— Такая борьба тогда хороша и является честной, когда вес противников примерно равен. Помпей Ильич, вы на сколько тянете?
— Восемь пудов. Ежели без шпор!
— А я только пять.
— Вы на что намекаете? — обиделся Бекорюков. — Нет, вы все-таки желаете уклониться!
— Подожди, Галактион, — остановил его Готовцев. — Алексей Николаевич прав. Давай послушаем, что он предлагает взамен.
— Я предлагаю борьбу на руках. И меблировка, кстати, не пострадает.
— На руках? Это как? Я такой борьбы не знаю.
— Все просто. Мы по сигналу жмем друг другу руки, пока кто-то не запросит пощады.
— А! Замечательное предложение! Согласен!
— Господа, предложение гостя справедливо, — рассудительно произнес Верховский. — В таком состязании играет роль только, так сказать, чистая сила. А преимущество, даваемое разницей в весе, сводится на нет.
— Да и на новую мебель тратиться не придется, — подержал князь Солнцев-Засекин, и все загоготали.
— Решено!
Капитан отстегнул саблю, борцы ступили в круг и протянули друг другу руки. Стало тихо. Воинский начальник добродушно сказал противнику:
— В случае чего тут же подавайте знак!
— Вы тоже.
— Непременно, — улыбнулся Готовцев. — Ну, с Богом!
И как следует приналег. На Лыкова это не произвело впечатления. Более того, он заранее знал исход поединка. Мышцы грифа — кисти и запястья — без специальных упражнений развить очень трудно. На этом попадаются все люди могучей комплекции. Привыкнув действовать массой, использовать мощь плечевого пояса, они терпят поражения в состязаниях, где работает только гриф.
Вот и сейчас капитан вцепился в ладонь Лыкова и стиснул ее, что было сил. Лицо его покраснело, лоб покрылся испариной. Сыщик же стоял как ни в чем ни бывало, смотрел спокойно и доброжелательно. Зрители, выждав полминуты, негромко загалдели:
— Помпей, нажми еще! Включай всю дурь, какая есть, не жалей питерских!
Лыкову надоело, и он перешел в контратаку. Физиономия капитана из красной сделалась мертвенно-бледной. Вдруг из носа у него брызнула кровь, и сыщик тут же разжал ладонь:
— Дьявол! Льду быстрее и полотенце!
Бекорюков незамедлительно протянул другу салфетку и изумленно спросил у Алексея:
— Как вам это удалось?
Готовцев тяжело дышал. Вдруг он рассеянно повел рукой вокруг себя:
— Ничего не вижу… Туман какой-то… Галактион! Николай! Что со мной?
Подбежал Поливанов и крепко схватил Лыкова за плечо:
— Что вы с ним сделали, эдакий вы человек? Отвечайте!
— Спокойно, поручик, сейчас пройдет. А руки уберите, пока я их вам с корнем не оторвал…
Пристав тут же отступил. Лыков обратился к капитану:
— Помпей Ильич, не пугайтесь. Это от перенапряжения. Сядьте на стул и выпейте воды.
— Какой еще воды! Водки мне, скорее! Коля, Галактион, налейте чего-нибудь.
Исправник вложил в здоровую руку потерпевшего стакан с водкой, и тот опростал его одним махом.
— Уф! Начинаю отходить… Вот это да! Урок самонадеянному дурню. Чуть без пальцев не остался. Спасибо за науку, Алексей Николаевич!
— А действительно, как вы это сделали? — поинтересовался у коллежского асессора Серженко. — Мы, зрители, ничего не поняли.
— Сейчас объясню, — ответил тот, вынимая из кармана горсть серебра. — Смотрите. Сначала берем рубль. Его многие могут согнуть. Монета большая, есть за что ухватиться. Видите, я легко складываю ее пополам. Другое дело полтинник. Он много меньше, и приходится напрягать самые кончики пальцев. Требуется уже серьезное усилие.
«Островитяне» столпились вокруг Алексея и с изумлением наблюдали его манипуляции.
— Вот! Сложился. Но еще труднее согнуть четвертак. Он меньше размером, но тоже толстый, поскольку относится к банковой монете[42]. Даже я делаю это с большим усилием, хотя специально развивал мышцы запястья. И совсем почти невозможно погнуть маленькую и тонкую разменную монету. А я рву ее, как картонку. Во всей России на это способны, полагаю, лишь несколько человек. Так что, не обижайтесь, Помпей Ильич, но шансов победить меня у вас не было. Так же, кстати, как и в борьбе на поясах.
— Это я уже понял. Но на поясах… Неужели тоже нет?
— Вы какой вес поднимаете?
— Хм… Нарочно не мерил, но однажды на охоте пятнадцатипудового секача подстреленного один в телегу уложил!
— Хорошо, но для меня маловато. Я снаряд в двадцать семь пудов трижды толкаю лежа от груди.
