– Но как вам удалось подделать цвет кожи? – полюбопытствовал Мармеладов. – Загар от солнца таким темным не бывает, да и сошел бы давно. Вы ведь не первый год путешествуете.
– Грецкий орех, – Марьяна обнажила в улыбке идеально-белые зубы. – Сок незрелых плодов я собираю в бутыль и везде вожу с собой. Добавляю в крем и натираю лицо, руки, живот.
– Хитро! Но на что вам сдались все эти сложности? Неужели так соскучились по родным снегам?
– Все эти годы я жила мечтой, что однажды появлюсь в доме отца, брошу ему под ноги мешок золота и скажу, как счастливо живу, каких вершин достигла, чтобы мачеху перекосило от зависти и злости, а батюшка зарыдал: «Прости, Марьяша…» Но я гордо уйду, даже не обернувшись. Минувшим летом мечта сбылась. Я нагрянула в Шугарово без предупреждения и знаете что выяснилось? Всю семью выкосила холера, вскоре после моего отъезда в Париж. Эпидемия. Получается, мачеха спасла мне жизнь, отправив подальше от дома, – она кусала губы, чтобы снова не зарыдать. – Хотела сразу вернуться в Алжир, но…
– Я предложила задержаться в Москве, – перебила Анна. – В Оране жизнь легка и чудесна, но я тосковала в этих песках по заснеженным долинам, по ледяным городкам на Масленицу. Хотелось бежать по сугробам, проваливаясь по колено, а кое-где и до пояса, ловить ртом снежинки, как в детстве… На чужбине особенно не хватает русской зимы!
– Полугода для утоления ностальгии вполне достаточно. Меня уже тошнит от злобных старух, бормочущих вслед ругательства, от уличных прилипал с их сальными шуточками, от пьяных хамов и пустомель. О, как же любят в России почесать языками! В Магрибе люди не в пример молчаливее, говорят редко, обдумывая каждое слово. Тоже хватает глупцов, – усмехнулась прорицательница, – но когда они молчат, то кажутся умными.
«Все-таки эта девица – истинная мавританка, не лицом, так по настроению, и уже давно определила, где ей удобнее да уютнее», – подумал сыщик, но вслух сказал:
– А по мне, пусть лучше болтают. Если русский народ хотя бы на день разом замолчит, то уже к вечеру крепко задумается. И чем это закончится – всеобщей гармонией или катастрофой не сможет предсказать ни один звездочет.
– Как бы то ни было, но через неделю мы уезжаем, – отрезала Марьяна. – Так что тайну мою вы можете раскрыть кому угодно.
– Тогда, с вашего дозволения, удивлю Митю. Помните его? Почтмейстер, с усами… Он хотел спросить, как держится рубин в вашем пупке, но постеснялся.
– Нет-нет, пусть хотя бы один секрет останется для вас нераскрытым!
Она щелкнула по камню ногтем большого пальца и засмеялась.
XVIII
– Это что же получается? Подменный альпинист, фальшивая книга, а теперь и мавританка не настоящая?! Все притворяются и выдают себя за других, – Митя остановился на размытой тропинке, но вязкая грязь поплыла под ногой, он заскользил и вцепился в плечо доктора. – Признайтесь, Вятцев, а вы точно хирург? Или тоже скрываетесь за маской?
– Не знаю, как сподручнее доказать свою профессиональную состоятельность. Давайте я вам ногу сломаю, а потом вылечу. Или приезжайте сегодня на вскрытие, если покойников не боитесь.
– Нет, уж лучше без этого обойдемся, – почтмейстер вздохнул и двинулся дальше.
– Я с первого дня твержу, что все эти Зодияки и гороскопы – выдумка мошенников! Изучая физиологию людей, родившихся летом и зимой, я не замечал между ними существенных разниц. Да и откуда им взяться? Всех бабы рожают одинаково. Ладно бы у Стрельцов обнаружилось три сердца или Рыбы дышали жабрами – это, безусловно, повлияло бы на судьбу! А всякие там планеты, звезды и солнечные зайчики… Чепуха же. Как считаете, г-н Мармеладов?
Сыщик, шагавший впереди, не ответил.
