– Я не могу сидеть с тобой в одном трактире с этим господинчиком! – говорил мужской голос, а женский голос отвечал ему:
– Но он же плачет.
Артемий Иванович уронил скупую мужскую слезу в пенящееся пиво, обернулся и рассмотрел в табачном дыму стоявших в нерешительности Мориса Адлера и Ханну Мандельбойн.
– Как поживает старик Энгельс? – спросил Владимиров и вытер пальцем веко.
– У него очень болят глаза и он может проводить за столом не более двух часов, – Мандельбойн осторожно подошла ближе. – Но он все равно взялся переписывать третий том «Капитала».
– Переписывать? – фыркнул Владимиров. – Пфа, какая от польза от переписывания? Нанял бы стенографистку!
– Пойдем отсюда, – Адлер потянул невесту прочь.
– Я тоже книги пишу-с, – Артемий Иванович достал грязный, как портянка, платок, и оглушительно сморкнулся. – Через силу. Детские сказки.
– Кто бы мог подумать! – Мандельбойн вывернулась из рук жениха и присела рядом, вынуждая Адлера последовать ее примеру. – И что же, вы пишете сказки?
– Хотите виски? – спросил Артемий Иванович.
Немного поколебавшись, стоит ли принимать угощение из рук такого негодяя, Адлер согласился и подозвал полового. Виски на голодный желудок оказалось сильным средством. Вскоре Артемий Иванович уже повествовал захмелевшей счастливой парочке о своей неприкаянной одинокой жизни, об обидах, несправедливо нанесенных его возвышенной душе женским полом.
– Мне всегда казалось, что вашей душе не свойственны высокие порывы, – позволил себе усомниться Морис Адлер.
– Это мне-то несвойственны порывы?! – возмутился Артемий Иванович. – Да я…
Мандельбойн заткнула уши пальцами, но Владимиров успел остановиться.
– Взгляните лучше на мой перстень, – сказал он. – Этот перстень был пожалован мне за воинские подвиги на поле брани, когда русские войска освобождали братьев-болгар от турецкого ига. Когда-то здесь был камень, но его срезал в битве турецкий ятаган.
– Мне кажется, что вы слишком молоды, чтобы участвовать в Балканской войне.
– Морис, – одернула своего жениха Мандельбойн. – И кто так говорит?
– Давайте выпьем за русских героев, положивших жизни свои за свободу наших братьев меньших, – Владимиров вдохновенно разлил виски по стаканам.
– Дух захватывает с таких подвигов, – согласился Адлер, у которого перехватило дыхание от выпитого. – И вы тоже герой?
– Да, – сказал Артемий Иванович. – Только очень скромный.
– Как хорошо, что вы уцелели и пострадал только ваш перстень, – умилилась Ханна.
– Это я-то уцелел? – приподнялся из-за стола Артемий Иванович. – Да я, если хотите знать, без обеих ног! Оторвало турецким ядром!
– И сильно их вам оторвало?
– Да по самые я… – Владимиров запнулся. – По самые ягодицы. Вот посюда! – Артемий Иванович положил одну ногу на стол и похлопал по бедру ладонью. – Вот по самое это место и оторвало.
Он убрал ногу и разлил остатки виски.
– Вы уверены, что вы действительно без ног? – спросил Адлер, в душе которого боролось желание заглянуть под стол и опасение потерять равновесие, слишком отклонившись от вертикали.
– Как тебе не стыдно, Морис, – опять одернула его Мандельбойн. – Разве можно притвориться, что ты без ног?
– До этого моего подвига, – продолжал Владимиров, – у меня была невеста. Но когда я лишился всех своих ног, она бросила, да, бросила меня прямо в воду. А ему достались мои три тыщи. Меня били веслом, но я выплыл. Меня спасло то, что у меня очень легкая голова. Боже, как я страдаю!
– Морис, Морис, ты слышишь! Он страдает. Но надо же что-то сделать!
– Но что же я могу сделать? – осоловело спросил Адлер. – Не пришить же ему мои две ноги?
– Какое ты бесчувственный! – бросила своему жениху Мандельбойн. – И теперь я понимаю, почему вы так ухватились за господина Энгельса в нашу первую встречу!
– Нам, безногим, – авторитетно заявил Артемий Иванович, – так трудно в этой жизни. Бывало, идешь по улице, и так за всех и хватаешься, особенно когда выпьешь с нашего инвалидного горюшка.
* * *
– Неужели вы с мистером Фейберовски опять всю ночь проведете на улице? – спросила Розмари у приехавшего на Эбби-роуд Батчелора.
– Таков уж наш нелегкий бизнес, – со вздохом ответил рыжий сыщик. – Но он приносит неплохой доход. Я вот тут тебе купил подарок.
Он застенчиво сунул ей шуршащий пакет, в котором оказалась красивая шелковая лента. Рози звонко поцеловала Батчелора в щеку и повела в кухню:
– Пойдем, я тебя пока покормлю.
