— Вы лучше вот чем займитесь, Эраст Петрович. Не исключаю, что кроме полковника Лукана предатель успел завербовать кого-то еще. Ваша задача — выискать, не осталось ли в штабе или вокруг штаба драконьих зубов. Майор, — обратился он к старшему из офицеров, тот вскочил и вытянулся. — Вас назначаю временно заведовать особой частью. Задача та же. Титулярному советнику оказывать всемерное содействие.
— Слушаюсь!
В дверь постучали.
— Разрешите, ваше высокопревосходительство? — просунулась в щель голова в синих очках.
Варя знала, что это секретарь Мизинова, тихий чиновничек с труднозапоминающейся фамилией, которого почему-то не любят и опасаются.
— Что такое? — насторожился шеф жандармов.
— Чрезвычайное происшествие на гауптвахте. Явился комендант. Говорит, у него арестант повесился.
— Вы что, Пшебышевский, с ума сошли! У меня важное совещание, а вы лезете со всякой дребеденью!
Варя схватилась за сердце, и в следующую секунду секретарь произнес те самые слова, которые она так боялась услышать:
— Так ведь это шифровальщик Яблоков повесился, тот самый. Оставил записку, имеющую прямое касательство… Вот я и осмелился… Однако если не ко времени, прошу извинить и удаляюсь. — Чиновник обиженно шмыгнул носом и сделал вид, что хочет исчезнуть за дверью.
— Сюда письмо! — рыкнул генерал. — И коменданта сюда!
У Вари все плыло перед глазами. Она силилась встать, но не могла, скованная диковинным оцепенением. Увидела склонившегося Фандорина, хотела ему что-то сказать, но лишь жалко зашлепала губами.
— Теперь ясно, как Казанзаки подправил приказ! — воскликнул Мизинов, пробежав глазами записку. — Слушайте. «Снова тысячи убитых, и все из-за моей оплошности. Да, я смертельно виноват и больше запираться не стану. Я совершил непоправимую ошибку — оставил на столе шифровку о занятии Плевны, а сам отлучился по личному делу. В мое отсутствие кто-то заменил в депеше одно слово, а я отнес шифровку, даже не проверив! Ха-ха, истинный спаситель Турции вовсе не Осман-паша, а я, Петр Яблоков. Не трудитесь разбирать мое дело, господа судьи, я вынес себе приговор сам». Ах, как все элементарно! Пока мальчишка бегал по своим делам, Казанзаки быстренько подправил депешу. Минутное дело!
Генерал скомкал записку и швырнул на пол, под ноги вытянувшемуся в струнку коменданту гауптвахты.
— Эр… Эраст Пет… рович, что же… это? — с трудом пролепетала Варя. — Петя!
— Капитан, что с Яблоковым? Мертв? — спросил Фандорин, обернувшись к коменданту.
— Какой там мертв, петли толком затянуть не умеют, — гаркнул тот. — Вынули Яблокова, откачивают!
Варя оттолкнула Фандорина и бросилась к двери. Ударилась о косяк, выбежала на крыльцо и ослепла от яркого солнца. Пришлось остановиться. Рядом опять возник Фандорин.
— Варвара Андреевна, успокойтесь, все обошлось. Сейчас сходим туда вместе, только отдышитесь, на вас лица нет.
Он осторожно взял ее за локоть, но это вполне деликатное прикосновение почему-то вызвало у Вари приступ непереносимого отвращения. Ока согнулась пополам, и ее обильно вырвало прямо Эрасту Петровичу на сапоги. После этого Варя села на ступеньку и попыталась понять, отчего земля стоит диагонально, но никто с нее не скатывается.
На лоб ей легло что-то приятное, ледяное, и Варя даже замычала от удовольствия.
— Хорошие дела, — раздался гулкий голос Фандорина. — Да ведь это тиф.
Глава десятая,
в которой государю преподносят золотую саблю
«Дейли пост» (Лондон), 9 декабря (27 ноября) 1877 г.
«Последние два месяца осадой Плевны фактически руководит старый и опытный генерал Тотлебен, хорошо памятный британцам по Севастопольской кампании. Будучи не столько полководцем, сколько инженером, Тотлебен отказался от тактики лобовых атак и подверг армию Османа-паши правильной блокаде. Русские потратили массу драгоценного времени, за что Тотлебена подвергали резкой критике, однако ныне приходится признать, что осторожный инженер прав. С тех пор, как месяц назад турок окончательно отрезали от Софии, в Плевне начался голод и нехватка боеприпасов. Тотлебена все чаще называют вторым Кутузовым (русский фельдмаршал, измотавший силы Наполеона бесконечным отступлением в 1812 году — прим. редакции). Со дня на день ожидается капитуляция Османа со всем его 50-тысячным войском».
Холодным, противным днем (серое небо, ледяная морось, чавкающая грязь) Варя возвращалась на специально нанятом извозчике в расположение армии. Целый месяц провалялась в Тырновском эпидемическом госпитале на больничной койке и даже вполне могла умереть, потому что от тифа умирали многие, но ничего, обошлось. Потом еще два месяца изнывала от скуки, дожидаясь, пока отрастут волосы — не ехать же стриженой под татарина. Проклятые волосы отрастали медленно, они и теперь не столько лежали, сколько стояли бобриком. Вид был жутко нелепый, но терпение кончилось — еще неделя безделья, и Варя просто сошла бы с ума от вида горбатых улочек опостылевшего городишки.
Один раз вырвался проведать Петя. Он все еще числился под следствием, но уже не сидел на гауптвахте, а ходил на службу — армия разрослась, и шифровальщиков не хватало. Петя сильно изменился: оброс жидкой, ужасно ему не шедшей бороденкой, отощал и через слово поминал то Бога, то служение народу. Больше всего Варю потрясло то, что при встрече жених поцеловал ее в лоб. Что это он, как покойницу в гробу? Неужто до такой степени подурнела?
Тырновское шоссе было запружено обозами, и коляска еле ползла, поэтому Варя на правах знатока здешних мест велела извозчику свернуть на проселок, что вел к югу, в объезд лагеря. Так хоть и дальше, но доедешь быстрей.
По пустой дороге лошадка затрусила живей, да и дождь почти прекратился. Еще часок-другой и дома. Варя фыркнула. Ничего себе «дома». Это в сырой-то палатке, под семью ветрами!
За Ловчей стали встречаться одиночные всадники — все больше фуражиры да деловитые ординарцы, а вскоре Варя увидела и первого знакомого.
Долговязая фигура в котелке и рединготе, нескладно сидевшая на понурой рыжей кобыле, — обознаться невозможно. Маклафлин! У Вари возникло ощущение deja-vu: во время третьей Плевны она точно так же возвращалась к расположению армии, и точно так же на дороге ей повстречался ирландец. Только тогда было жарко, а теперь холодно, да и выглядела она, наверно, получше.
И очень даже удачно, что первым ее увидит именно Маклафлин. Он человек прямой, бесхитростный, по его реакции сразу поймешь, можно ли показываться в обществе с такими волосами или лучше повернуть обратно. Да и новости опять же узнать…
Варя мужественно сдернула шляпку, обнажив свой постыдный бобрик. Проверка так проверка.
— Мистер Маклафлин! — приподнявшись на сиденье, звонко крикнула она, когда коляска догнала корреспондента. — А это я! Куда направляетесь?
Ирландец оглянулся и приподнял котелок.
— О, мадемуазель Варя, очень рад видеть вас в добром здравии. Это вас из гигиенических соображений так обстригли? Прямо не узнать.
У Вари внутри все так и оборвалось.
— Что, ужасно? — упавшим голосом спросила она.
— Вовсе нет, — поспешил уверить ее Маклафлин. — Но сейчас вы гораздо больше похожи на мальчика, чем во время нашей первой встречи.
— Нам по пути? — спросила она, — Так садитесь ко мне, поболтаем. Лошадь-то у вас не очень.
— Ужасная кляча. Моя Бесси умудрилась нагулять брюхо от драгунского жеребца, и ее разнесло, как бочку. А штабной конюх Frolka меня не любит, потому что я никогда из принципиальных соображений не даю ему взяток (то что у вас называется nа chai), и подсовывает таких одров! Где он их только берет! А ведь я спешу по крайне важному, секретному делу.
Маклафлин многозначительно умолк, но было видно, что его всего распирает от важности и секретности.
При всегдашней сдержанности альбионца это выглядело необычно — похоже, журналист и в самом деле разузнал нечто из ряда вон выходящее.
— Да присядьте на минутку, — вкрадчиво произнесла Варя. — Дайте отдохнуть несчастному животному. У меня тут и пирожки с вареньем, и термостатическая фляга. А в ней кофе с ромом…
Маклафлин достал из кармана часы на серебряной цепочке.
— Half past seven… Another forty minutes to get there… All right, an hour. It'll be half past eight…, — пробормотал он на своем невразумительном наречии и вздохнул. — Ну хорошо, разве что на минутку. Доеду с вами до развилки, а там сверну на Петырницы.
Привязав поводья к коляске, он уселся рядом с Варей, один пирожок проглотил целиком, от второго откусил половину и с удовольствием отхлебнул из крышечки горячего кофе.
— В Петырницу-то зачем? — небрежно спросила Варя. — Снова встречаетесь со своим плевненским осведомителем, да?
Маклафлин испытующе посмотрел на нее, поправил запотевшие от пара очки.
