В общем, повернула обратно.
Ехала шагом, сердце тоскливо замирало от приближающихся звуков боя. В центре ружейная пальба почти стихла и грохотали только пушки, зато с Ловчинского шоссе, где сражался отрезанный отряд Соболева, беспрерывно доносились залпы и неумолчный рев множества голосов, едва слышный на таком расстоянии. Кажется, генералу Мишелю приходилось несладко.
Варя встрепенулась — из кустов на дорогу выехал забрызганный грязью Маклафлин. Шляпа съехала на бок, лицо красное, по лбу стекает пот.
— Ну что там? Как идет дело? — спросила Варя, схватив лошадь ирландца под уздцы.
— Кажется, хорошо, — ответил он, вытирая щеки платком. — Уф, заехал в какие-то заросли, насилу выбрался.
— Хорошо? Что, редуты взяты?
— Нет, в центре турки устояли, но двадцать минут назад мимо нашего наблюдательного пункта пронесся галопом граф Зуров. Он очень торопился в ставку и крикнул только: «Pobeda! My v Plevne! Nekogda, gospoda, srochnoye doneseniye!» Мсье Казанзаки пустился за ним вдогонку. Этот господин — большой честолюбец и, верно, хочет быть рядом с носителем счастливой вести — вдруг и ему что-нибудь перепадет. — Маклафлин неодобрительно покачал головой. — Ну, а господа журналисты немедленно бросились врассыпную — ведь у каждого на такой случай есть свой человечек среди телеграфистов. Уверяю вас, в эту самую минуту в редакции газет уже летят телеграммы о взятии Плевны.
— А вы что же?
Корреспондент с достоинством ответил:
— Я никогда не суечусь, мадемуазель Суворова. Сначала надо всесторонне выяснить подробности. Вместо коротенького сообщения я пришлю целую статью, и она попадет в тот же утренний выпуск, что и их куцые телеграммы.
— Значит, можно возвращаться в лагерь? — облегченно спросила Варя.
— Полагаю, да. В штабе мы узнаем больше, чем в этой саванне. Да и стемнеет скоро.
Однако в штабе ничего толком не знали, поскольку из ставки никаких сообщений о взятии Плевны не поступало — наоборот, выходило, что наступление отбито по всем главным пунктам и потери какие-то астрономические, не менее двадцати тысяч человек. Говорили, что государь совсем пал духом, а на вопросы об успехе Соболева только махали рукой: как мог Соболев с его двумя бригадами взять Плевну, если 60 батальонов центра и правого фланга не сумели занять даже первой линии редутов?
Получалась какая-то ерунда. Маклафлин торжествовал, довольный своей осмотрительностью, а Варя злилась на Зурова: хвастун, враль, наплел невесть что, только всех запутал.
Наступила ночь, в штаб вернулись угрюмые генералы. Варя видела, как в домик оперативного отдела прошел окруженный адъютантами Николай Николаевич. Его лошадиное, обрамленное густыми бакенбардами лицо дергалось от тика.
Все перешептывались об огромных потерях — выходило, что полегла четверть армии, но вслух говорили о проявленном солдатами и офицерами героизме. Героизма было проявлено много, особенно офицерами.
В первом часу Варю разыскал хмурый Фандорин.
— Идемте, Варвара Андреевна. Нас вызывает высокое н-начальство.
— Нас? — удивилась она.
— Да. Всю особую часть в полном составе, и нас с вами тоже.
Быстрым шагом они дошли до мазанки, где располагалось ведомство подполковника Казанзаки.
В знакомой комнате собрались офицеры, сотрудники особой части Западного отряда, однако начальника среди них не было.
Зато за столом, грозно насупившись, сидел сам Лаврентий Аркадьевич Мизинов.
— А-а, господин титулярный советник с госпожой секретаршей пожаловали, — ядовито произнес он. — Ну чудненько, теперь осталось только его высокоблагородие господина подполковника дождаться, и можно начинать. Где Казанзаки?! — рявкнул генерал.
— Ивана Харитоновича вечером никто не видел, — робко ответил старший из офицеров.
— Славно. Хороши защитники секретов.
Мизинов вскочил, громко топая, прошелся по комнате.
— Не армия, а представление искейпистов. Цирк шапито! Кого ни хватишься, нету, говорят. Исчезли! Бесследно!
— Ваше высокопревосходительство, вы г-говорите загадками. В чем дело? — негромко спросил Фандорин.
— Не знаю, Эраст Петрович, не знаю! — вскричал Мизинов. — Надеялся, что вы с господином Казанзаки мне объясните. — Он помолчал и, сделав над собой усилие, продолжил уже спокойнее. — Хорошо-с. Больше никого не ждем. Я только что от государя. Присутствовал при интереснейшей сцене: генерал-майор свиты его императорского величества Соболев-второй орал и на его императорское величество, и на его императорское высочество, а государь и главнокомандующий перед ним оправдывались.
