– Что же Каренин?
– Прошу вас, только между нами, – Бетси приложили старческий пальчик к накрашенным губам. – Мне жаль Сержа, он не должен знать всего. Скажу вам откровенно: Каренин был больше всего заинтересован в смерти Анны. Ее связь мешала его государственной карьере. Он ее люто возненавидел. С его возможностями ничего не стоит нанять любого, кто толкнул бы ее под поезд. Вы знаете, что он похоронил ее где-то там, на той станции? Говорят, не разрешил хоронить на кладбище, закопали как самоубийцу, за оградой. Вы можете это представить! И с тех пор ни разу не навещал могилу. Ни одной панихиды не отслужил. И это человек, помешанный на религии! Хотите сказать, что он не причастен к смерти Анны? Никогда не поверю.
– Кто же мог желать смерти самому Каренину? – спросил Ванзаров.
– Это вопрос, к ответу на который подобраться не так просто. Но у вас, возможно, это получится.
– А ваш кузен, граф Алексей Кириллович Вронский, часто вспоминал Анну?
Бетси кивнула, словно благодарила за хороший выпад.
– Спросите у него сами. Мы давно не общаемся. Быть может, потому, что на все вопросы мы заранее знаем ответы, – она легонько повернула голову. – Кажется, идет один человек, который вам будет интересен. Вы знаете, что я умею делать судьбы?
Слух у пожилой дамы был отменный. Ванзаров ничего не слышал до тех пор, пока дверь в гостиную не распахнулась и на пороге не появилась Татьяна.
– Бетси, я не знаю… – сказала она громко и тут же заметила Ванзарова. Они обменялись взглядами. Но этого было достаточно. Словно учуяв, Бетси призвала ее к себе решительным жестом.
– Дорогая, позволь представить тебе человека с большими талантами и большим будущим, – сказала она с таким значением, словно перед ней находился Наполеон в юности. – Родион Ванзаров…
Он тщательно поклонился, зная, что старуха отмечает каждое движение. Ему представили госпожу Вертеневу, не забыв упомянуть, что она дочь Стивы.
– К сожалению, вынужден вас покинуть. Дела, – сказал он Бетси. – Но я прошу разрешения посетить вас еще раз. Это может понадобиться.
Бетси была рада видеть его в любой день. Она принимала в любой час. Тем более что первый поединок остался за ней. Они вложили шпаги в ножны, но расстались в предвкушении, что новый бой не заставит себя ждать. Сильные противники тянутся друг к другу.
Ванзаров вышел на шумную Малую Морскую улицу, по которой с треском катили пролетки. Он подумал, что дом Карениных был поблизости, на соседней улице. Давно пора было зайти на Офицерскую, чтобы дать срочные распоряжения, но вместо этого он стоял на тротуаре и чего-то ждал. Ждать пришлось недолго.
Она вышла и подошла к нему.
– Слишком часто мы с вами случайно встречаемся, – сказал Ванзаров, не зная, куда девать руки.
– Вы недовольны? – спросила Татьяна.
– Напротив, очень рад. Не желаете чашку кофе?
Татьяна чуть подвинулась и оказалась слишком близко к нему. Так, чтобы смотреть ему в глаза.
– Я приехала за покупками, впереди целый день. А еще впереди целая скучная жизнь. Мы, конечно, можем пить кофе и стараться оттянуть ненужными разговорами то, что так внезапно случилось и от чего уже не спрятаться. Разве вам это надо?
Ванзаров не нашелся, что ответить, стало так жарко, что воротник впился в шею.
– Случилось счастье, настала весна, моя весна, и мне все равно, что будет потом, – сказала она. – Не будем тратить время. Вези меня, куда хочешь…
Митя с утра метался по городу и не мог найти себе успокоения. Он выдумывал срочные дела, несся на встречи, которых не было, заезжал туда, где его совсем не ждали, и везде, где только ему смели возражать, устраивал страшный скандал. Он кричал и топал ногами, не разбирая того, что говорит, и так же стремительно, как взрывался, убегал, оставляя друзей в полном недоумении. Он вел себя столь дико, так был не похож на обычного умного Митю, что ему прощали безумства, полагая, что недавние чрезвычайные обстоятельства заставили помутиться его рассудок. Потом Мите становилось стыдно, и он уже хотел вернуться, чтоб принести извинения, но тут новая мысль приходила на ум, и он отправлялся дальше.
Все круги, по которым он кружил, имели один невидимый, но притягательный центр. Митя старался как можно дальше оттянуть момент, когда окажется рядом с гостиницей «Англия» и будет вынужден подняться на третий этаж, где сестра снимала номер. Чем дольше он оттягивал неизбежное, стараясь оказаться в стороне от Вознесенского проспекта, тем ближе подходил к нему, отчетливо понимая, что бежать от самого себя так же невозможно, как от тени. Наконец он смирился, бросил извозчика на полпути и дошел до гостиницы сам.
