таким нежным, что тот все-таки решил, что, может быть, русскому мономану не так уж и не повезло.
Спустя минуту Моник и ее спутник покинули участок. Молодой человек несколько нервно поглядывал на барышню светло-голубыми своими глазами и, наконец, решился обратиться к ней по-французски.
– Кто вы такая, – спросил он, – и почему вы мне помогли?
– Ни о чем не спрашивайте, просто доверьтесь мне, – отвечала та с очаровательной улыбкой.
– Имейте в виду, денег у меня нет, – на всякий случай предупредил собеседник, сбитый с толку ее загадочным поведением.
– Забудьте о деньгах, – отмахнулась она.
Молодой человек пожал плечами и следом за Моник направился прямиком в гостиницу «Де Слав», где их уже с нетерпением ждали Загорский и Ганцзалин.
– Надо было самим пойти, – по своему обыкновению ворчал китаец, поглядывая на часы, – такое важное дело нельзя поручать женщине, она все перепутает.
– Поверь моему опыту, дружище, – отвечал Нестор Васильевич, – есть множество вещей, в которых женщины не уступают мужчинам, а в некоторых – даже и превосходят. Там, где мужчине пришлось бы применять грубую силу и даже рисковать жизнью, женщины обычно используют свое очарование и достигают даже более внушительных результатов.
Он хотел было продолжить свою маленькую просветительскую лекцию, однако дверь номера распахнулась и на пороге возникла мадемуазель Моник. Глаза ее сверкали.
– Одна, – пробурчал Ганцзалин по-русски. – Я так и знал, что ничего не выйдет.
Но барышня даже не обратила на него внимания. Сияя лучезарной улыбкой, она смотрела на действительного статского советника.
– Ну-с, любезный дядюшка, встречайте своего любимого племянника! – воскликнула она и, отступив в сторону, почти втолкнула в номер своего спутника.
Тот в недоумении озирался по сторонам, потом глаза его встретились с Загорским. Несколько секунд оба оторопело молчали.
– Это не он, – наконец выговорил Загорский.
– Как – не он? – изумилась Моник. – Это он, именно его я видела в казино. Он устроил дебош после проигрыша, его забрали карабинеры. И он соответствует вашему описанию.
– Да, он соответствует, – согласился действительный статский советник, – но это не он.
– Глупости! – закричала барышня и обратила к молодому человеку умоляющий взгляд. – Скажите же ему, что вы – Платон.
Молодой человек развел руками: ради нее он готов хоть Сократом назваться, но его имя – Марек, Марек Ковальский.
Секунду Моник глядела на него раскрытыми глазами, потом топнула ножкой. Но почему же он говорил по-русски, когда она просила его разговаривать на родном языке?
– Я не говорил по-русски, я говорил по-польски, – возразил тот.
Еще того не лучше. Мало того, что он не Платон, так он еще и поляк! Что же делать теперь? Неужели вести его обратно в часть?
Но тут уже взбунтовался сам господин Ковальский. Назад? Какого черта? Он не намерен опять садиться в камеру. В крайнем случае он готов выехать из Монако, но просиживать штаны в каталажке – увольте!
– Успокойтесь, – сказал Загорский, – никто вас не потащит обратно. Произошла досадная путаница. Мы ищем моего племянника. Он по описанию оказался похожим на вас, и барышня решила, что вы – это и есть он.
– Я же говорил, на женщину рассчитывать нельзя, – проворчал Ганцзалин по-французски, довольно правильно, хотя и с явным акцентом.
– Ах, как это грубо – тыкать мне в лицо моей оплошностью! – вскричала Моник, сверкая глазами. – Ты должен был показать мне его фото, тогда бы я не ошиблась.
– Его фото осталось у нас в номере, – несколько смущенно отвечал действительный статский советник.
– И я же после этого виновата! Нет, положительно, я отказываюсь тебе помогать! Сам ищи своего племянника, а я умываю руки!
И она встала, уперев в боки те самые руки, которые собиралась умыть. Несколько секунд Нестор Васильевич вопросительно глядел на нее, не совсем понимая, что от него требуется.
– Это ее номер, – негромко сказал Ганцзалин. – Она хочет, чтобы мы ушли.
– Мне очень жаль, что так получилось, – начал было Загорский, – однако же, ей Богу, в этом нет ничьей вины…
Но она не желала его слушать. Пусть господин князь проваливает отсюда и китайца своего тоже пусть заберет. Она рисковала своей честью, может быть, даже жизнью, а ее теперь упрекают в том, что она не справилась с простейшей задачей!
Загорский молча вышел из номера. За ним последовал Ганцзалин.
– А мне можно остаться? – робко спросил пан Ковальский. – Я не русский, и не князь…
– Вон отсюда! – рявкнула Моник, и Марек вылетел из ее номера, как пробка из бутылки.
Действительного статского советника и его помощника он нагнал уже на улице.
– Черт знает что позволяют себе эти дамочки, – сказал он по-русски в спину Нестору Васильевичу. – И чем красивее женщина, тем больше жди от нее выкрутасов. Но, согласитесь, глупо было бы иметь дело с одними уродинами только потому, что они смирные.
Загорский не счел нужным отвечать на это сомнительное замечание, но Марек заметил, что китаец, кажется, ухмыльнулся. Ободренный, он устремился следом за своими новыми знакомыми.
– Я прошу прощения, – сказал он, – не знаю, как вас величать?
– Нестор Васильевич Загорский его величать, – скрипучим голосом и тоже по-русски отвечал китаец, которого, кажется, немало позабавил незадачливый господин Ковальский.
– О, вы тоже поляк! – обрадовался тот. – Тогда скажу вам, как поляк поляку…
Однако Загорский прервал его на полуслове, объявив, что он не поляк никакой, а русский дворянин. Впрочем, это неважно. Насколько ему известно, царство Польское является неотъемлемой частью Российской империи, и поляки – такие же подданные российского императора, как какие-нибудь башкиры или якуты.
– Совершенно верно, – согласился пан Ковальский. – С этой точки зрения, конечно, все мы русские. Так вот, хочу сказать вам, как русский русскому, или, если угодно, как якут якуту: здесь в казино служат удивительные жулики. Я совсем уже было взял банк, но раз-два-три, ловкость рук – и банк забирает крупье. Но скажу вам, как на духу – этого больше не повторится. Я раскрыл их фокусы, и я уже был готов выиграть, но эти проклятые монте-карлики науськали на меня своих дрессированных карабинеров. Я сопротивлялся как зверь, но их было слишком много.
Внезапно Загорский остановился и повернулся к поляку лицом. Несколько секунд он чрезвычайно внимательно его разглядывал, потом сказал:
– При первом знакомстве вы не производите впечатления буяна и сорви-головы. Как же вас угораздило попасть в участок?
Марек повесил светлую свою голову. Увы, всему виной выпивка Вообще-то он чрезвычайно мирный человек, однако стоит ему выпить совсем немного… ну, хорошо, стоит ему выпить чуть больше, чем немного, и в нем просыпается шляхтич.
– Кто просыпается? – удивился Ганцзалин.
– Шляхтич, – повторил поляк. – Такой, знаете, усатый молодец с шашкой наголо и