— Невозможно! — ахнул кто-то из жандармов.
— Молчать! — взвизгнул генерал. — Молчать и слушать! Выясняется, что в четвертом часу пополудни отряд Соболева, захватив лобовым ударом Кришинский редут, прорвался на южную окраину Плевны, зайдя в тыл основным силам турецкой армии, однако был вынужден остановиться за недостаточностью штыков и артиллерии. Соболев неоднократно посылал гонцов с требованием немедленно прислать подкреплений, однако башибузуки перехватывали их. Наконец в шесть часов адъютант Зуров в сопровождении полусотни казаков сумел пробиться к расположению центральной группы. Казаки вернулись обратно к Соболеву, потому что там каждый человек был на счету, а Зуров поскакал в ставку один. Подкреплений ждали с минуты на минуту, но тщетно. И неудивительно, потому что в ставку Зуров не прибыл и об успехе левого фланга мы не узнали. Вечером турки провели передислокацию, обрушились на Соболева всей мощью, и перед полуночью, потеряв большинство людей, он отступил на исходные позиции. А ведь Плевна была у нас в кармане! Вопрос к присутствующим: куда мог подеваться адъютант Зуров — среди бела дня, в самом центре нашего расположения? Кто может ответить?
— Видимо, подполковник Казанзаки, — сказала Варя, и все обернулись к ней.
Волнуясь, она пересказала то, что услышала от Маклафлина.
После продолжительной паузы шеф жандармов обратился к Фандорину:
— Ваши выводы, Эраст Петрович?
— Сражение п-проиграно, рвать волосы поздно — это эмоции, мешающие расследованию, — сухо ответил титулярный советник. — А сделать надо вот что. Разбить территорию между корреспондентским наблюдательным пунктом и ставкой на квадраты. Это п-первое. С первым же лучом солнца к-каждый квадрат прочесать. Это второе. В случае обнаружения т-трупов Зурова или Казанзаки ничего руками не трогать и землю вокруг не топтать — это третье. На всякий случай поискать того и друтого по лазаретам среди тяжело раненых — это четвертое. Пока, Лаврентий Аркадьевич, б-больше сделать ничего нельзя.
— Какие предположения? Что доложить государю? Измена?
Эраст Петрович вздохнул.
— Скорее, д-диверсия. Впрочем, утром узнаем.
Ночью не спали. Было много работы: сотрудники особой части делили по карте район на полуверстовые квадраты, определяли состав поисковых команд, а Варя объехала все шесть госпиталей и лазаретов — проверяла офицеров, привезенных в бессознательном состоянии. Такого насмотрелась, что к рассвету впала в странную, бесчувственную одурь, но ни Зурова, ни Казанзаки не обнаружила. Зато увидала среди раненых немало знакомых, в том числе Перепелкина. Капитан тоже пытался прорваться за подмогой, но получил удар кривой саблей поперек ключицы — не везло ему с башибузуками. Лежал на койке бледный, несчастный, и запавшие карие глаза смотрели почти так же тоскливо, как в незабываемый день первой встречи. Варя к нему бросилась, а он отвернулся и ничего не сказал. За что такая нелюбовь?
Первый луч солнца застал Варю на скамейке возле особой части. Фандорин усадил чуть не насильно, велел отдыхать, и Варя привалилась к стене тяжелым, онемевшим телом, погрузилась в мутную, тягостную полудрему. Ломило кости, подташнивало — нервы и бессонная ночь, ничего удивительного.
Поисковые команды еще затемно разошлись по квадратам. В четверть восьмого прискакал нарочный с 14 участка, вбежал в хату, и сразу же, застегивая на ходу китель, вышел Фандорин.
— Едемте, Варвара Андреевна, Зурова нашли, — коротко бросил он.
— Убит? — всхлипнула она.
Эраст Петрович не ответил.
Гусар лежал ничком, вывернув голову вбок. Еще издали Варя заметила серебряную рукоятку кавказского кинжала, намертво засевшего в левой лопатке. Спешившись, увидела профиль: удивленно открытый глаз отливал красивым стеклянным блеском, развороченный выстрелом висок чернел окаемом порохового ожога.
Варя снова бесслезно всхлипнула и отвернулась, чтобы не видеть этой картины.
— Ничего не трогали, господин Фандорин, как приказано, — докладывал жандарм, руководивший командой. — Всего версту до командного пункта не доскакал. Тут ложбина, вот никто и не увидел. А выстрел что — такая пальба стояла… Картина ясная: ударили кинжалом в спину, врасплох, неожиданно. Потом добили пулей в левый висок — выстрел-то в упор.
