– Позвольте хотя бы войти, – сказал он. – Я не понимаю, в чем дело…
Эстер посторонилась и впустила поляка внутрь.
– Я вынужден попросить объяснений, – он снял цилиндр и перчатки. – Чем вызван ваш гнев?
– Вы еще спрашиваете, чем вызван мой гнев?! Вы просто использовали мои чувства к мистеру Гурину, чтобы тайком пробраться в кабинет моего мужа! По крайней мере это подло!
– Но помилуйте, я не был вчера в кабинете у вашего мужа, – возразил Фаберовский, испытав облегчение от того, что миссис Смит хотя бы не считала его Потрошителем. Даже если Пенелопа действительно узнала его, в гостиной было достаточно темно, а при свете фонаря, направленного в лицо, невозможно что-либо хорошо рассмотреть.
– Не станете же вы утверждать, мистер Фейберовский, что мистер Гурин не был у меня, потому что он полез в кабинет доктора Смита! – сказала Эстер.
– Как?! – от неожиданности поляк даже выронил цилиндр. – Не был у вас?!
– Я доверилась вам, полагая, что вы джентльмен, я ждала его до самого переполоха. Я и потом ждала его, пока не вернулся доктор Смит и пока не оказалось, что кто-то рылся у него в кабинете.
Поляк начал догадываться, что произошло в действительности. Но сейчас для Фаберовского в свете его сватовства к Пенелопе важнее всего было доказать собственную невинность.
– Клянусь мощами Святого Климента и всех его дочерей, я привез мистера Гурина к вашему дому и своими глазами видел, как он входил внутрь!
– Я не могу вам поверить, – уже мягче сказала Эстер, уверенность которой поколебало неподдельное изумление Фаберовского, равно как и его цилиндр, валяющийся на полу. – Мистер Гурин так простодушен. Он, в отличие от вас, человек честный и прямой.
«Конечно, пан Артемий чист как божья слеза, – подумал поляк. – Ну, честный и прямой человек, дай мне только добраться до тебя, не померев со злости!»
– Так вы что, ничего не знаете о том, что произошло сегодня ночью? – спросила Эстер, глядя ему в глаза.
– А что произошло с мистером Гуриным?
– Как раз когда я ждала у себя Гурина, кто-то проник в кабинет мужа, уронил статую в гостиной и убил собаку, а затем до смерти напугал Пенелопу.
– Бедняжка Пенелопа! Такое потрясение! Надеюсь, с ней ничего не произошло?
– С ней-то ничего не произошло. А я приняла вернувшегося мужа за Гурина и бросилась ему на шею. Можете себе представить, что за этим последовало, особенно если учесть, что мистер Гейтон, которого Гилбарт разбудил посреди ночи, натравил на него ирландского волкодава и навсегда отказался от его услуг!
– Боже, как все это неприятно. Я обещаю вам, что непременно все выясню. Мне хотелось бы покатать вас и Пенелопу в своем экипаже, но я не знаю, удобно ли это…
– Это было бы неплохо, – пробормотала миссис Смит. – Заодно расскажете мне, что вам удалось выяснить.
– Вас устроит в пятницу вечером?
– Нет, вечер у нас занят.
– Тогда в полдень?
– Ждите у клуба «Виктория».
– Тогда прошу вас, передайте мисс Смит от меня эти цветы.
Фаберовский протянул Эстер корзинку с цветами, положил в нее свою визитную карточку и, подняв с пола свой цилиндр и раскланявшись, поехал к Артемию Ивановичу.
Эстер поднялась с корзинкой наверх и постучалась в спальню к Пенелопе. Девушка сидела на кровати и читала роман.
– Только что приходил мистер Фейберовски. Если меня не обманывает чутье, он имеет самые серьезные намерения.
– Разве, имея серьезные намерения, обязательно врываться в чужие дома и шарить по чужим кабинетам? – спросила Пенелопа, не отрываясь от книги.
– Но, Пенни, теперь я уверена, что мистер Фейберовскй не имеет отношения ко вчерашнему происшествию.
«Я узнала вчера и Стивена, и твоего Гурина, – подумала про себя Пенелопа. – Но если ты хочешь скрывать то, что они были здесь, это твое дело».
Девушка отложила книгу на подушку и спросила, краснея:
– Какое же намерение имел мистер Фейберовский, даря мне эти цветы? Не хочешь ли ты сказать, что он пришел сделать мне предложение?
– Надеюсь, что я не ошиблась.
– Мне страшно. Скажи, Эсси, а как ты вела себя, когда мой отец делал тебе предложение?
– Ты же знаешь, что это был брак по расчету. Для меня это был способ приобрести положение в обществе.
– И ты совсем не волновалась?
