Колоды подвинули к Меркумову и просили вскрыть. Неопытного человека было видно сразу. Нервничая, он никак не мог зацепить ногтем за край бумаги. Когда же это ему удалось, от рывка карты высыпались на стол в беспорядке. Актер покрылся багровым цветом, но ему простили неловкость. На второй пачке волнение его перехлестнуло через край. Он рванул обертку с такой силой, что карты взлетели веером и посыпались на пол. Еле живой он полез собирать их под стол. Когда появился, на него было жалко смотреть. Такого позора он никогда не переживал на сцене.
– Простите… Простите… Простите… – только и бормотал он.
Игроки были милостивы. Собрав обе колоды в кучку, трясущимися руками он кое-как подровнял карты.
– Думаю, карты достаточно перемешаны. Не будем подвергать милейшего господина лишним волнениям, – сказал Маверик.
Действительно, волнения Меркумова были на высшем уровне. По виску его текла тонкая струйка пота.
– Итак, господа, напомню правила, – торжественно огласил американец. – Они просты. Игроки получат по одной карте лицом вверх. Тот, кому первому пришла парная, выигрывает. Как изволите: карта должна быть такой же или достаточной схожести в старшинстве?
Веронин согласился с простым вариантом: если игроку пришла семерка червей, то он выигрывает при любой семерке. Про Навлоцкого забыли окончательно, он затих.
– Господин банкующий, прошу раздать по карте…
– Нет, позвольте… – Веронин поднял ладонь. – Мы должны знать, с кем играем. Вы обещали.
– Обещания держу непременно… – ответил Маверик. – Я тот, Веронин, кому ты сломал жизнь. Я тот, кто по твоей милости потерял все. Я тот, кого ты считал пропавшим навсегда. Я тот, кто вернулся…
Вскрикнула старушка Лилия Карловна, Дарья Семеновна зажала рот ладошкой. А вот Марго, кажется, не могла понять, что произошло. Выдержке Веронина можно было позавидовать: ни один мускул на лице не дрогнул, он только перестал покашливать.
– Не может быть… – тихо проговорил он.
– Не узнал меня, Орест Семенович?.. Двадцать лет прошло. Я несколько изменился. Уже не тот мальчик, которого ты поставил перед выбором жизни и смерти. Я выбрал смерть, чтобы жить. Теперь проверим, на что потратил эти годы. И есть ли в этом мире справедливость…
– Петя… – еле слышно проговорил Веронин. Навлоцкий на своем стуле сжался в комок, кажется, он пытался стать невидимым. Но у него ничего не получилось.
– Теперь у меня другое имя и подданство другой страны. От прошлого у меня остался русский язык, разбитое сердце и жажда мщения, которая не смогла насытиться за все эти годы. Доволен ли? Так, пожалуй, начнем… Ставка! – Он положил перед собой чек. – Пять тысяч долларов, что по курсу чуть больше десяти тысяч рублей. Банкующий, наша судьба в ваших руках!
Руки эти заметно тряслись. Меркумов, с трудом проглотив ком, сдал по карте. Веронину легла девятка, Навлоцкому тройка, американцу пришла дама. Теперь надо было ждать пару. Меркумов положил колоду на стол, боясь, что уронит, и, придерживая ладошкой за рубашку, переворачивал карту. Так не играют даже дети, но такие пустяки никого не волновали. Пара пришла Веронину. Американец подвинул ему чек, а Навлоцкий всю пачку, которую поставил.
– Мне больше не на что играть… – признался он.
Маверик махнул довольно презрительно, и Навлоцкий с большим облегчением покинул стол. Игроки остались вдвоем. Американец положил два дорожных чека. Веронин поставил выигранный чек и банковский листок первого круга.
– Вторая сдача!
Американцу пришла десятка треф, Веронину – двойка червей. Меркумов вытаскивал по одной карте и клал лицом вверх. Уже прошло с десяток карт, но ни одной нужной. Наконец, он выбросил двойку пик. Маверик подвинул выигрыш победителю. И как ни в чем не бывало положил перед собой пять чеков.
– Поднимаю ставку до пятидесяти тысяч.
Зрители затихли совершенно. Все их внимание было приковано к столу. Взгляд Марго не отрывался от американца. Сколько Ванзаров ни посылал ей флюиды, она не реагировала. Только старушка Лилия Карловна отвернулась. Происходящее было выше ее сил.
Меркумов роздал. Веронин получил туз бубен, американцу достался король треф. Банкующий толкал карту из колоды одним пальцем и переворачивал лицом. Видно, нервы у него совсем разошлись. С третьей сдачи на стол лег туз пик. С проигрышем Маверик расстался так легко, будто продул рубль. Он лишь отсчитал десять чеков.
– Сто тысяч. Принимаете?
Веронин взял паузу и размял костяшки пальцев. Он молча подвинул выигранные шестьдесят тысяч и добавил к ним недостающие банковские билеты.
