Принц был оскорблен подобным обращением, с каким столкнулся в гостеприимной России впервые.
– В чем подозревают эту невинную барышню?
– Она занимается ввозом незаконной литературы, которая подрывает основы законной монархии, ваше сиятельство.
Молодой офицер выглядел столь юным и коротко стриженным, что кронпринц никак не ожидал от него подобной твердости. Особо задело Леопольда женское белье, лежащее около его сапог, что показалось ярким символом невинности, растоптанной безмозглым служакой.
Не зная языка, Сонька отлично поняла, что славный немец вступился за нее, и принялась вздыхать пуще прежнего, стараясь выжать из глаз хоть одну слезинку. Как назло, ей было так весело оттого, что жандарм попал в переплет, что слезы не шли.
– Извольте прекратить! – приказал кронпринц, чего, по его мнению, было вполне достаточно.
Юный жандарм и ухом не повел. У ног его выросла куча женского белья, которую он поддал носком. Тряпочки жалобно взлетели и пали. Отбросив пустой чемодан, он взялся за другой.
– Как вы смеете вести себя подобным образом! – вскричал Леопольд. – Эта дама находится под моей защитой! Немедленно прекратите!
– На этот счет у меня нет никаких распоряжений, – ответил жандарм, отправляя на пол очередную блузку.
Это было немыслимо. Леопольд хотел немедленно вызвать его на дуэль, но спохватился, что драться с полицейским было ниже его достоинства. Оставалось применить оружие куда более разрушительное для карьеры молодого человека. Он потребовал назвать имя и фамилию наглеца.
– Граф Кирилл Вронский, поручик тайной полиции империи, – ответил юноша, глядя в глаза кронпринцу, что было недопустимо по протоколу и просто неприятно.
Не разбираясь в русской форме, Леопольд понял, что ошибся и взял на себя слишком много даже для гостеприимной империи. Он знал, что русская тайная полиция не подчиняется никому, делает что хочет и ради защиты трона может пойти на любое злодеяние. В душе Леопольд сам бы не отказался от такой тайной полиции, хотя его трону ничего не угрожало. Да и троном он, по сути, еще не владел. Но сейчас иметь дело с тайной полицией ему совсем расхотелось. При этом нельзя было потерять лицо, показав, что мальчишка в погонах может быть сильнее кронпринца.
– Я это так не оставлю! – заявил он, грозно вздернув брови. – О вашем поведении я доложу вашему начальству!
– Как будет угодно вашему сиятельству, – ответил Вронский с поклоном.
Леопольд фыркнул и вышел в полном расстройстве чувств. Сонька не поняла, что такого сказал этому немцу жандарм, что он вылетел как ужаленный. Зато хорошо поняла, что дело ее плохо. Утерев сухие глаза, она сжалась, став похожей на промокшую птичку, похлопала ресницами и постаралась улыбнуться.
– Не пойму, ваше благородие, в чем меня подозреваете.
– Разве не поймешь? – спросил Вронский, отдавая ей улыбку.
– Совсем не пойму. Я закон знаю, ни в чем против него не иду. А вы взяли и барахлишко мое все перетрусили. Такой стыд, что и глаз девать некуда.
– Так тебе стыдно?
– Как не стыдно, когда меня, честную воровку, не пойми в чем подозревают.
– Вот и расскажи, чтоб стыдно не было.
– О чем же рассказать? – когда было надо, Сонька умела показать свою испуганную и глубоко невинную душу.
Вронский брезгливо оттолкнул чемодан и сел на край стола.
– Где запрещенная литературка, милая? – спросил он. – Куда дела? Или в поезде успела передать? Может, соседке по купе отдала? Это твой связник? Отвечать!
Сонька поняла, что дело ее совсем плохо. И спасительные слезы хлынули сами собой. Так что не пришлось притворяться.
Слепой, пребывающий в вечной темноте, умеет определять других не только по шагам, но и по неуловимым для зрячих особым движениям воздуха. Бетси учуяла приближение гостей, когда они еще поднимались по лестнице. Она уловила знакомые уверенные шаги Сержа, а рядом с ним ощутила новое, еще не изученное движение. Серж вел новенького. Бетси любила новых людей, которых она собирала, как коллекционер, что накалывает бабочек и вывешивает на стену.
Серж принес с собой запах свежего одеколона, еле уловимый дух леса или чего-то, что мог подцепить на даче, и еще мелкие водовороты воздуха, похожие на белокурые кудряшки ребенка. Он коснулся ее руки привычным расчетливым прикосновением, которое лишь обозначало движение губ к старческой коже. Бетси сжала его пальцы, удержав, и выразила глубокое соболезнование по поводу кончины Алексея Александровича, которого так хорошо знала. Это такая утрата для всего общества и столицы. Она не стеснялась, что слова ее ничего не значат: общество давно забыло старого Каренина, как и он забыл общество. Церемония сожалений была ей необходима и в чем-то приятна. Бетси собиралась жить долго, и каждый уход кого-то из знакомых был еще одним очком в ее пользу.
