Костромская улица самая солидная. На ней стоит только что отстроенная усадьба купца Селиванова, наиболее красивая в городе. Это первый и пока единственный каменный жилой дом в два этажа. Есть и другие шикарные особняки, например помещика Смецкого и уездного предводителя дворянства Верховского.
Мещанская улица самая длинная. Она тянется до оврага перед пригородной деревней Потанино. Там создана не так давно новая площадь, пока безымянная, и на ней устроен противопожарный водоем. Из примечательных зданий на Мещанской можно отметить дом купца 1-й гильдии Попова с винным заводом при нем. Ну, завод — это громко сказано… Просто в большом кирпичном сарае спирт разбавляют водой, после чего продают ведрами всем желающим… Еще возле самой площади в доме купца Семенова располагается земская управа.
По окраине города, соединяя концы Костромской и Мещанской, длинной дугой проходят еще две улицы: Новая и Полевая. Одна сторона их заставлена домами, а вторая смотрит прямо в поле. Строение там самое ничтожное, рассказывать о нем положительно нечего.
Полукруглая улица состязается с Мещанской по своей длине. Она начинается на Княжьей горе, пересекает поперек весь город и завершается спуском к Ветлуге; здесь она называется уже Красницкой дорогой. По правой стороне дороги стоят жилые дома, по левой — кузницы. Длинный мощеный спуск с мостом через речку Красницу (здесь обнаружили тело третьей жертвы маньяка) загибается затем влево и выходит на пристань. По спуску перевозят с пароходов в город тяжелые клади. Возле устья Красницы стоят еще две кузницы, а за ними небольшая площадка, где на Масленицу зажигают костер и проходят народные гулянья.
Две последние варнавинские улицы расположились у обрыва. Одна идет прямо по угору и называется бульваром. «Водовозка» разделяет бульвар на две части. Та, что ближе к собору, засажена невысокими деревьями и отмечена парой скамеек; она примыкает к монастырской ограде. Отсюда славный вид на стрелку и поворот Ветлуги. Вторая часть бульвара тянется к Княжьей горе и обустроена солиднее. Большая шестигранная беседка — излюбленное место отдыха обывателей. Деревья по аллее высокие, дающие тень и прохладу. Бульвар отделен аккуратным свежевыкрашенным забором от последней городской улицы — Набережной, которая упирается в земскую больницу на 30 кроватей. Собственно, это и есть весь Варнавин. В уездном городе только одна настоящая площадь, а еще две слободки и девять улиц…
Город не очень живописен. В конце Базарной площади стоит деревянная, но по-своему элегантная гостиница Островского. При ней лучший в городе трактир, который трудно миновать человеку при деньгах и со вкусом. Справа от него, через дорогу — почтовая станция с телеграфным пунктом, а за ней бакалейная лавка Малиновского.
Налево от гостиницы высится большое двухэтажное здание уездных присутственных мест. Это самое большое кирпичное строение в городе, не считая тюрьмы. Далее, через Костромскую — городское мужское училище, дающее шестиклассное образование. Рядом с ним еще один дом купца Попова, следом особняк с мезонином, принадлежащий княгине Трубецкой. На самом деле она невенчаная жена покойного «сиятельства», права на титул не имет, но в городе ее почтительно именуют княгиней. Проживает вдова во флигеле, а дом сдает под квартиры. Тут же помещается ермолаевская пивная — тоже знаменитое в городе злачное место, но для людей попроще.
Наконец, на углу Дворянской улицы стоит еще один дом с мезонином, занимаемый судебным следователем.
На Базарной площади сосредоточена и вся городская торговля. В Варнавине много купцов! Там, где «водовозка» подымается на угор, стоят сразу шесть бакалейных лавок; тут самое сладкое место в городе. Направо к бульвару, за лестницей с пристани, расположился бревенчатый барак. В нем помещаются три мясные лавки; под каждой выкопан вместительный ледник. Между угором и площадью, напротив присутственных мест, стоят торговые ряды. Четыре длинных лабаза вмещают в себя множестов ларьков и магазинчиков. Пять ларьков торгуют пирогами и пряниками, еще несколько — той же бакалеей. Но тон в рядах задают продавцы красного товара — мануфактуры. Справа от лабазов на шести столбах под навесом помещаются огромные весы; на них взвешивают возы с сеном.
