Войдя в лазарет, Хью сразу услышал знакомый голос. Эдмунд и Кадфаэль отвели для Хумилиса крохотное, но отдельное помещение, дверь в которое оставалась открытой. Всю обстановку составляли топчан, табурет и маленький столик для книги или свечки. Благодаря открытому окошку и широко распахнутой двери в помещении было достаточно воздуха и света. У постели стоял на коленях брат Фиделис и бережно поддерживал больного, а Кадфаэль как раз заканчивал накладывать повязку на бедро и пах, где разошлись края не успевшей надежно зарубцеваться раны. Хумилис был раздет, но плотная фигура Кадфаэля скрывала его наготу от постороннего взора.
Заслышав шаги, Фиделис тут же накинул простыню, прикрыв больного ниже пояса. Несмотря на высокий рост Хумилиса, молодой монах без труда приподнимал его, ведь за последнее время больной сильно исхудал, однако изможденное лицо его было, как всегда, решительным и непреклонным, а глубоко запавшие глаза — яркими и живыми. Брат Хумилис с терпеливой улыбкой подчинялся тем, кто ухаживал за ним, словно подсмеивался над собственной беспомощностью.
Укрыв простыней израненное тело, Фиделис повернулся, взял лежавшую рядом полотняную рубаху и, встряхнув ее, надел Хумилису через голову, а потом очень ловко продел в рукава иссохшие руки. Приподняв больного, юноша аккуратно разгладил складки и лишь потом обернулся к двери.
На пороге стоял Хью, которого все рады были видеть, а за его спиной маячил незнакомец ростом чуть повыше Берингара.
Гериет из-за плеча Хью оглядел собравшихся, молниеносно переводя взгляд с одного на другого. Он будто присматривался и оценивал тех, с кем, вероятно, ему придется иметь дело.
Простоватый на вид брат Кадфаэль явно принадлежал к здешней братии и казался вполне безобидным, О распростертом на постели больном Адам уже кое-что знал. Больше всего Гериета заинтересовал третий, Фиделис, который неподвижно стоял у топчана, надвинув на глаза капюшон, — сразу и не поймешь, что за птица. Взглянув на него, Адам на мгновение задержал свой взор, а затем отвел глаза, и лицо его приняло прежнее невозмутимое выражение.
— Брат Эдмунд разрешил нам войти, — обратился к Хумилису Хью, — но если мы будем тебя утомлять, гони нас взашей. Мне очень жаль, что ты неважно себя чувствуешь.
— Лучшим лекарством для меня, — отозвался Хумилис, — были бы добрые вести. Брат Кадфаэль не станет возражать против такого лекарства. Да и не так уж я болен. Это просто слабость — все из-за несносной жары. — Хумилис говорил чуть медленнее, чем обычно, и голос его был слаб, но дышал он ровно, и взор его был ясен и спокоен.
— Кого же ты привел с собой?
— Помнишь, — сказал Хью, — прежде чем уехать, Николас рассказывал о том, что из тех четверых слуг, что провожали леди Джулиану в Уэрвелль, удалось расспросить только троих. Так вот — я откопал четвертого и привез его сюда. Это тот самый Адам Гериет, который выехал с ней из Андовера, наказав своим спутникам дожидаться его возвращения.
Хумилис приподнялся, из последних сил напрягая свое иссохшее тело, и вперил взгляд в Гериета, а Фиделис, тут же опустившись на колени, бережно поддержал своего друга, подложил ему под спину подушку и снова замер, отступив в тень.
— Да неужто теперь мы нашли всех, кто ее охранял? Стало быть, — промолвил Хумилис, внимательно разглядывая крепкую фигуру и грубоватое загорелое лицо стоявшего набычившись Гериета, — ты и есть тот самый ловчий, который, как говорили, был предан ей с самого детства?
— Да, это так, — твердо ответил Адам.
— Расскажи-ка брату Хумилису, когда и как ты расстался с этой леди, — распорядился Хью. — Пусть он тебя послушает.
Адам глубоко вздохнул и повторил все то, что уже поведал шерифу в Бригге, не выказывая никаких признаков растерянности или страха.
— Она велела мне возвращаться и оставить ее одну. Я так и сделал. Она была моей госпожой, я всегда выполнял все ее желания, и на сей раз поступил так же.
— И ты вернулся в Андовер?
— Да, милорд.
— Не слишком же ты спешил, — с обманчивой мягкостью заметил Хью. — От Андовера до Уэрвелля всего-то несколько миль, и ты сам сказал, что леди отпустила тебя, не доехав до аббатства. Как же тебя угораздило вернуться в Андовер только в сумерках? Любопытно, где это ты пропадал столько времени?