— Эх-ма! Двадцать семь пудов… Я бы надорвался. И еще, болван, начал вас задирать. Примите мои извинения.
— Это вы меня простите за повреждение вашей руки. Но иначе вас было не убедить. А где Серженко? Лев Мартынович, вы, помнится, налить после борьбы обещали?
«Островитяне» с большим энтузиазмом отнеслись к последним словам гостя. Верховский трижды громко топнул каблуком в пол, и сразу же половые потащили снизу подносы с разными яствами. Гвоздем сегодняшнего ужина оказалось жаркое из медведя, добытого исправником. Кроме него на столе разместились крем из перепелов, жареные стерляди, артоланы из жаворонков, телячьи шнельклопсы, отварная спаржа. На особом серебряном блюде лежала на льду дорогая троишная икра[43]. Из вин бросались в глаза французские сотерны, но «островитяне» больше налегали на водку. Хорошо гуляют в Варнавине! Улучшив момент, Лыков поинтересовался у Челищева:
— Илларион Иринархович, а за чей счет все это великолепие? А то я денег с собой взял мало…
Земец только хохотнул:
— Вы гость, Алексей Николаевич, и потому не думайте о таких материях!
— И все-таки?
— Да я и сам толком не знаю. Мы собираем в начале каждого месяца по десятке… кажется…
— Тут десяткой не обойдешься!
— Всю бухгалтерию ведет Галактион Романович, спросите лучше у него.
Через час, сытые, веселые и в меру хмельные, участники вечера разбились на компании, и завязались беседы. Лыков подсел к «военно-полицейскому блоку» и принялся их задирать:
— Галактион Романович, Помпей Ильич! Вы такие теплые ребята, а ходите вдвоем на одного щуплого медведя. Право, это скучно!
— Вы имеете предложить нечто более веселое? — тут же заинтересовался неугомонный Бекорюков.
— Да. Где-то во вверенном вам уезде скрывается банда московского налетчика Челдона. Бежали из Первопрестольной, когда за них там взялись всерьез, и осели у вас. Шесть или семь отчаянных людей, при оружии. Все — патентованные убийцы. Давайте лучше на них поохотимся!
— Отличная мысль! — оживился исправник. — И делу польза, и нам кровь разогреет. Я согласен!
— А я пас, — сразу отказался Поливанов. — И на медведя не хожу, и на этих не стану. Опять же, банда в уезде, а я городской пристав.
— Я тоже сторонник, чтобы идти втроем. Два господина медвежатника и я, грешный.
Но капитан особого желания биться с бандитами не проявил:
— Хм… Втроем против семерых? И, говорите, опытные люди?
— Первоклассные головорезы. Где-то в уезде у них притон. Из него они ездят в Кострому и Нижний, там кого-то громят и снова прячутся у вас. Застигнем?
— Что-то я в раздумьях. Давайте хоть Щукина с собой возьмем.
— Вот еще! — отозвался исправник. — С ним будет неинтересно. Щукин их один всех перебьет, нам ничего не достанется. Решайся! Мне медведи и взаправду уже надоели.
Готовцев погрозил Алексею пальцем:
— Все вы, Алексей Николаевич! Галактион постоянно готов ввязаться в любую авантюру. Да и я, признаться, азартен. Уговорили!
— Вот и славно, — обрадовался Бекорюков. — Дело за сущим пустяком — обнаружить притон, в котором прячутся Челдон с товарищами. До сих пор, напомню, нам это не удавалось…
— Дайте Щукину команду усилить поиски. Пусть едет по деревням, трясет владельцев постоялых дворов, кабатчиков, волостных старост. А я поищу банду со своего конца.
— Какой может быть свой конец у вас, приезжего человека? Вы в городе всего три дня. Нет, уж если Щукин не найдет, то ваша блестящая идея бесславно угаснет. А жаль. Мне бы сейчас самое время отличиться перед начальством!
— Но если вдруг мы банду отыщем, как же мы втроем арестуем семерых? — полюбопытствовал воинский начальник.
— Зачем их арестовывать? — безмятежно ответил Алексей. — Мы их аркебузируем, как говорили при Петре Алексеевиче.
— То есть перестреляем? — удивился Готовцев.
— Да. Кого сумеем. Остальные сами деранут из уезда, что и требуется. Главное, достать Челдона, остальных можно и отпустить.
Бекорюков с сомнением покачал красивой головой:
— По инструкции убивать при аресте не положено.
— Больше всех в этом деле рискую я, и то не боюсь. И вы не тушуйтесь.
— Почему это вы рискуете больше нас? — встрял Поливанов. — Приехали и уедете, а мы тут останемся.
— Потому, Николай Орестович, что в отпуске я оказался не просто так, а как раз за подобное дело. Застрелил подозреваемого. Две недели назад в Петербурге.
