Доктор Смит понял, что загнан в угол, и мрачно проговорил:
– Я не буду убеждать ее в этом. Но ваш брак все равно невозможен: вы же католик.
– Это было давно. Я уже две с лишним недели как верный сын англиканской церкви.
– Вы пошли по стопам викария из Брея[20], мистер Фейберовски? Ну что ж, на этот раз вы выиграли. Но это еще ничего не значит.
– Мы назначим венчание на двадцать восьмое ноября. Ведь это среда, а в Англии, сколько мне ведомо, этот день считается самым благоприятным для свадеб. И в течении трех воскресений подряд в церкви будут объявлять о нашей помолвке, все чин по чину. Так что, дорогой тесть, приготовляйтесь к свадьбе. Между прочим, вы не хотите сделать своему зятю подарок?
– Какой еще?! – насторожился доктор Смит.
– Я хочу, чтобы вы известили мистера Роберта Андерсона, что все те гадости, что вы наговорили ему обо мне, не стоят и выеденного яйца, а оговаривали вы меня исключительно по личным мотивам.
– Хорошо, я сделаю это, – обречено сказал доктор Смит.
7 ноября, в среду
– Мне кажется, сэр, что настала пора арестовать мистера Фрэнка Тамулти, он же Джозеф Рендл, – сказал Салливан, появившись с утра в кабинете Литтлчайлда.
– Какое обвинение мы можем против него выдвинуть? Переезд с Брейди-стрит? Ведь констебль не помнит точно, кто ударил его по голове во дворе, но он уверен, что это был не старый ирландец. Сочувствие идеям фениев, высказанное им в еврейском клубе? Или невозвращение домой на Бетти-стрит к миссис Куэр? Мы не можем обвинить его даже в Уайтчеплских убийствах, потому что от имеющейся у нас окровавленной рубахи никакого толку. Может он просто брился, прежде чем выйти на улицу, и порезался.
– Сержанту Уайту из Эйч-дивизиона удалось найти нескольких мальчишек, которые могут предъявить ему обвинение в грязной непристойности и неприличном посягновении с применением насилия и рук.
– Что нам даст этот арест? Мы не сможем представить его суду магистратов в положенные сутки, потому что ближайшее заседание состоится только 16 ноября. Нам придется его отпустить.
– Это и хорошо, – сказал Салливан. – Тамулти наверняка знает, что за ним следят. Он мог и сам заметить, ему могли сообщить Гурин и поляк, у которого он живет. По предъявленному же ему обвинению даже при наличии веских улик, каковых у нас пока не имеется, он может схлопотать не более двух лет. Если мы арестуем и затем отпустим его, он слегка успокоится и никуда не исчезнет до 16 ноября. За это время мы, возможно добудем более серьезные улики. А для надежности я усилю наблюдение.
– Хорошо, – сказал Литтлчайлд, – я согласен на этот арест.
Салливан заехал на Леман-стрит, взял там сержанта Уайта и двух констеблей в штатском и вместе с ними отправился на Ламбет-стрит. Курашкин стоял со своим точильным станком напротив дверей ирландцев и исполнял медленный гопак, пританцовывая вокруг него от холода.
– Поднадзорные находятся на месте? – спросил у него Салливан.
– А як же! Вон один выходыть, – Курашкин ткнул рукой на вышедшего из дома Даффи, который огляделся по сторонам и решительной походкой направился куда-то в сторону Уайтчепл-Хай-стрит.
– Сегодня ты больше не нужны, – сказал Салливан агенту Курашкину. – Мы арестуем старика и отпустим его только завтра. Так что до завтра ты свободен. Но учти – с завтрашнего дня ты должен неотрывно следить за стариком, не отпуская его не на шаг. Если ты будешь упускать его, это будет последним твоим заданием.
– От вам истынный хрест, не упущу! – перекрестился Курашкин.
– Иди, иди, не мешай! – поторопил его инспектор.
Курашкин подхватил свой станок и побежал домой, чтобы оставить его и скорее оказаться в кабаке.
Спустя полчаса мерзнувшим сотрудникам Особого отдела вновь явился Даффи, несший за лапу кроличью тушку. Рядом с ним вился Тамулти, столкнувшийся с ним в мясной лавке.
– Идут, оба! – предупредил Салливана сержант.
– Надо, чтобы старый ирландец остался один, – предупредил инспектор. – Подождем, пока один из них не выйдет на улицу.
– Пока они поджарят кролика да пока съедят его, мы тут помрем от холода, – возразил Уайт.
– Лучше помереть от холода, чем от их кулаков. Вчетвером нам двоих не одолеть, – резонно заметил Салливан.
– Представляете, из-за того трупа, что мы нашли с вами во дворе клуба, мне пришлось бежать с квартиры, бросив все вещи, – с восторгом говорил Тамулти, возбужденный встречей с молодым ирландцем. – Единственное, что мне удалось сохранить, так это свою коллекцию, которую я постоянно ношу с собой. Может, вы все-таки захотите ознакомиться с ней?
– Да, пожалуй, теперь можно, – сказал ирландец, открывая дверь. – Съедим вашего кролика, а заодно и картинки поглядим.
Пока Даффи не было, Конрой занимался своим самым любимым после взрывного делом – охотился на тараканов. Большая тараканиха с королевской невозмутимостью расположилась на самой двери, куда почти не доходил свет из окна.
– Сидит, как на троне! Тоже мне, Виктория нашлась! Сейчас мы эту королеву! – не вставая с кровати, Конрой прицелился в таракана своим тяжелым башмаком.
Увидев, как насекомое насторожилось и пошевелило усами, старый ирландец с истошным криком метнул башмак, который угодил прямо в новый, недавно купленный чайник. Испуганный страшным грохотом, таракан мгновенно исчез, зато вместо него в двери появились Даффи с американцем.
– Куда суешься без стука! – заорал на Даффи Конрой, смущенный своим промахом. – Убил бы тебя, потом поди с поляком объясняйся!
– Старый идиот! – презрительно бросил молодой ирландец, потрясая кроличьей тушкой. – Чем за тараканами охотиться, лучше бы занялся каким-нибудь делом! Смотри, что я принес! Благодаря нашему другу у нас сегодня пир!
Конрой засуетился, загремел кастрюлями, вскоре окна в комнате запотели, а по всему дому распространился аппетитный запах кролика.
– Почему у них запотели окна? – озабоченно спросил Салливан. – Может, они изготовляют там динамит и мы сможем застать их на месте преступления?
– Нет, они либо пьют, либо готовят кролика, – с сожалением сказал Уайт.
Но в доме не только пили и готовили кролика. Ирландцы уселись вокруг колченогого стола и Тамулти с таинственным видом достал свою коллекцию.
Картинки пошли по рукам и Даффи спросил удивленно:
– Почему все картинки у вас такие странные? У них что, в этом театре не нашлось женщин?
– Это не театр, – с придыханием сказал Тамулти, прижимаясь своим плечом к плечу молодого ирландца. – Все это снято с натуры. Здесь и не должно быть этих мерзких существ, заплывших жиром, с отвисшими грудями, тонким голосом и одержимых дьявольской похотью! Насколько приятнее мужчины с их мускулистыми руками и ногами!
– Ой! – дернулся Даффи. – Что вы делаете!
Он разжал руки старого сатира и вырвался из его объятий.
– Постойте, не уходите! – закричал Тамулти, безумно выпучивая глаза. – Я люблю вас!
Он бросился к Даффи опять, на что Конрой сказал, что они и не собираются никуда отсюда уходить, а вот джентльмену придется убраться, потому что настоящие фении такое позволяли себе только в безвыходных положениях, сидя в тюрьмах после восстания шестьдесят седьмого года.
Салливан уже подумывал, не заглянуть ли им на минутку в какой-нибудь трактир, как дверь внезапно с треском распахнулась и из нее вылетел высокий старый ирландец, упав на мостовую. Уайт тут же подбежал к нему и помог подняться.
Твердо положив руку ему на плечо, сержант уже собрался объявить об аресте, как Тамулти вдруг жеманно повел плечами, улыбнулся и, в свою очередь ласково положив руку на плечо полицейскому, сказал:
– Не сомневаюсь, мой молодой друг, что наступит время и мы познакомимся поближе. Пока же в знак моей благодарности и восхищения перед вашей мужественностью и красотой позвольте преподнести вам этот маленький презент. – Тамулти протянул сержанту одну из своих открыток.
– Постойте, постойте, – воскликнул подошедший вместе с констеблями на помощь сержанту Салливан, заглянув через плечо Тамулти. – Такой у меня нет. А что у вас еще есть?
Тамулти достал всю свою коллекцию и инспектор с увлечением стал перебирать карточки, то и дело восклицая:
– Этой у меня нет, и этой тоже нет! Какая прелесть! Я это возьму себе!
Заметив удивленные взгляды подчиненных, Салливан напустил на себя суровый вид и сказал Тамулти, уже потиравшим руки при виде столь заинтересованного отношения к его специфическим картинкам:
– Инспектор Салливан, Скотланд-Ярд. Вы арестованы, сэр! За грязную непристойность. У вас есть право молчать, а все что вы скажете, может быть обращено против вас. И потрудитесь пройти с нами.
– Какая мерзость! – возмущался Даффи, глядя, как защелкнулись наручники на запястьях у Тамулти. – Англичане окончательно пали в моих глазах, если позволяют такому твориться у них в столице!
