– Вот еще! – заявил Артемий Иванович. – Я себе еще добавки возьму. Конрой уже поел, пусть Тараса и покормит. Да ему и приятней будет кормить агента Особого отдела.
– Я хочу йисть! Вы повынни мени нахарчуваты! Якщо вы мени не нахарчуете, я помру с голоду! – бубнил из гостиной Курашкин.
Конрой покорно взял у Розмари тарелку с остывшим порриджем, и отправился в гостиную. Увидев тарелку, Курашкин умолк. Старик сел рядом с ним на колени и пихнул ложку с кашей агенту в рот. Пока голодный хохол облизывал ложку, Конрой почувствовал что-то неуловимо волнующее, витавшее в гостиной. Он шумно потянул носом воздух.
Чутье не обмануло старого фения. В воздухе явственно слышался ни с чем не сравнимый запах динамита. Оставив Курашкина сидеть с ложкой во рту, Конрой встал на четвереньки и пошел кругами, приникнув носом к полу. Постепенно круги его сужались, пока он не остановился прямо посреди гостиной. Вскочив на ноги, Конрой завернул ковер и трясущимися от вожделения руками потянул за кольцо люка в полу. Из погреба еще сильнее шибанул одуряющий аромат динамита.
– Вот они куда его спрятали, – забормотал старик и полез вниз. – Это нам, это нам привезли! Святой Патрик, ты услышал мои молитвы! Сколько его тут! Я уж и не чаял такого счастья! Еще какую-то проволоку намотали!
Конрой оторвал мешавший подойти к динамиту электрический провод и любовно огладил старческими руками гору связанных вместе динамитных патронов.
– Даффи! Даффи! – он выбрался из подвала и побежал искать Даффи. – Нам не надо убивать мистера Фейберовского. Он оказался человеком чести!
– С чего ты это взял? – спросил у него поляк, загораживая проход в столовую.
– Я думал, что вы с русским царем нас обманете, а вы привезли нам пятьдесят фунтов динамита. Это, конечно, не так много, как обещал мистер Рачковский, но я понимаю, мы тоже не очень-то хорошо себя в последнее время вели.
– Как вы могли вместе с русским царем обещать этому ирландцу динамит, если он собирается убивать им людей?! – возмутилась Розмари, сметавшая крошки со стола.
– Еще и ты лезешь! – закричал на девушку поляк, которого тревоги последних дней окончательно лишили присущей ему выдержки. – Да сумасшедший он, этот ирландец! Пойди лучше отнеси конюху пожрать!
Испуганная Розмари подхватила кастрюлю с кашей и, толкнув стеклянную дверь на веранду, вышла в сад. Свет из окон столовой слабо освещал дорожку, ведущую к конюшне. Некоторое время девушка стояла около дома, не решаясь идти – она слишком боялась глухонемого конюха и никогда прежде не рисковала выходить к нему ночью одна.
– Там кто-то вышел, – сообщил Ландезен Леграну, приставляя бинокль к глазам. – Какая-то смазливая девица.
– Это Розмари, – француз подскочил с пола и выглянул в окно. – Надо скорее взрывать!
Он опять плюхнулся рядом с гальванической батареей и ткнул второй провод в клемму. В тот же миг Ландезен отскочил от окна и бросился на пол. Но ни в этот миг, ни в следующий ничего не произошло. Наступила мертвая тишина. И в этой мертвой тишине в саду, как лягушка, проквакал Артемий Иванович:
– Рози, ты еще не отнесла кашу конюху? Тогда давай обратно, я ее сам съем.
Луч фонаря высветил уложенные посреди подвала динамитные патроны и скользнул по змеившимся по полу проводам, взбиравшимся по южной стене к вентиляционному отверстию.
– Пан Артемий, зайдите с улицы, посмотрите, куда идут эти провода, – сказал Фаберовский подходя к люку и задирая голову.
Ворча себе что-то под нос, Владимиров вышел через дверь из столовой в сад. Провода в подвале дернулись – Артемий Иванович нашел их в увядшей траве, – и снова безвольно повисли.
– Ну, что там? – спросил поляк, светя фонарем в вентиляционное отверстие.
Владимиров не ответил. Прошло не менее пяти минут, прежде чем голова Артемия Ивановича просунулась сверху в люк и провещала:
– Идут в соседний дом.
– Это работа Леграна, – сказал Фаберовский и полез из подвала наверх. – Если бы не нюх Конроя, мы давно были бы на том свете. Вот, значит, откуда повешенный констебль.
– Вы же не отберете у нас динамит? – с надеждой спросил старый ирландец.
– Можете оставить его себе, – утешил Конроя поляк. – А пока нам надо посетить соседний дом.
