- Устав у них правильный, – встрял Канделябров. – Женскому полу туда вход заказан. Даже полы там мужики моют.
- Неужели? – встрепенулся Ипатов. – За что же такая немилость к женщинам? Высокородные, образованные люди, а чудят, прости Господи, как в Бухаре какой-нибудь.
- Вот и смекайте, молодой человек, что на самом деле думают промеж себя государственные люди, когда не озабочены тем, чтобы угодить публике, – отчеканил Канделябров.
- Спиридон, не надоело? – перебил его Собакин. – Угомонись, видишь – приехали.
Остановились у красивого розового дворца с белыми колоннами и львами при входе и на чугунных воротах. В большом мощёном дворе было пустынно и тихо, только рядом погромыхивала Тверская.
***
Ипатов, в отличие от своих товарищей, с ощутимым трепетом входил под крышу прославленного клуба, где бывает императорская фамилия и аристократический цвет империи.
Через двойные стеклянные двери парадного подъезда сыскная команда прошла внутрь. Их ждали. Вышколенный ливрейный лакей, показывая дорогу рукой в белой перчатке, провёл их по боковой лестнице сразу во второй этаж. Там они прошли в богато убранную комнату с овальным столом посередине, покрытым зелёным сукном, на манер заседательского. Это была «старшинская», где собирались клубные старшины и, откуда осуществлялось постоянное руководство и надзор за хорошо отлаженным механизмом под маркой «Английский клуб».
Пётр Иванович Шаблыкин, уже во фраке, представил сыщикам своих товарищей: графа Сергея Фёдоровича фон Брюмера и Александра Львовича Сокольского. Как только гости расположились в покойных ореховых полукреслах, вошли важные официанты и моментально, расстелив хрустящую белоснежную скатерть, сервировали на боковом столе лёгкую закуску.
- Так сказать, чтобы прийти в себя, – аргументировал эти действия Шаблыкин и, не дожидаясь остальных, налил себе водки из ледяного, запотевшего по самое горлышко, хрустального графина. - Присоединяйтесь, господа.
Видно было, что это не первый его подход к радикальному средству.
«Не мудрено, – посочувствовал ему Канделябров, цепко оглядывая и комнату, и старшин. – Ночь, небось, не спали. Шутка ли, теперь по Москве слухи поползут: в Английском воруют. Да, дела-а.
- Пожалуйста, как можно подробнее расскажите о том, что у вас случилось, – предложил Собакин.
Заговорил Сокольский:
- Это несчастье произошло накануне вечером с членом нашего клуба - Поливановым Алексеем Алексеевичем. Он наш завсегдатай. Вчера он приехал в клуб поздно, часов в семь вечера и, по словам прислуги, с час сидел во второй гостиной со своим хорошим приятелем – полковником лейб-гвардии Конной артиллерии в отставке, Василием Андреевичем Ушинским. Это человек известный и уважаемый: когда его принимали в клуб, за него ручался сам бригадный генерал Ореус . Так вот, около восьми приятели разошлись: полковник ушёл играть в карты, а господин Поливанов заказал ужин во «фруктовой» на девять часов. Эта небольшая зала рядом с парадной столовой. У нас там по желанию постоянных посетителей накрывают столы.
- Когда, вы говорите, он там ужинал?