Войдя в холл, Митя остановился, привлеченный неожиданным обстоятельством. В любой другой день он, конечно, не посмел бы так поступить, но сегодня вожжи, что сдерживали его так долго, порвались окончательно. Сорвав шляпу таким движением, словно намеревался бросить ее в пропасть и сам отправиться следом, Митя подошел к даме, изучавшей городской справочник, и догадался вежливо кашлянуть, а не схватить ее за плечо.
На сдавленный хрип, вышедший у Мити вместо кашля, дама обернулась. Она смерила его взглядом с ног до головы, но не прогнала. Под этим спокойно-невозмутимым взглядом Митя окончательно забыл, что хотел сказать, и только смотрел в ответ, не в силах ни языком пошевелить, ни поклон отвесить. Дама, впрочем, не рассердилась, а продолжила игру в «гляделки», замечая в молодом человеке кроме явных признаков нервного возбуждения много симпатичных черт.
– Кажется, вы хотели мне что-то сообщить, – сказала она, словно подбадривая Митю.
Митя опомнился, что давно вышел за рамки самых вольных столичных приличий, отвесил поклон до земли, как это принято у купцов, только бы иметь миг на передышку, и сжал в кулаке шляпу.
– Я не знаю, как вас зовут… И вообще, я бы не позволил себе ничего подобного, если бы не сегодняшний день, простите, у меня слова путаются. Так вот, я хотел сказать вам, что, если бы я имел надежду видеть вас и найти кого-нибудь, кто меня вам представит, но как же мне это сделать, если я не знаю, кто вы… В общем… – он окончательно запутался и прикусил губу.
– Можете называть меня Ани, – сказала дама.
Митя мотнул головой, словно отгоняя муху, еще не веря, что дама не дала ему пощечину за все его художества, а даже улыбнулась.
– Какое волшебное имя, – наконец выговорил он жалкий комплимент. – Как же ваша фамилия, мадемуазель Ани?
Дама назвала фамилию Шер, пояснив, что недавно приехала в столицу из Швейцарии и еще не до конца освоилась.
– А кто ваши родители? – совершенно обнаглев, спросил Митя.
– Мой отец недавно скончался, – ответила Ани.
– Не может быть! – воскликнул Митя, от волнения засовывая шляпу в карман пиджака. – Этого не может быть… Но ведь мой отец… Тоже того… Правда, его убили… О, простите, я соболезную вашему горю…
– А я вашему.
– Как у нас много общего сразу вот так нашлось… Да, о чем же это я… Вы позволите пригласить вас, конечно, когда это будет возможно в связи с вашими обстоятельствами, да и моим тоже, увидеть вас…
Мадемуазель Шер сказала, что будет этому очень рада. Она проживает в этой гостинице, и ей всегда можно оставить сообщение или прислать телеграмму. Она слегка наклонила голову и попрощалась. Митя смотрел ей вслед, и сердце его разрывалось окончательно между горем и неописуемым восторгом. Кажется, еще немного, и он съел бы собственную шляпу. Вспомнив, зачем пришел, он взбежал на третий этаж.
Дверь номера была приоткрыта, – очевидно, забыли повернуть ключ. Оттуда доносились чьи-то приглушенные голоса. Митя ни за что бы не стал подслушивать. Никогда в жизни он не опустился бы до такой мерзости. Но сегодня все было несколько иначе. Он сразу узнал голос.
– Ольга, дорогая, я обещаю, что премьеру будешь танцевать ты.
– Если бы я могла тебе верить. От этого вся жизнь моя зависит, понимаешь, что этим нельзя играть? – отвечала сестра.
Послышался шорох тихого поцелуя.
– Я все для тебя сделаю, чего бы мне это ни стоило. Верь мне, я же тебя никогда не обманывал.
– Серж, мое доверие может мне очень дорого стоить… Отец меня видеть не хочет, мать ничего не может сделать против его воли, а брат… Он добрый, но такой нерешительный и слабый по сравнению с тобой. На тебя вся моя надежда. Только тебя люблю и не представляю иной жизни…
Дойдя до стадии окончательного бешенства, когда уже не существует ничего, кроме ярости, слепой и неудержимой, Митя дернул на себя дверь. Видимо, вид его был по-настоящему страшен. Ольга вскрикнула и спряталась за спину мужчины.
– Вот, значит, как… – тихо проговорил он и топнул ногой. – Вот кто твой тайный благодетель. Что ж, Ольга, поздравляю, ты нашла достойного героя…
– Дмитрий, мне, право, жаль…
– Молчать! – рявкнул Митя. – Вам слова не давали. Это дело семейное! Ты вот сейчас этому человеку в любви клялась, поцелуями его ласкала, на шею ему вешалась, а не знаешь, что несколько часов назад этот человек хладнокровно расстрелял твоего отца! Он убил отца! Этот негодяй папу убил сегодня! А ты… Ты с ним…
