Весь подобравшись, Леденцов незаметно сунул руку в карман, в котором носил револьвер. В следующее мгновение карета остановилась, и из нее вышел военный с флигель-адъютантским вензелем. Вид незнакомца, бог весть отчего, Гиацинту сразу не понравился.
– Милостивый государь! Задержитесь, пожалуйста.
Сыщик отступил к стене, но руку от револьвера не убрал. Все происходящее ему, по правде говоря, жутко не нравилось.
– Чем это вы занимаетесь? – строго спросил военный.
– Милостивый государь, – отозвался Леденцов, чувствуя, как внутри него все закипает, – я не ваш подчиненный и отвечать на этот вопрос не намерен.
– Я барон Корф, флигель-адъютант его императорского величества, – отрезал военный. – Что это Амалия Константиновна опять придумала? Я видел ее с вами, так что не вздумайте отпираться, – добавил он строго.
– Мы ведем расследование.
– Расследование? Так вы полицейский?
Леденцова так и подмывало ответить «так точно», причем самым дерзким и непочтительным тоном, но он вовремя опомнился и сказал, что по долгу службы…
– Как будто ей мало… – начал барон, но осекся и внимательно посмотрел на сыщика. – Хорошо, пусть так. Куда вы направлялись, если не секрет?
– Я ищу корнета Павлова. Владимира Павлова. – И Леденцов пересказал то, что ему было известно об этом молодом человеке.
– Никто из гвардейцев даже не станет с вами разговаривать, – заметил Корф.
– Тогда мне придется вызвать его на допрос.
– И вы не получите ничего, кроме неприятностей, – усмехнулся его собеседник. – Нет, так не годится. Едем!
– Куда?
– В казармы. Я знаю их полковника, так что он убедит молодого человека быть с вами откровенным. Что он натворил, кстати?
Леденцов замялся.
– Разумеется, речь идет об убийстве, – пробормотал Корф, передергивая плечами. – Ничто меньшее Амалию не заинтересует… Ладно, садитесь. Посмотрим, что я смогу для вас сделать.
Гиацинт не заставил себя упрашивать, и через несколько минут они были уже возле казарм. По пути сыщику пришлось вкратце рассказать Александру Корфу, в чем, собственно, дело.
– Ждите меня здесь, – распорядился барон и ушел.
Ожидание затянулось. Чтобы размять ноги, Леденцов вышел из кареты и от нечего делать стал рассматривать здания казарм. Ворота явно были недавно покрашены и находились в образцовом порядке, но немного дальше ограда уже осыпалась, и сами строения имели вид казенный и неуютный. Прошли несколько солдат, ведя в поводу лошадей, и одна из них была такой невероятной красоты и грациозности, что Леденцов залюбовался. Но тут он увидел, как возвращается барон Корф, и все посторонние мысли тотчас же вылетели у него из головы.
– Корнет Павлов сейчас будет, – лаконично промолвил Александр, подойдя к сыщику.
– Что он вообще за человек? – не удержался Гиацинт.
– Он-то? – Барон рассеянно обдернул перчатки. – Круглый сирота. Опекун растратил все его состояние и умер. Владимир Сергеевич попал в конную гвардию… что еще? Начальство о нем отзывается только с положительной стороны. Амалия, конечно, сочла бы это очень подозрительным, но похоже, что его действительно не в чем упрекнуть.
– В самом деле?
– Ну, разумеется, у него есть свои недостатки. Полковник в частной беседе дал мне понять, что корнет – человек слабохарактерный и дает увлечь себя карточной игрой больше, чем позволяют его средства. – Александр Корф бросил быстрый взгляд на своего собеседника. – На всякий случай я позаботился навести справки о том, где он был вчера вечером. Тогда как раз была его очередь дежурить, и он никуда из казарм не отлучался. Похоже, это все-таки не тот, кто вам нужен.
Из ворот казарм вышел высокий, темноволосый юноша и зашагал к карете. Когда он приблизился, Леденцов увидел, что у корнета Павлова симпатичное, открытое лицо со слегка смазанными чертами. Глуповатое, мысленно добавил сыщик, когда Владимир подошел еще ближе, и, пожалуй, приторное, хотя женщинам такой тип внешности определенно должен нравиться. Карие глаза улыбались – без всякой причины, просто, вероятно, от избытка молодости и из-за того, что в воздухе наконец-то стало веять весной.
– Чем могу служить, ваше превосходительство? – спросил молодой человек, отдав честь барону.
– У господина сыщика к вам несколько вопросов, – сказал Александр. И, сочтя, очевидно, что дальнейшие объяснения ни к чему, демонстративно отошел и сделал вид, что его тут нет. (Впрочем, его присутствие ощущалось бы, даже если бы он отодвинулся еще дальше.)
