– Кем опечатан? – спросил он.
– Особым отделом, – сказал Ванзаров.
Ендрихин посмотрел на него, будто что-то припоминая.
– Я знаю вас… – проговорил он.
– Не имею чести…
– Ванзаров? Я прав? Очень хорошо… Могу просить вас уделить мне несколько минут?
– Наши желания совпадают, – согласился Ванзаров. – Если не боитесь ночной сырости, можем пройтись.
Этого Ендрихин точно не боялся.
Янек схватился за голову и кричал надрывным, истошным воплем. Зюк бросил на него ленивый взгляд, пробормотал что-то в усы и снова отвернулся к стене. Николай растерялся, но только на мгновение. Он схватил обезумевшего юношу в охапку, прижал к себе и попытался удержать, чтобы тот не причинил себе вреда. Янек заходился криком, не слышал дружеских утешений и не замечал похлопываний по спине.
Дверь палаты, запиравшейся на ключ, распахнулась. Вошел надзиратель и врач Мазуркевич. Янека приняли из рук Николая, уложили на койку, дали успокоительные капли. Его пришлось удерживать вдвоем, пока постепенно истерика не стала слабеть. Янек тяжело всхлипывал, дышал с трудом, задыхался, но успокаивался. Наконец он закрыл глаза и забылся. Николай обещал присматривать за ним. Замок щелкнул, оставив затихшую палату под надежным запором.
Николай тихонько пересел на свою кровать и занялся альбомом. Дорогие для него репродукции валялись на полу. Янек случайно ударил по альбому, листы разлетелись стайкой и упали как придется. Он терпел, когда доктор и надзиратель топтали их, оставляя на них следы и надрывая тонкую бумагу. Он понимал, что жизнь человека дороже рисунков. Только теперь следовало все привести в строгий порядок. Порядок обязан соблюдаться неукоснительно. Каждая картина должна находиться там, где ей и положено. Николай нашел в поверженной кипе ту картину, с которой должна начинаться экспозиция. Это был морской пейзаж, от которого веяло свежим ветром и свободой. Свобода – это главное в жизни человека. Ее начинаешь ценить, когда теряешь. Николай это хорошо знал. Даже здесь у него невозможно отнять свободу, пока с ним его картины.
Порядок приходил быстро. Многие картины следовало только выровнять, они и так были в правильной очередности. Вскоре на полу не осталось ни одного листа. Николай заботливо подровнял их по срезам. Теперь надо еще раз проверить, все ли на месте. Он бережно, как хрупкий папирус, стал перелистывать репродукции. Дошел до последней и только теперь заметил, что одной репродукции не было. Она исчезла.
Николай отдал себе приказ не впадать в панику и проверить еще раз хорошенько. Он проверил. Но листа, того самого главного, который был с ним столько времени, не оказалось. Его просто не было. Николай ощутил, как холод пробирается по шее. Нет, нельзя, только не сейчас. Куда мог пропасть лист? Он бережно отложил альбом и опустился на пол. Он должен найти сам, не просить же Зюка, будут только насмешки. И надзиратель не мог унести. Лист здесь, только спрятался. Николай опустился на колени и заглянул под кровать. В темноте и пыли что-то белело. Он протянул руку и вытащил драгоценный рисунок.
Среди лап корявых деревьев восходила молодая луна. Два одиноких путника остановились, чтобы посмотреть на ее восход. Луна, таинственная и загадочная, сияла белым светом, который манил и притягивал. Но больше всего волновала загадка этих двоих в черных плащах и треугольных шляпах. Кто они? Почему смотрят на луну? Чего ждут? Что за тайна привела их сюда в глухой час ночи?
Николай мог бесконечно думать над этой тайной. Только долго нельзя смотреть на эту картину. А то начинало казаться…
Он убрал лист в самую глубину папки, туда, где ему самое место, и закрыл альбом, тщательно завязав тесемки. Так и подмывало еще раз взглянуть на картину. В палате было спокойно. Янек спал беззвучно, Зюк привычно бубнил про то, как они со всеми поквитаются, когда придет час. Николай подумал, что ничего дурного в картине быть не может. Он уже потянулся к альбому, как вдруг вспомнил, что Янек, так хорошо с ним говоривший, превратился в кричащий комок нервов, когда… Нет никаких сомнений: он как раз показал Янеку свою любимую картину и хотел рассказать о ее загадке. Так неужели… На всякий случай Николай решил не прикасаться сегодня к альбому.
– Откуда вы меня знаете?
Городовой Монин старательно демонстрировал спину, делая вид, что его интересует сугубо происходящее на лестнице, а до прочего и дела нет. Темнота мешала детали, ветер и колючий дождь лезли в глаза. Но эти мелочи не могли скрыть главного. Человек, стоявший напротив Ванзарова, был опасен. В нем ощущалась особая власть и сила.
