и нанес три удара Августе Мапететт, кровь летела бы из-под ножа на него и вниз. И стекала бы по белью, образуя вытянутые к полу пятна. А что мы видим здесь?
Коллежский регистратор сразу понял питерца. Он наклонился над рубахой и чуть ли не обнюхал ее.
– Так… Так… Аккуратные капли. Круглые.
– Правильно. Не брызги, а капли. Кровь капали на него сверху, когда он лежал на полу без сознания. И делали это слишком старательно.
– Черт! – Грундуль вспыхнул. – Где были мои глаза? Хотя нет, я так просто не сдамся!
Он опять начал рассматривать рубаху со всех сторон, потом взялся за кальсоны.
– Надо проверить, – решил наконец надзиратель. – Провести этот…
– Эксперимент, – подсказал Алексей Николаевич. – Я уже предлагал его судебному следователю. Подвесить на крюк свежую тушу, кому-то из вас надеть белую рубаху и нанести по ней несколько сильных ударов ножом. Только делать это надо на бойне, до того как из туши сольют кровь.
– Можно проще, – возразил смолянин. – Взять какую рубаху, разложить на полу и капать сверху чернилами. С кончика пера. Если вы правы, характер капель будет таким же, как здесь.
– Точно, и на бойню ехать не надо, – подал голос надзиратель Авдеев. Его перебил Сапожников:
– Тушу можно было бы и взять. Для экс… ну, для опыта. А потом мы ее разделим и съедим.
Все, включая Ругу, рассмеялись, и это рассеяло напряжение, которое ощущалось в комнате. А тут еще статский советник вынул из портмоне сотенный билет и бросил на стол:
– Эксперимент будет двойной, и с чернилами, и с тушей черкасского быка. А потом вы его действительно пустите на усиление довольствия.
– Вот это дело, ваше высокородие! – загоготали сыскные. А помощник полицмейстера встал и направился к двери со словами, что он тут больше не нужен.
Когда в комнату вошел Ткачев, его подчиненные с увлечением капали чернилами на купленную специально для этих целей Лыковым батистовую манишку. Выходило как на белье у Азвестопуло: аккуратные кружочки без подтеков. Когда же батист приладили к стене и начали на него брызгать, капли сразу образовали пятна, вытянутые по направлению к полу.
Начальник сыскного отделения постоял-постоял, да и махнул рукой, почувствовав свою ненужность. Когда он вышел, надзиратель Корнильев сказал мстительно:
– А ему говядины не дадим!
Глава 4. Повторное дознание
Лыков быстро наладил отношения с чинами смоленского сыскного отделения. Для этого ему не пришлось прикладывать особенных усилий. Он просто показал класс. И служивые люди поняли, кто к ним приехал…
Началось с экспериментов с пятнами. Сперва на чернилах, потом на туше быка все убедились, что Азвестопуло не мог быть убийцей. Иначе брызги крови выглядели бы совсем по-другому. Этого еще не хватало, чтобы вытащить бедолагу из тюрьмы, но трещина в обвинении уже появилась.
Вторая и более серьезная трещина, которая окончательно доказала невиновность коллежского асессора, прошла по делу на следующий день. Статский советник с утра поехал в Офицерскую слободу делать новый обыск в доме Мапететт. С ним отправились Грундуль с Корнильевым и зачем-то Ткачев. Вероятно, его обязал к этому полицмейстер, чтобы быть в курсе изысканий командированного.
Сыщики вызвали на обыск кухарку Мокриду Сутулову. Посадили грудастую бабу в гостиной на стул и начали шарить по квартире. Та с любопытством наблюдала, потом обратилась к Лыкову, поняв, что он тут главный:
– Ваше благородие, а чего это вы опять взялись? Вроде бы в тот раз сыщики очень довольные уходили.
– Я не благородие, а высокородие, но это дела не меняет. В тот раз не все осмотрели. Надо заново проверить.
И тут же, по наитию, задал вопрос:
– Скажи, а из дома ничего не пропало ценного? Например, у госпожи из шкатулки.