Наконец, внизу, возле пристани, поселилось несколько варнавинских семейств, связанных с пароходным делом. Здесь река образовала затон, в котором зимуют некоторые из ветлужских пароходов. При затоне выстроены ремонтные мастерские. Тут же сооружен большой плот, с которого обыватели черпают для нужд ветлужскую воду.
Тихий и уютный Варнавин очень понравился Алексею еще в первый его приезд. Все на виду, все под рукою. Горожане как одна семья: каждый здоровается с каждым. Люди вокруг основательные — сквозной народ! — но приветливые и отзывчивые. Принято ходить друг к другу по праздникам, родниться, выручать в трудную минуту… Особо славятся варнавинцы своим гостеприимством. Даже небогатый человек по такому случаю поставит на ребро последнюю копейку. Лыков уже решил, что, выйдя в отставку седым генералом, он уедет с Варенькой доживать отпущенный век в Варнавине. Супруги станут пить чай на балконе с литыми балясинами, ходить любоваться ветлужскими видами, нянчить внуков. Именно здесь, в этом маленьком городке. Поскольку такие города лучше всего приспособлены для спокойной жизни.
Лыков стоял перед зеркалом и поправлял ордена на парадном мундире. Ему предстояло отправиться к местному начальству с расспросами, а для этого надлежало сперва представиться. Причем сделать это так, чтобы потом получить ответы на свои вопросы. Поэтому сейчас коллежский асессор развешивал награды по широкой груди особенно тщательно, чтобы произвести впечатление.
И то сказать, поглядеть было на что. Двадцатидевятилетний чиновник скромного восьмого класса имел уже два шейных ордена. К Станиславу второй степени за Забайкалье в прошлом году добавилась Анна. Лыков был прикомандирован тогда к экспедиции Военного министерства. Отряд казаков при четырех офицерах под командой барона Таубе пробирался в труднодоступный горный район Южного Дагестана. Возле снежных вершин заколдованной горы Аддала-Шухгелымеэр в кровавой схватке была уничтожена банда абреков, руководимая резидентом турецкой разведки. Таубе и Лыков остались живы чудом; их отряд потерял половину списочного состава. Это была настоящая боевая операция, поэтому Алексей, состоящий в статской службе, получил на шею Анну с мечами. В секретном указе было написано: «В виде совершенного исключения из правил, за отлично-примерное исполнение обязанностей помощника начальника отряда, связанное с многократной опасностию для жизни». Точнее и не скажешь!
Владимир четвертой степени, солдатский Георгий и три медали (аннинская, коронационная и за турецкую войну) дополняли иконостас коллежского асессора и придавали ему браво-торжественный вид. Камер-юнкерский мундир Алексей решил из Питера не тащить. На наличие у него придворного звания указывали орлы на узких погонах; умному достаточно…
Оставшись доволен увиденным в зеркале, Лыков нахлобучил на голову треуголку с плюмажем (вот уж архаизм!), пристегнул шпагу и накинул сверху партикулярный пыльник. Пугать тихий городок сонмом своих орденов ему не хотелось. Итак, можно начинать обход.
По закону высшим представителем власти в уезде является предводитель дворянства. Однако дело, которое собирался начать Алексей, относилось до полиции. Потому в первую очередь Лыков пошел к исправнику.
Полицейское управление находилось на Полукруглой, в одном доме с уездным казначейством. Одноэтажное здание скучной архитектуры было выкрашено в казенный желтый цвет. Возле управления стояла служебная пролетка и скучал городовой.
Кивнув последнему — тот, замешкавшись, откозырял, — Лыков сразу прошел в приемную. Сбросил на руки дежурному пыльник и приказал:
— Доложи его благородию: чиновник из Петербурга желает представиться.
— Слушаюсь, вашество! — выдохнул парень и исчез за дверью начальственного кабинета. Через секунду там звякнули шпоры, и хозяин сам вышел в приемную.
— Чиновник особых поручений восьмого класса Департамента полиции, камер-юнкер коллежский асессор Лыков Алексей Николаевич. Представляюсь по случаю прибытия в город Варнавин и Варнавинский уезд в отпуск сроком на два месяца.
— Очень польщен, Алексей Николаевич! Варнавинский исправник штабс-ротмистр Бекорюков Галактион Романович.
Исправник оказался крепким мужчиной одного возраста с Лыковым, ловким в движениях, с хорошей строевой выправкой бывалого офицера. Красиво очерченное волевое лицо немного портило отсутствие усов. Сабля на штабс-ротмистре была подвешена по-кавказски, то есть лезвием вперед. Это дало повод Лыкову продолжить разговор вопросом:
