нечеловеческим гонором. Ужасный атавизм, сам понимаю, но поделать ничего не могу. Пока я трезв, я интеллигентнейший человек, из меня можно вить веревки, ваш Чехов рядом со мной – медведь, бурбон, монстр. Но стоит мне выпить немного больше, чем положено – и все, первобытные замашки шляхетских предков дают себя знать. В такие моменты кажется: дайте мне хвост, и я в полном соответствии с теорией Дарвина полезу обратно на дерево. Но стоит мне протрезвиться – и я опять милейший человек, который мухи не обидит.
Загорский пожал плечами. Если все так, как говорит господин Ковальский, зачем же он вообще пьет?
– А как же иначе? – удивился пан Марек. – Как же можно играть и не пить при этом? Ведь это ужасное испытание для нервов. А когда я выпью, мне море по колено, и я ничего не боюсь – ни проиграть, ни в кутузку загреметь.
Действительный статский советник кивнул головой: любопытно, хотя и не очень оригинально.
– Да черт с ней, с оригинальностью, – понизил голос Ковальский, – мне бы только отыграться. Вы не представляете, сколько я тут денег ухлопал, продулся до совершенно невменяемого состояния – хоть исподнее с себя снимай. Кстати, нескромный вопрос: вы уже завтракали?
Нестор Васильевич поднял брови: а какое, собственно, до это дело пану Мареку?
Оказалось, пан Марек с утра ничего не ел, карабинеры не успели его покормить. А есть ему хочется совершенно нечеловечески: очевидно, тоже дают себя знать первобытные гены польской шляхты. Так не могли бы любезные господа одолжить ему хотя бы пять франков, чтобы хлеба с сыром купить на завтрак?
– Нет, – отвечал Загорский весьма сурово, – я вам не дам ни сантима.
Услышав такое, пан Марек огорчился необыкновенно. Боже мой, а он-то полагал, что господин Загорский – человек добрый и гуманный!
– Так оно и есть, – кивнул Нестор Васильевич.
– Тогда почему же вы не хотите одолжить мне пять франков?
Потому, отвечал Загорский, что господин Ковальский немедленно пойдет и проиграет эти деньги в рулетку или в карты. Ведь он просил у него не два и не три франка, а именно пять. Отчего? Оттого, что это минимальная ставка в казино.
– Вы видите меня насквозь, – уныло проговорил пристыженный поляк. – Но что же мне делать, ведь я так и с голоду могу опухнуть?
Загорский отвечал, что с голоду он ни при каких обстоятельствах не опухнет. И для начала они с Ганцзалином приглашают пана Марека позавтракать с ними где-нибудь в недорогом кафе.
– Пойдем в «Рандеву де шофёр»? – оживился помощник.
– Пожалуй, – по некотором размышлении согласился Нестор Васильевич.
Они взяли извозчика и спустя недолгое время уже входили в симпатичный кабачок в соседнем с Монте-Карло городком Босоле́й. Кабачок был действительно милый. Хозяйка, мадам Катрин, сама поставила перед каждым гостем по полбутылки красного вина. Кроме того, к завтраку подавали сыр, салат и хлеб. Все это великолепие стоило всего два франка. Желающие могли дополнительно заказать виноградных улиток, соус бордолез, пасту с пармезаном, итальянскую минестру и остальное в том же роде.
– Сыр, вино и хлеб – завтрак почти евангельский, – заметил Марек, уписывая еду за обе щеки. – При некотором усилии воображения можно представить, что мы – апостолы, ждущие в придорожной таверне появления Христа.
Загорский сдержанно отвечал в том смысле, что Христос наверняка поостережется являться в столь сомнительном месте, как Монте-Карло. Пан Ковальский не согласился с ним, напомнив, что Христос даже в ад спускался, чтоб вызволить оттуда души грешников.
– Казино – это вам не ад, это гораздо хуже, – парировал действительный статский советник. – Здешних игроков никакая проповедь не спасет, по сравнению с ними грешники древности – просто дети малые. Что сделал, например, проклятый во веки веков изувер Каин? Всего-навсего убил брата своего Авеля. Причем убил из ревности ко Всевышнему. Нынешние же любители азартных игр сплошь и рядом без ножа убивают своих родственников, тратя все семейные деньги на весьма приземленное развлечение. При этом их даже по суду привлечь нельзя.
– Ах, как вы это верно заметили, – согласился Марек, откусывая здоровенный кусок багета и запивая его вином, – здешние, действительно, тогдашним не чета. Будь моя воля, я бы давно закрыл все эти казино, а их хозяев поджаривал бы на медленном огне, пока они не отдали бы все свои деньги, а потом бы уже дожаривал на сильном пламени…
– Оставим богословские споры, – прервал его Нестор Васильевич, – у меня к вам вполне практический вопрос. Как вы сами говорили, вам удалось продуться до невменяемого состояния, то есть денег у вас не осталось совсем. Что вы планировали делать дальше?
Пан Ковальский почесал нос. Что он планировал? Ну, другой человек на его месте, конечно, соврал бы, сказав, что он собирался вернуться к праведной жизни и в поте лица зарабатывать хлеб насущный трудом своих рук. Однако это не его случай.
– Я, уже говорил, что я шляхтич, то есть к работе совершенно не приспособлен, – объяснил поляк. – Многие поколения моих предков только и знали, что махать саблей. Я честный человек и скажу прямо: у меня при одной мысли о работе делается сердцебиение и темнеет в глазах…
– Следовательно, у вас был какой-то план на будущее? – нетерпеливо спросил Загорский.
Марек перестал жевать и захлопал ресницами.
– Вы, как всегда правы, пан Загорский, – сказал он очень серьезно. – У меня был стратегический план выхода из сложного положения, в котором я оказался по вине этих жуликов из казино.
– И в чем же он заключался?
Поляк оглянулся по сторонам и понизил голос. Его хитроумный и далеко рассчитанный план заключался в том, чтобы встать на границе Франции и Монако с протянутой рукой и просить подаяния, пока не наберет сумму, достаточную для ставки в казино.
– Ха! – не удержался Ганцзалин. – Вот так план!
Действительный статский советник тоже был несколько удивлен.
– Надеюсь, вы шутите, – сказал он. – Да ведь карабинеры немедленно погнали бы вас вон.
– Конечно, погнали бы, – согласился пан Ковальский. – Но это случилось бы не в ту же секунду. И, скорее всего, я успел бы набрать мелочью целый франк или даже два.
– Но этого недостаточно, чтобы сделать ставку, – заметил Загорский.
– Недостаточно для Монте-Карло, – загадочно отвечал Марек. – Но есть ведь «Тринитэ́ [7]»!
– А что такое Тринитэ? – внезапно заинтересовался Ганцзалин.
Оказалось, что Тринитэ или, по-русски, Троица – это некий полуподпольный игровой притон верстах двадцати от Ниццы. Главное его очарование состоит в том, что туда могут заходить не только прилично одетые господа, но и совсем простые люди. И ставка там не пять франков, как в Монте-Карло, а