Мокрида мгновенно стала пунцовой:
– Это не я взяла!
Лыков уселся на стул напротив нее:
– Я и не говорю, что ты. Ну, рассказывай.
– Колье изумрудное, – шепотом сообщила кухарка.
– Чего ты боишься? Не ты украла, стало быть, и не бойся. Говори громко, чтобы все слышали.
– У Августы Евлампиевны было оченно дорогое колье. Изумруды с жемчугами, да! Она говорила – восемь тысяч стоит. Истинный крест! Красивое…
– И оно исчезло после убийства?
– Угу. Я поискала, поискала – нигде нетути.
Тут подошел Ткачев и зарычал на бабу:
– А может, ты стянула? Отвечай!
Лыков повернул начальника отделения к себе, взявши за рукав. И тихо спросил:
– Если бы колье украла она, зачем бы ей тогда упоминать о нем? Вы убийцу схватили. Он ценности утащить не мог. Кто бы узнал о пропавших изумрудах? А?
Ткачев похлопал глазами и начал:
– Я такой сорт людей знаю, они…
– Молчать! – рявкнул статский советник. Все в комнате застыли.
Питерец продолжил уже спокойным голосом:
– Мы обнаружили важное обстоятельство, а вы хотите отвести от него внимание. С какой целью? Может, это вы присвоили ценность? Я отстраняю вас от дознания. Идите прочь, вы только мешаете.
– Я вам, ваше высокородие, не подчиняюсь, – с достоинством напомнил губернский секретарь. – И нахожусь тут не по вашей воле, а согласно приказаниям господина полицмейстера.
Лыков вынул из кармана бумагу и протянул Ткачеву:
– Прочтите вслух.
Тот стал разбирать текст:
– «Смоленскому полицмейстеру. Приказываю дело об убийстве Мапететт передать на повторное дознание командированному из Департамента полиции статскому советнику Лыкову. Чинам общей и сыскной полиции оказывать ему полное содействие. Губернатор Кобеко. Подпись скрепил правитель канцелярии титулярный советник Яблонский». Эвона как…
– Все понятно?
– Так точно.
– Ступайте. Полицмейстеру скажите: дознанием руковожу я. Вмешательства в свои дела не потерплю. Вы лично уже доказали свою некомпетентность как руководителя сыскного отделения. Арестовали невиновного, прошляпили пропажу драгоценностей…
– Я…
– Идите и не путайтесь под ногами!
Лыков успел рано утром встретиться с Кобеко. Тот обрадовался сыщику, они некоторое время вспоминали Казань, потом гость изложил начальнику губернии свои соображения по делу Азвестопуло. Кобеко согласился передать дознание в руки питерца и тут же подписал необходимую бумагу. Статский советник не успел показать ее полицмейстеру – тот сибаритствовал и приезжал на службу не раньше двенадцати. В отличие от других губерний, в Смоленске полицмейстеры почему-то не имели казенной квартиры в помещении управления, а снимали жилье в других местах. Гепнер проживал в Солдатской слободе, в Чуриловском переулке. Это было неудобно для дела, но удобно для полицмейстера.
Выгнав начальника отделения, Алексей Николаевич расспросил кухарку про изумрудное колье. Она как могла описала драгоценность. Три нитки, изумруды перемежаются жемчугами, застежка фигурная, золотая. Сокровище лежало обычно в шкатулке на секретере. Сейчас там было пусто.
– Еще что-нибудь пропало? – уточнил статский советник.
– Да вроде нет, – ответила баба. Лыков уловил в ее голосе неуверенность.
– Подумай как следует, Мокрида. Это очень важно. Мужчина, которого ты видела здесь спящим, твою хозяйку не убивал. Его напоили и подвели на роль злодея, но сделали это другие люди. Они и взяли, скорее всего, изумруды. Думали, что никто не узнает: хозяйка мертва, наследников у нее нет. Ведь нет?
– Нет, одна была Августа Евлампиевна.
– Вот видишь, они задумали все хитро. Только ошиблись с подставным