Сомневаться не приходилось — на сей раз вопрос угодил точно в цель. На какой-то миг Адам опешил, у него аж перехватило дыхание. Он уставился на Хью, и его глаза, казавшиеся до этого момента равнодушными, вспыхнули. Но всего лишь мгновение потребовалось ему на то, чтобы усилием воли совладать со смятением. Голос его по-прежнему был спокойным, и заминка, казалось, была слишком краткой для того, чтобы успеть придумать правдоподобную небылицу.
— Милорд, мне прежде не случалось бывать на юге, и я тогда полагал, что больше не доведется. Госпожа меня отпустила, а Винчестер был совсем рядом. Я о нем разные байки слышал, но никогда и не надеялся повидать своими глазами. Может, оно и нехорошо, что я сразу не вернулся назад, да любопытство меня одолело — дай, думаю, съезжу да поглазею на город. Там я и пробыл весь день. В то время в Винчестере было мирно, гуляй себе на здоровье. Я и в церковь тамошнюю зашел, и в трактире перекусил, доброго эля выпил. Потому и вернулся в Андовер лишь поздно вечером. Так что эти ребята вам правду сказали. Ну а на следующее утро мы отправились домой.
Хумилис, который знал Винчестер как свои пять пальцев, начал расспрашивать Адама о городе. Голос его звучал ровно и сухо, но глядел он на Гериета настороженно и пытливо.
— Конечно, нет ничего худого в том, что ты решил выкроить несколько часов для себя, раз выполнил то, что было велено. Расскажи-ка поподробнее, что тебе запомнилось в Винчестере.
Адам как будто совершенно успокоился и отвечал без опаски. Он пустился в долгий и обстоятельный рассказ о городе епископа Генри, помянул и северные ворота, в которые въехал, и зеленые луга у церкви Животворящего Креста, и величественный собор, и замок Уолвеси, к стенам которого подступают поля аббатства Хайд Мид. И дома, теснившиеся на крутой Хай-Стрит, и золоченая усыпальница Святого Ситана, и громадное распятие, подаренное епископом Генри храму, который построил его предшественник, епископ Уолкелин, были описаны во всех деталях. Невозможно было усомниться в том, что все это Гериет видел на самом деле.
Хумилис обменялся взглядами с Хью, давая тому понять, что Адам действительно знает этот город. Сам-то Берингар и стоявший в сторонке и все примечающий Кадфаэль сроду в Винчестере не бывали.
— Стало быть, — произнес после недолгого размышления Хью, — о судьбе Джулианы Крус тебе больше ничего не известно?
— Милорд, я ничего не слышал о ней с того дня, как мы расстались, — сказал Адам, и слова его прозвучали искренне. — Может быть, вы расскажете мне что-нибудь хоть теперь, ведь я просил вас об этом не раз.
Впрочем, сейчас в его просьбе уже не было прежней настойчивости.
— Может быть, — сурово отозвался Хью, — кое-что я тебе и скажу. Джулиана Крус так и не добралась до обители. Приоресса Уэрвелля никогда не слышала ее имени. Она пропала в тот самый день, и ты — последний, кто ее видел. Что ты на это скажешь?
Некоторое время Адам стоял молча, словно окаменев.
— Милорд, — с трудом вымолвил он наконец, — неужто то, что вы говорите, правда?
— Разумеется, правда, хотя сдается мне, ты это знаешь не хуже меня. Ты единственный, кто может, нет, кто должен знать, куда она подевалась, так и не добравшись до Уэрвелля. Тебе, и никому другому, должно быть известно, что с ней случилось и жива ли она.
— Перед лицом Господа нашего, — медленно произнес Адам, — я клянусь, что расстался с моей госпожой по ее желанию, и когда я покидал ее, она находилась в добром здравии. Теперь же я молюсь за нее, где бы она ни была.
— Но ведь ты знал, какие драгоценности везла она с собой, разве не так? Не могло ли случиться, что именно они ввели тебя во искушение? Адам Гериет, как предписывает закон, я, шериф Шропшира, спрашиваю тебя: признаешь ли ты, что, прибегнув к насилию, ограбил свою госпожу, когда остался с ней наедине?
При этих словах Фиделис, который по-прежнему стоял на коленях рядом с ложем Хумилиса, поддерживая друга, мягко опустил его на подушки и встал. На какое-то мгновение это движение отвлекло внимание Адама, а затем он ответил, громко и отчетливо:
— Я отрицаю это. И тогда, и сейчас я скорее отдал бы жизнь, чем позволил нанести ей хоть бы малейшую обиду.
— Ну что ж, — отозвался Хью, — значит, таков твой ответ. Но знай, что я обязан заключить тебя в темницу, и клянусь, ты останешься там, пока я не выясню истину. А я выясню ее, Адам, я твердо намерен распутать этот узел.
Берингар направился к двери и окликнул дожидавшихся его распоряжений сержантов.
— Возьмите этого человека и отведите в замок. Он арестован и должен содержаться в темнице.