– Господин… э… – Павлов повернулся к сыщику, и, хотя молодой человек явно был хорошо воспитан, в голосе его зазвенела легкая насмешка.
– Леденцов. Вам знакома Ольга Николаевна Верейская?
Корнет тотчас же перестал улыбаться.
– Предположим, а в чем дело?
– Вы хорошо ее знали?
– К чему эти расспросы, господин Леденцов? – высокомерно осведомился молодой человек. – Простите, но я не имею привычки обсуждать своих знакомых женского пола.
– Придется, потому что с Ольгой Николаевной произошло несчастье.
Павлов смерил Леденцова недоверчивым взглядом.
– Несчастье? Вы меня интригуете, господин сыщик…
– Не вижу в этом ничего смешного, – холодно сказал Гиацинт, которому не понравился тон молодого повесы.
– Где она?
– Простите?
– Если с ней что-то произошло, я хочу ее увидеть. Так где она?
– Боюсь, я…
– В какой она больнице? Она сильно пострадала? Что с ней вообще такое?
– Она не в больнице. Успокойтесь, сударь.
– Где она? Я должен ее увидеть! – Владимир повысил голос.
– Вы не можете ее увидеть.
– Но почему, почему?
– Потому что она умерла. Но пока я попрошу вас никому об этом не говорить.
– Умерла? – Павлов провел рукой по лицу. – Безумие какое-то. Как? Когда?
– Вчера. Мы расследуем ее гибель, и я желал бы получить ответы на некоторые вопросы. У Ольги Николаевны были враги?
– Враги? – вяло переспросил Владимир. Лицо у него словно разом постарело – настолько болезненно он воспринял весть о гибели молодой женщины. – Да нет, какие враги…
– Вы уверены?
– Господи, я… Чего вы от меня хотите?
– Правду. Вы хорошо знали Ольгу Николаевну?
– А вы как думаете?
– Вы были в курсе ее жизненных обстоятельств? Она ни на кого не жаловалась, не говорила, что ей кто-то угрожает?
– Нет. Ничего такого я не помню.
– В последние дни вы часто с ней виделись?
– Я видел ее только позавчера… нет, три дня назад, – хрипло признался молодой человек. – Почему она умерла?
– Ее убили.
– Боже мой! Кто?
– Вот это я и пытаюсь выяснить. Скажите, вы не помните ничего странного, ничего необычного в ее поведении?
– Нет. Она была такая же, как и всегда.
– И три дня назад тоже?
– Да. Мы поехали кататься… Светило солнце. Я держал ее за руку… – Он смутился и замолчал.
– Значит, ничего?
– Ничего.
– Вы с ней часто ссорились?
Однако корнет не попался в эту маленькую ловушку.
– Мы вообще не ссорились. Кто вам сказал такую глупость?
– Вы знали, что у нее есть другие?
– Другой. Композитор Чигринский. Да.
– И что вы об этом думали?
– Я разорен, – мрачно ответил Павлов. – Мерзавец-опекун пустил мое состояние по ветру, прохныкал, что он виноват передо мной, и благоразумно умер. А Оля… Она не смогла бы жить в нищете. И дать ей я ничего не мог. Ненавижу его песни, – неожиданно признался корнет. – Если б я мог, я бы вызвал его на дуэль… Он был ее недостоин, поймите!
– Он так дурно с ней обращался?
Владимир выпрямился, сверкнул глазами.
– Он был уверен, что ее купил. Его в жизни вообще ничто не интересует, кроме музыки. Оля говорила, что он страшный человек. Люди ему безразличны, главное – то, что он пишет… Я все время боялся, что он предложит ей выйти за него замуж и я окончательно ее потеряю. Но Оля смеялась, что она все равно не согласится, что с таким, как Чигринский, она умрет со скуки…
– А вы?
– Что – я?
– Что вы значили для нее?
– Я любил ее. И она меня любила.
Он сделал над собой усилие, чтобы прибегнуть к прошедшему времени. Любила… любила… А теперь ее больше нет…
– Вы встречались у нее дома?
– Я никогда там не был, чтобы ее не компрометировать. Она снимала для нас отдельное жилье здесь неподалеку, на Конногвардейской. Там мы и виделись тайком, когда мне удавалось освободиться.
– Вам неизвестно, был ли среди знакомых Ольги Николаевны мужчина лет тридцати, физически сильный, с черной бородой?
Павлов задумался.
– У нее нет таких знакомых, а Чигринский бороду не носит. И ему уже не тридцать.
– Подумайте еще раз, прежде чем ответить. Есть ли у вас какие-то соображения по поводу того, кто мог желать зла Ольге Николаевне?
– Я не знаю…
– Вы никого не подозреваете?
– Я не представляю, кто мог поднять на нее руку… Просто не представляю. Но если я его найду, – мрачно добавил Владимир, – ему не жить.