– Я достаточно переволновалась до этого. Конечно, ты можешь выбрать Гримбла. В отличие от Фейберовски он настоящий англичанин, а не какой-то католик-инородец с сомнительной репутацией. И все же с высоты своего опыта хочу сказать, что тебе не стоит упускать такую возможность. Фейберовски пригласил нас в пятницу покататься в экипаже. Но не бросайся ему сразу на шею. Ты должна дать ему почувствовать, что ты – вовсе не залежавшийся товар, который как можно скорее надлежит сбыть с рук.
– Я и не собираюсь бросаться ему на шею.
– Только не напугай его своей холодностью. Другой человек, который согласится взять тебя замуж, зная твоего отца и то, как ты скомпрометировала себя в Гайд-парке, может очень не скоро появиться. Если не считать доктора Гримбла.
Пенелопа решила сделать вид, что не услышала шпильку о Гайд-парке.
– Гримбл постоянно делает мне предложения. Я хорошо научилась отвергать его ежедневные притязания. Но Стивен – совсем иное дело. Я не представляю, как себя с ним вести.
– Во-первых, когда он заговорит с тобой, покрасней.
– А если я не могу?
– Ну, тогда подумай о чем-нибудь, что тебя заставит покраснеть. Например о том, что сказал полковник Каннингем в клубе, когда твоя шпага застряла в ножнах и ты не могла вынуть ее.
– У меня не получится, – жалобно проговорила Пенелопа, но Эстер перебила:
– Получится, получится! Вспомни о своем купании в Серпентайне. Ну, вот видишь!
19 октября, в пятницу
В газетах как всегда не было ничего утешительного. Опять начались находки человеческих конечностей. Вчера рабочие нашли на месте Скотланд-Ярда человеческую ногу и весь вечер констебли с двумя инспекторами и одной из собак мистера Брафа перелопачивали землю, но так больше ничего и не нашли. Эти находки, отвлекавшие от Потрошителя внимание, очень не нравились Фаберовскому и он решил, что отныне заведет особый конверт, в который будет складывать заметки на эту тему. Но одно сообщение особенно взволновало его – о странной посылке, полученной мистером Ласком, как предполагали, от самого убийцы.
Последние несколько недель мистер Ласк покидал «Корону» только на ночь, особенно с тех пор, как его по трактирам стала разыскивать какая-то грубая и неприятная личность. Такому поведению Ласка было несколько причин и первой была необходимость под благовидным и одобряемым местным обществом предлогом убежать от собственного семейства, где семеро детей, свалившиеся на его плечи после смерти жены, наводили на него черную меланхолию и пробуждали мысли, недостойные истинного христианина и светлых идей масонского братства, в Дорической ложе которого он имел честь состоять. Поэтому мистер Ласк с удовольствием участвовал в заседаниях Уайтчеплского комитета бдительности и дежурил в трактире, чтобы собирать информацию от местных жителей. Появление в Уайтчепле Джека Потрошителя было для него спасением, а охота на него и написание писем в разные высокие инстанции становилось смыслом жизни, вытесняя даже его профессиональные интересы в сфере реконструкции мюзик-холлов.
Второй причиной был страх. Мистер Ласк до смерти боялся неизвестного убийцу и полагал, что только здесь, в «Короне», среди людей, он находится в относительной безопасности. Однако когда к нему долго никто не подходил, чтобы рассказать о соседе, поздно вернувшемся домой, или приятеле, странно посматривающем при встрече на проходящих мимо женщин, страх обуревал его и он был рад любому, кто готов был поговорить с ним.
– Вы знаете, что три дня назад, во вторник, мне по почте доставили посылку: почку в картонной коробке? – сказал Ласк, узнав человека, который посоветовал нанять частных сыщиков.
Появление Фаберовского в «Короне», пусть даже с перевязанным глазом, стало для него настоящим праздником.
– Я только что прочитал об этом в газете. Что это была за коробка?
– Обыкновенная такая трехдюймовая квадратная картонная коробка, завернутая в коричневую бумагу. Штемпель трудно разобрать, но похоже на «Лондон Восточный». А в коробке находилась почка.
Лицо Ласка скривилось от отвращения при воспоминании о том мгновении, когда он развернул бумагу и обнаружил в коробке такую гадость.
– Я решил, что это мистификация и почка, скорее всего, собачья, тем более что к посылке прилагалось какое-то дурацкое безграмотное письмо. Эти каракули едва можно разобрать.
– И он действительно решил, что его кто-то разыгрывает! – с иронией сказал казначей Комитета бдительности мистер Ааронс, сидевший тут же. – Хотя сперва голосил, словно шофар в дни покаяния перед Йом-Киппуром [17]. Можно подумать, что он совсем забыл, как недавно какой-то бородач разыскивал его по трактирам, а затем торчал напротив его дома, так что пришлось для охраны обратиться в полицию.