Фаберовский поднялся к себе в кабинет и вооружился своим армейским «веблеем». Затем прошел в спальню и взглянул, не зажигая света, на соседний дом. Хотя деревья в саду уже облетели, ничего, кроме кирпичной ограды с поблескивавшими по верху осколками стекла разглядеть было невозможно.
– Пан Артемий, берите свой револьвер! – крикнул поляк, сбегая вниз по лестнице. – Батчелор и Даффи, вы идете с нами.
– Но у меня нет оружия, – возразил молодой ирландец.
– Возьмите тогда кочергу!
Вчетвером они вышли через темную столовую в сад и тут разделились на две группы: сам поляк с Батчелором должны были проникнуть в соседний сад через лаз в конюшне, тогда как Артемию Ивановичу с Даффи предстояло форсировать стену. На способности Владимирова бесшумно преодолевать препятствия Фаберовский не рассчитывал; наоборот, он предполагал, что если в пустом доме еще кто-то есть, его внимание непременно обратится к той части стены, где ее будет перелезать Артемий Иванович.
Поляк с рыжим сыщиком прошли в конюшню и сели с револьверами у лаза, держа на мушке окна соседского дома. Пущенные через лаз провода как раз шли к крыльцу и исчезали внутри.
– Похоже, что в доме никого нет, – прошептал Фаберовский Батчелору. – Я полезу вперед, а ты не спускай с окон глаз.
Поляк просунулся через лаз в чужой сад, когда его оглушил пронзительный визг, словно кто-то неумело резал свинью.
– Ай-яй-яй, мое брюхо! – верещал во весь голос застрявший наверху ограды Артемий Иванович, которого Даффи кочергой пытался спихнуть в сад. Острые осколки стекла впивались Владимирову в живот, и чем больше усилий он предпринимал, чтобы перевалиться на другую сторону, тем сильнее они ранили его непривычное к такому обращению брюхо.
Выскочив из лаза, Фаберовский бросился вперед. Дверь в дом не была заперта, он распахнул ее настежь и замер наизготовку. Изнутри не доносилось ни звука, зато снаружи надрывался на стене Артемий Иванович. Подоспевший Батчелор отстранил поляка и первым вошел в дом. Они зажгли газ и обшарили все помещения от подвала до чердака. В комнате, выходившей окнами на сад Фаберовского, стояла на полу гальваническая батарея с присоединенными проводами, а на подоконнике лежал забытый морской бинокль. Отсоединив провода от клемм, поляк попросил Батчелора отнести аккумулятор к ним в дом, а сам пошел снимать со стены Владимирова.
– Ну как, поймали кого-нибудь? – спросил Артемий Иванович, когда Фаберовский с Даффи достали его с помощью принесенной стремянки и посадили на землю спиной к ограде. Владимиров был жалок и несчастен, рубашка и жилетка у него на животе пропитались кровью из порезов, но он крепился, решив показать поляку стойкость настоящих агентов Охранки.
– Кого тут поймаешь! – с сожалением сказал Фаберовский. – Никого нет.
– Вот странно… – промычал Артемий Иванович. – Я когда провода смотреть ходил, в доме двух мужиков видел. Крикнул им, что сейчас мы вернемся и надерем им за такие дела уши.
– Я с удовольствием сделал бы то же самое с паном Артемием, – бессильно сказал поляк.
Неудача со взрывом, постигшая Леграна и тех, кто стоял у него за спиной, вовсе не означала ликвидацию угрозы жизням тех, кто находился этой ночью в доме на Эбби-роуд, поэтому поляк решил устроить в пустующем доме засаду на случай, если подрывники вернутся. Для этой цели он отрядил Батчелора и молодого ирландца, не рискнувшего открыто выражать недовольство, хотя по лицу Даффи было видно, что он намеревался провести ночь в одной постели с Хаей Шапиро.
Сам Фаберовский взялся охранять вместе с Артемием Ивановичем собственный дом, приспособив для этого также старика Конроя. Поскольку одну спальню наверху занимала Розмари, а другую Дарья, Фаберовский уступил на эту ночь Хае Шапиро свою, а сам устроился в кабинете. Из окон кабинета он мог следить за всем, что происходило на Эбби-роуд. Артемию Ивановичу было поручено наблюдать за подступами со стороны пустого дома как за наименее опасным направлением, прикрытым засевшим в самом доме передовым отрядом из Батчелора и Даффи. Единственным помещением, выходившим окнами в сад и пригодным поэтому для поста Артемия Ивановича, была спальня Шапиро, тем более что ее стыдливостью можно было пренебречь. Захватив кипу своих рукописей и пузырек с йодом из аптеки Фаберовского, Артемий Иванович направился прямиком туда. Конрою было поручено совершать обход по дому, следя за привязанным к пальме в гостиной Курашкиным, рот которому заткнули кляпом, и за спавшим на диване Васильевым. Для этого он был вооружен шваброй и с гордым видом расхаживал по дому.