– Мне говорили о вас, – последовал слишком обтекаемый ответ.
– И дали описание столь подробное, что вы узнали меня среди нескольких похожих штатских лиц? – заметил Ванзаров.
– У меня хорошее воображение.
– И меткий глаз.
Ендрихин насторожился.
– О чем вы?
– Позвольте небольшой эксперимент. Если я, не зная вас, кое-что расскажу о вашей биографии, то смогу рассчитывать на честный ответ?
– Буду рад опробовать на себе ваш метод…
– В таком случае… – Ванзаров выдержал некоторую паузу. – Вы вернулись в столицу примерно три месяца назад, когда кончилась ваша командировка в Африку, где вы, в частности, применяли свои навыки стрелка-снайпера в войне буров…
– На этом достаточно, – сказал Ендрихин. – Вижу, что вы редкий специалист, Родион Георгиевич. В командировке я трудился репортером, так сказать…
– Репортерское прошлое толкнуло вас изучить мое личное дело в Департаменте полиции?
– Вы задаете слишком прямые вопросы, господин чиновник.
– Благодарю за исчерпывающий ответ, – сказал Ванзаров.
Его внимательно, даже слишком внимательно изучили. И темнота не мешала.
– Могу говорить с вами откровенно? – спросил Ендрихин.
– Для этого и мерзнем.
– В таком случае вы, наверно, поняли, что князь – мой боевой товарищ, тоже доброволец бурской войны. Его убийство – это вызов всем нам. Князь был нашим общим другом. Если хотите – легендой добровольческих отрядов. Его любили даже враги… И мне нужна ваша помощь.
– Я найду убийцу, не сомневайтесь, – сказал Ванзаров.
– Благодарю. Мне необходимо забрать кое-что из сейфа. Это важно для всех нас, добровольцев.
– Тогда вам придется ответить на несколько вопросов.
– Это плата? – строго спросил Ендрихин.
– Нет, дружеская услуга.
Не без некоторых колебаний ему позволили задавать вопросы. И Ванзаров спросил:
– Почему вы опасались за князя?
– Но как вы… – Ендрихин осекся. – Князь не пришел на условленную встречу…
– Встреча в публичном месте, скажем, на спектакле «Доктор Стокман». Кстати, как вы спаслись от казаков?
– Вы не могли меня заметить!
– Нет, не мог, – согласился Ванзаров. – На князе смокинг, на вас тоже. А на вашем новом пальто отчего-то косой след через плечо, как от нагайки. В сумме, нынешним вечером это можно было получить только в театре Корша. Чего вы боялись?
– Вы уверены, что хотите это знать?
Ванзаров не стал убеждать в очевидном.
– Хорошо, это ваш выбор. Появление добровольцев, вернувшихся с войны, в некоторых кругах вызывает недовольство. От нас многие хотели бы избавиться.
– Но ваши друзья не дают свершиться такой несправедливости.
– Именно так.
– Стало быть, убийство князя говорит, что ваши враги перешли к активным действиям.
– Это слишком поспешный вывод, – глухо ответил Ендрихин.
– Понимаю, вам не хочется в это верить, хотя вы и готовились к подобному. Только как быть с двумя убитыми фабричными?
Ендрихин выразил полное непонимание вопроса, и Ванзаров быстро сменил тему:
– С кем князь сегодня встречался?
– Он посещал одного нашего товарища в больнице Святого Николая… Не все возвращаются с войны с крепким сознанием.
– Как зовут вашего товарища?
– Николай Апс… Но не станете же вы…
Ванзаров заверил, что и в мыслях не было беспокоить больного.
– Князь должен был сегодня в театре отчитаться вам о визите к Апсу. Не так ли? – спросил он. – Что он должен был передать больному?
– Пустяки, корзину фруктов из Южной Африки, – ответил Ендрихин. – Достаточно вопросов. Так как быть с сейфом?
– К сожалению, моей власти недостаточно, чтобы снять печать, – заметил Ванзаров. – И власти пристава тоже недостаточно. Как бы мы ни хотели помочь благородным бурским воинам.
– Вот как? А кто опечатал сейф?
– У меня нет права разглашать подобную информацию.
– А, я понял… – сказал Ендрихин и тихонько назвал одну фамилию. Ванзарову оставалось только дать понять, что его догадка верна.
– Тогда мы поступим по-другому… Позвольте спросить, как вы узнали, что я… Про меткую стрельбу?
– Когда вы смотрите на человека, то сначала расширяются ваши зрачки, а потом вы немного прищуриваетесь. Как если бы оценивали расстояние до дальней цели.
