё раз, и ещё, пока не кончились патроны! Охрана стояла и смотрела, как пули ранят Его бренное тело, но не могут затронуть бессмертную душу Его. Я надел терновый венец на чело Его, и теперь Он не доступен политиканам, теперь они не смогут выкинуть Его из Белого дома, как не смогут разрушить нашу мечту о царстве Равенства и Справедливости!
Председатель задумчиво смотрел на огромную плазменную панель. Его по-восточному скуластое лицо не выражало никаких эмоций. На столе перед ним лежала справка на убийцу первого чернокожего Президента Америки:
Самуэль Кирпатрик, южанин, 40 лет, последние пять лет – безработный. Баптист, избран церковным старостой. Психически неуравновешен, диагноз – шизофрения.
Председатель в который раз про себя подумал о филигранном исполнении операции «2211». Он сам дал кодовое имя операции по устранению первого чернокожего Президента США, зашифровав в названии дату покушения на президента Джона Кеннеди. Кирпатрик идеально подходил на роль исполнителя. Теперь чернокожее население Америки не посмеет сказать, что Президента убил расист. Чёрного убил чёрный, так что повода для массовых беспорядков нет. А если нет беспорядков – значит, нет убытков.
Губы Председателя искривила лёгкая улыбка. Деньги для него давно ничего не значили, но в душе он остался бизнесменом, для которого прибыль важнее всего. Он не спеша поднёс к губам изящную чашку из тонкого китайского фарфора и сделал маленький глоток зелёного чая.
Председатель не любил зелёный чай, но, зная о его целебных свойствах, каждое утро продолжал исправно выпивать по чашке.