Пробормотав благодарность, Серж представил того, кто более всего занимал чувства Бетси. Услышав, какой неожиданный гость к ней пожаловал, она поманила его пальчиком, тем самым движением, оставшимся с той поры, когда на зов этого пальчика бежали со всех ног мужчины, и протянула руку. Как только Ванзаров коснулся ее, она уже знала, какой непростой характер вошел в ее орбиту.
– Как мило, – сказала она, поворачивая к нему ухо, чтобы уловить дыхание и токи, исходящие от его тела. – Какой редкий экземпляр.
– Заурядный чиновник полиции, – ответил Ванзаров, бережно освобождая пальцы.
– О нет! – Бетси кокетливо усмехнулась, хотя помнила, что в ее возрасте лучше и не пытаться кокетничать. – Преимущество слепой старухи в том, что я научилась видеть души людей. От вашей души веет… сталью, солнцем и смертью. Да, да, именно так.
– Профессиональный запах, – ответил Ванзаров. – Смерть кормит жизнь.
– Неужели? Я всегда думала, что наоборот.
– Чем бы мы занимались в полиции, если бы в столице время от времени не случались убийства.
– Быстрый ум для юноши важнее, чем красота для девушки, – ответила она.
– А подлинной красоте не страшны ни годы, ни зависть подруг.
Бетси ощутила легкое движение, как если бы ей кланялись.
– Умница, вы далеко пойдете, если вам в этом помогут, – сказала она, незаметно водя ноздрями, чтобы определить еще что-то неуловимо исходящее от молодого человека.
– Вот как? Интересно…
– О, да, я поняла! – Она даже хлопнула в ладоши. – Вот оно что… Я чувствую неукротимую гордость и честолюбие редкого накала. Как жаль, что вы из среднего сословия. Будь вы аристократического происхождения, достигли бы самых высот. Как жаль, что юноша с такими способностями стоит на ступеньку ниже, чем должен был… Впрочем, ничего нет невозможного. Хотите, я стану вашим советником и другом? Хоть я слепа, но умею видеть дальше многих. Нынешние это ценят. Согласны пойти под мое крыло?
– Благодарю, я подумаю.
Серж, о котором, кажется, забыли, заторопился и попросил разрешения удалиться. Бетси его не удерживала. Ее занимал новенький.
– Зачем же вам понадобилась такая старуха, как я, юный гордец? – спросила она, словно предлагая ему невидимый, но понятный обоим поединок, в котором каждый укол доставляет удовольствие обоим, и не было в нем победителя. Условия поединка были понятны и приняты, хоть об этом не было сказано ни звука.
– Я занимаюсь расследованием смерти господина Каренина, – начал Ванзаров. Первый выпад вышел неудачным.
– Это такая трагедия. Уходит целое поколение. Сначала Алексей Александрович, а вот сегодня Константин Левин, тоже, в сущности, славный человек.
– Вы прекрасно осведомлены.
– Хотите спросить: откуда я об этом знаю? – спросила Бетси, перехватывая у него шпагу. – За час до вас прибегал Стива. Он плакал, доложил о смерти Каренина и кончине Левина на охоте. При том нес какую-то ерунду, что якобы он подозревает, кто убийца.
– Случайно не сказал, кто именно?
Это был плохой выпад. Бетси поморщилась.
– Стива пустой человек. Добрый, но пустой. Я бы не дала за него и ломаного гроша. Только такая дура, как Долли, могла пожертвовать ему свою жизнь. Но, кажется, вы и сами о нем такого же мнения.
– Для меня куда важнее понять, что произошло двадцать лет назад с его сестрой, Анной Аркадьевной Карениной.
Бетси обрадовалась, что в ее жизни наконец случилось что-то необычное. Чтобы приготовиться к новым ощущениям, она взяла паузу, оправив складки юбки.
– Что же могло случиться? – спросила она. – Анна покончила счеты с жизнью, потому что у нее кончились силы сопротивляться злу этого мира.
– У меня есть основания полагать, что смерть ее не была самоубийством, – ответил Ванзаров.
– Как странно, что вы об этом говорите… Буквально вчера я вспоминала Анну и тоже об этом подумала. Все так внезапно произошло. Все так необъяснимо… Ее обвинили во всех грехах, но ведь и мужчины, что были вокруг нее, виноваты не меньше. Взять хотя бы моего дражайшего кузена Алексея Вронского. Он добивался ее чуть не год, а когда добился, она ему наскучила. Повез ее в Италию, там жизнь их стала еще хуже. Тогда они поехали в Москву, но и там их не приняли. А когда Анна бросилась под поезд, он ушел на войну, чтобы его там убили, у самого во второй раз духу не хватило стреляться. И что бы вы думали? Вернулся героем, с ранением, Анна была забыта. Он женился вновь. А сам Каренин?