– Сдавайте! – последовал приказ.
Актер смахнул пот со лба. Американцу выпала семерка треф, Веронину лег валет червей – сердечная привязанность. Все ждали, что покажет колода. Меркумов положил туза, потом двойку, потом девятку, после чего на сукно лег валет червей. Кажется, этот удар для Маверика был чувствительным. Он задумчиво смотрел на стол.
– Что ж, значит, судьба…
От волнения Меркумов прикусил кулачок. Маверик отвернулся к нему.
– Ведите себя достойно, милейший, не вы проигрываете…
– Будете делать ставку или закончим? – спросил Веронин.
– Ставку? Разумеется… Все повторяется…
– Ты этого хотел…
Маверик посчитал чеки.
– Здесь триста тысяч, все, что у меня имеется в наличии здесь, в России. Иду ва-банк!
Веронин кашлянул. Он выиграл сто шестьдесят тысяч. Плюс десять тысяч от Навлоцкого. Банковская книжка покрывала еще сто тридцать, как раз хватало на ставку.
Невероятную…
Нынче игра обмельчала. Игроки редко рискуют больше, чем тысчонкой. Да и то льют слезы, спустив. Игры такого масштаба в столице не бывало давно. Наверное, с тех, дореформенных, времен, когда помещики спускали целиком поместья с крепостными и лошадьми. Что поделать: характеры измельчали, стали скаредны и экономны, не готовы к большим поступкам и чувствам. Играют как лавочники. Без удали и шири. Трусят и жадничают. Нет уже той русской удали…
– Отвечаю, – сказал Веронин, двигая вперед все, что лежало перед ним на столе.
Меркумов сидел неподвижно. Американец взглянул на него.
– В чем дело? Ставки сделаны. Сдавайте…
– Не могу… – пробормотал актер. – Страшно…
– Что за вздор? Ваше дело карты метать… Сдавайте!
Приказ был категоричен. Меркумов набрал воздуха, как перед нырком. Веронину легла шестерка, его сопернику выпала дама пик. Это было очень плохо. В оставшейся колоде шестерок было больше, чем картинок. Шансы у Веронина были значительно выше. Если подходить математически. В наставшей тишине было слышно каждое колесико часов. Зрители перестали дышать. Лилия Карловна и Дарья Семеновна обнялись и закрыли глаза. Зажмурился и Меркумов. Что для банкующего верх неприличия.
– Ну! – раздался окрик.
Первой показалась десятка червей. За ней пришла семерка червей. Третьей картой вышла семерка треф. Вот-вот, сейчас…
Вслепую Меркумов положил новую карту. Стрепетова взвизгнула. Игнатьев, о котором все забыли, привстал со стула, глянул на стол, покачал головой и вернулся обратно. Марго улыбнулась, гордо держа голову. Месье Пьюро бегал глазками по лицам зрителей, старательно избегая Ванзарова. Францевич отступил к двери, словно перекрывал путь возможного побега. Лилия Карловна закричала отчаянно и безнадежно, раненым зверем.
– Что ты наделал! – заверещала Дарья Семеновна, прижимая к себе рыдающую родственницу.
Веронин сидел неподвижно.
На столе лежала дама пик.
Американец забрал у него свой выигрыш, сложил листы плотной стопочкой и отправил в карман.
– Благодарю за игру, господин Веронин, – сказал он. – Всегда к вашим услугам, если у вас будет на что сыграть… Полагается угостить всех шампанским, но здесь не подают… Ах да, забыл… – он протянул Меркумову пачку рублей, проигранных Навлоцким. – Это вам за услуги, любезный, это хороший тон любого казино. Банкуете чудесно, как я полагаю, но за стол вам лучше не садиться. Помяните мое слово, нервишки у вас хлипкие для этого…
Старушка Лилия Карловна рыдала безутешно и отчаянно, повторяя «мы разорены…». Дарья Семеновна не могла успокоить ее и сама держалась из последних сил. Марго не бросилась утешать родственниц. Она сделала шаг, будто хотела подойти к американцу, но Маверик, или как его звали на самом деле, повернулся к ней спиной, чтобы покинуть счастливую для него гостиную. Марго не решилась. Закусив губу, она выбежала вон. Ванзаров хотел отправиться за ней, но Веронин потребовал внимания.
– Игра не кончена, – сказал он громко. – Теперь я вас вызываю, Петр Иванович…
Маверик повернулся к нему с явным интересом.
Записная книжка Г. П.
Полицейская служба привлекает меня, дорогая Агата, не только по причине моей любви к порядку, но и редкой возможностью изучать человеческие нравы и поступки. Исследуя все разнообразие людских характеров и их проявление, можно открывать то тайное, что скрыто за явным, иначе говоря, за той реальностью, какую мы видим. Это непередаваемое чувство, когда в один миг открывается таинственная глубина истинного содержания явлений. Подобное чувство довелось испытать мне вновь.