С самого утра бродили они по берегам Яузы, а теперь поднялись на Вшивую горку. Прозвище это прицепилось к холму с незапамятных времен, и толковали его по-разному. Вроде как прежде здесь жили швецы, которые ловко управлялись с иглой, и вся Москва съезжалась на эти узкие и кривые улочки, заказывать одежду. Поэтому, дескать, правильнее говорить Швивая горка, просто портняжки чуть исказили название, чтобы людям легче запоминалось, да и языку удобнее произносить. Не верьте в подобную чушь! Нет, конечно, народ наш любит, когда полегче да поудобнее, но сами скажите, вот вы разве поедете за кафтаном на Вшивую? К вшивому мастеру? Вряд ли. Побрезгуете. А одежные умельцы выгоду свою знают, ни за что не стали бы такие шуточки отчебучивать.
Другая версия утверждает, что аккурат через горку проходила дорога в Шиву, бывшую столицу Хорезмского ханства. Да только кому до той Шивы дело есть? Город далекий и не нашенский. Даже появись у кого-то надобность ехать туда, все одно дорога сперва приведет к Рязани. Потому все и знают ее как Рязанскую. Мы же Смоленский тракт не называем Берлинским, правда? Хотя рано или поздно по нему и до Берлина получится дойти.
А еще говорят, раньше, при царе Алексее Михайловиче, здесь чертополох разросся – взрослому косарю в пояс. По тем временам этот сорняк называли «ушь», оттого и горка «ушивая». Да только и по сему поводу имеются сомнения. Двести лет в округе нет ни травинки, ни дерева приличного, – все застроили, вымостили и оборудовали каменными бордюрами. Серое убожище, куда ни глянь, даже тот отрезок Садового кольца, что проходит мимо – единственный, где вообще нет садов.
Возможно, ближе всех к правде самое простое объяснение: вшей в окрестностях развелось – тьма. Однако все толкователи сходятся во мнении, что мерзостные насекомцы отношения к топонимике не имеют. Ведь если учитывать карту распространения докучливых паразитов, то любой из семи московских холмов можно называть именно так.
– Ходим, ходим… Больше трех часов уж топчемся по этому… – переходя улицу Митя наступил в лошадиный навоз, раскатанный тележным колесом, и теперь сердито ворчал. – Толку никакого! Скажи, братец, что ты хочешь отыскать?
– Зацепку. Все иные способы я уже перепробовал, – Мармеладов отвечал спокойно, но в его движениях, повороте головы и в том, что он избегал смотреть в глаза приятелю, угадывалось отчаяние. – Нам известна точная дата нового преступления, а вот место – лишь примерно. Я лишь знаю, что убийство случится на этом берегу реки. Ираклий движется по кругу, стало быть, очередной удар нанесет именно здесь. Но где? В каком дворе? За какими воротами? На плане, что мы купили, дома не прорисованы. Потому и ходим вокруг. Присматриваемся. Может быть, заметим нечто необычное или след Сабельянова встретится.
– А может и сам Ираклий попадется!
– На такую удачу я, признаться, не рассчитываю. Убийца если и выберется из своего логова, то только ночью. Ему во тьме привычнее.
– Вот именно ночью! – возбужденно заговорил доктор. – Он затемно вломился в прозекторскую и выкрал тело прадеда. Э-э-э… То есть кто-то выкрал и я решил, что это ваш злодей родственничка похоронить задумал. А я уже обещал показать горца знакомым профессорам. Все-таки не каждому врачу выпадает в жизни шанс анатомировать тело столетнего человека.
– Фу, Вятцев, снова завели про жмуриков! – побледнел почтмейстер. – Меня и так подташнивает от всех этих брожений, а вы еще добавляете. Но постойте-ка! Раз изувер только по ночам выползает, может и нам логичнее устроить променад после заката? Или уже пора рассказать все полиции, пусть устроят облавы. А на этих улицах патрули удвоят.
– Нет смысла полицию звать, – покачал головой сыщик. – Они сперва не поверят, станут отнекиваться. Не потому, что ленивы и тяжелы на подъем, – хотя и не без этого, – просто сама история настолько невероятна, стороннему наблюдателю покажется выдумкой. Потом кто-то из высоких чинов проникнется, пошлет на этот холм сотню мундиров. Мы и шагу не пройдем, чтобы не запнуться о погоны. В итоге убийца ускользнет незамеченным.
– Так зачем сообщать им подробности? Можно просто шепнуть околоточному надзирателю, что душегуб прячется в одном из домов близ Николы Болвановского, – Вятцев кивнул на церковь с пятью маковками и стрельчатой колокольней. – Они-то все равно Ираклия ищут.