– Мне надо готовить брум, – слабо сопротивлялся сыщик. – Скоро приедет хозяин.
– Но тебе же негде там будет поесть.
– А если он сейчас приедет? Он же велел быть готовым к его появлению.
– Пока я буду его кормить, ты все успеешь.
Розмари усадила Батчелора за стол и принесла ему тарелку с бараниной.
– Я хотела у тебя спросить: чем вы сейчас занимаетесь с мистером Фейберовски? Я считала, что вы ищете Уайтчеплского убийцу, но потом то ужасное ограбление и покушение на мистера Фейберовски… Я боюсь оставаться дома одна. Он ничего не рассказывает и мне от этого еще страшнее. И потом, ты не мог бы попросить мистера Фейберовски уволить конюха? Как только я остаюсь в одиночестве, он вылезает из своей конуры на конюшне, ходит за мной по саду, мычит и все время норовит схватить меня своей грязной рукой.
– Конюх! – Батчелор вскочил. – Мне надо закладывать экипаж. А с ним я сейчас поговорю.
– Он же глухонемой.
– Я найду способ объяснить ему, что так делать нельзя.
Оставив на столе недоеденную баранину, Батчелор поспешил в сад. На улице было уже совсем темно, поэтому ему пришлось вернуться и взять фонарь. Найдя в конюшне конюха, сыщик грубо поднял его, схватил за ворот и поднял в воздух:
– Если ты, грязная скотина, еще раз прикоснешься к Рози…
Конюх утвердительно замычал. Тогда Батчелор отпустил его и они пошли к каретному сараю. Распахнув ворота, совместными усилиями выкатили брум в сад. К счастью, дом в соседнем саду все еще пустовал, и некому было заинтересоваться таким странным занятием как закладывание лошадей на ночь глядя. Конюх пошел выводить лошадей, а Батчелор залез на козлы экипажа и взялся протирать зеркала ацетиленовых фонарей.
– Ты так и не сказал мне: почему на мистера Фейберовски кто-то покушался? – вышла на крыльцо Розмари.
– Иди в дом, а то простудишься.
– Нет, ты скажи мне, – капризным тоном потребовала она.
– Мне кажется, что хозяин задумал жениться на мисс Пенелопе Смит. А кому-то из ее женихов это не нравится.
– А что же они пытались найти, когда перерыли весь дом?
– Но ведь они не сделали тебе ничего дурного?
– Я ужасно перепугалась. Они заткнули мне рот противной резиновой грушей с пружиной внутри и привязали к стулу.
– Да, они были с тобой не очень галантерейны, – согласился Батчелор. – Не то что этот хлыщ Легран! Цветочки, гетры белые, губки красит…
– Да что ты понимаешь! – вспылила Розмари. – Он такой обходительный! Тебе тоже не мешало бы брать с него пример!
– Почему до сих пор не заложен экипаж? – сердито крикнул Фаберовский, входя в калитку.
– Это я заговорилась с ним, – поспешила с ответом Розмари.
– У нас поесть что-нибудь осталось?
Розмари торопливо юркнула в дом.
– Через четверть часа все должно быть готово, – через плечо бросил Батчелору поляк и направился в столовую.
Здесь он достал бутылку коньяку и угрюмо выпил два стакана, пока Розмари хлопотала, накрывая на стол. Фаберовский был уверен, что когда вернется с Васильевым в Уайтчепл, Владимиров уже будет пьян до невменяемости, а это значит, что весь сегодняшний план пойдет насмарку и будет великим счастьем, если никто из участников дела не окажется в полицейском участке. Но еще больше его угнетало то, что в тот самый момент, когда они почти всецело находятся в руках доктора Смита, он сам позволил своим невесть откуда взявшимся чувствам разрушить их последнюю надежду – брак с Пенелопой Смит. Хотя, проводив дам до дома, поляк долго и красноречиво извинялся перед ними за свою несдержанность, у него теперь все равно не было уверенности, что если доктор вынудит его довести дело до женитьбы, Пенелопа ему не откажет. Если между ею и Владимировым ничего не было, Фаберовский мог своими навязчивыми подозрениями оскорбить девушку, и хотя бы поэтому она могла расхотеть принимать предложение от него.
Быстро перекусив, Фаберовский надел принесенный Розмари теплый вязаный кардиган.
– Сегодня днем к нам в агентство заезжал мистер Ааронс из Уайтчеплского комитета бдительности и требовал от нас с Леграном результатов расследования, – сообщил Батчелор.
– Еще и эти! Холера! А у тебя-то чего рожа тусклая, как фонари на нашем бруме? – спросил поляк, подходя к экипажу.
– Вы знаете, как я отношусь к Рози, – сказал Батчелор. – Похожей, что ей больше по душе мышиный жеребчик Легран.