- Заказ был принят на девять часов, значит, в девять и ужинал. У нас опозданий по вине обслуги не бывает, – с обидой в голосе сказал старшина. – Поливанов поел и вроде как заснул прямо за столом. Был уже одиннадцатый час. Официант, понятное дело, сначала пытался его разбудить, но бесполезно. Тогда он прибежал к нам и сказал, что Алексей Алексеевич странно, со всхрапом, дышит и не откликается на обращение. Послали за клубным врачом. У нас в клубе, на всякий случай, всегда есть дежурный медик. Мало ли что: все под Богом ходим. Вчера дежурил господин Куликов. Все бросились к Поливанову, а он прямо на наших глазах стал на бок заваливаться – его лакеи удержали. Скоренько перенесли несчастного на первый этаж в медицинскую комнату, и там уже он немного очнулся. Но, всё же, был плох: невменяем и говорить не мог. Куликов сказал что это - скорее всего удар. Надо, дескать, срочно везти его в больницу. А сам Алексей Алексеевич, хоть и с трудом, показал на свой палец – на нём не было его знаменитого кольца. Алмаз пропал – как не бывало. Должно, сняли с бесчувственной руки. В нашем клубе отродясь ничего подобного не случалось. Во время игры в бильярд на столах золотые часы, фамильные бриллиантовые кольца да запонки оставляют и - ничего. Иной раз спохватятся, аж на другой день, как отыграют. А у нас, пожалуйста, всё в целости и сохранности вот в этой самой комнате, в сейфе лежит. Прислуга у нас отборная. Без серьёзных проверенных рекомендаций даже истопников не берём, не то что официантов или лакеев. А тут такое! Конечно, в жизни всякое бывает, но на персонал я думаю в последнюю очередь.
- Кто оставался в помещении с господином Поливановым, когда официант пошёл звать на помощь?
- Никто.
- Как так?
Сокольский развёл руками:
- Конец дня. После девяти вся прислуга в работе: кто в буфетных, кто в залах, кто гостей провожает. Помещений здесь множество – сами убедитесь. Всюду людей не поставишь. Хотя, по моему многолетнему опыту, скажу: без должного внимания не обходится ни одна комната, ни одна зала. В клубе круговая анфилада зал, много смежных комнат да ещё боковые внутренние лестницы, которыми, в первую очередь, пользуется персонал. Даже летом, в иные дни у нас может быть до полусотни гостей и прислуги всякой набирается человек двадцать, а то и больше, за смену. Сами понимаете – народу немало. Кто-нибудь раз в десять-двадцать минут, а пройдёт по каждому помещению, за исключением нашей «старшинской», конечно, и хозяйственных служб на первом и третьем этажах. Но, они всегда под присмотром, то есть – под замком. А вчера официант, увидев в плачевном состоянии господина Поливанова, добежал до «старшинской», я думаю, минуты за три-четыре - здесь рядом. Мы сразу же бросились во «фруктовую» и я уже по пути послал лакея за медиком.
- А как сейчас чувствует себя господин Поливанов? Когда можно будет поговорить с ним самим?
- Ночью доктор сам отвёз его домой, так как Алексей Алексеевич мотал головой и ни за что не соглашался ехать в больницу. Дал понять, что отлежится дома.
- Он уже мог с вами разговаривать? Значит, у него дурнота прошла?
- Нет. Он всё время был заторможенным, ходить не мог и, по-прежнему, языком не владел, а только мычал и кивал головой. Его вынесли из клуба на руках, – староста задумался и добавил: - Свой алмаз Поливанов никогда не снимал с руки. Это у нас все могут подтвердить. Вот хоть, граф, скажите…
- Точно так, - вступил в разговор Брюмер. – Поливанов никогда не снимал с пальца эту драгоценность. Даже, когда его просили показать чёрное сердце, он делал это с удовольствием, но только с руки.
- Чёрное сердце? – спросил Собакин.
- Вы его не видели? - удивился князь. – Помилуйте, его вся Москва посмотрела. Камень многих тысяч стоит, хоть и с дефектом. Этот алмаз не постоянно переливается, как бриллиант, но если его повернуть, то вдруг вспыхивает очень ярким светом да так, что глаза слепит. Внутри камня есть чёрное пятно по форме похожее на сердце. Алексею Алексеевичу кольцо завещал его дядя, ныне покойный князь Глебовский. Он привёз его из Франции года четыре назад и вскоре умер.
- Господин Поливанов женат?
- Холост и родни никакой. Поэтому, князь совершенно безбоязненно отдал племяннику в наследство кольцо.
- Безбоязненно?
- Видите ли,- пустился в объяснения Брюмер, - их сиятельство был уверен, что этот алмаз приносит счастье и исполняет тайные желания своего владельца, но только при условии, что этот человек одинок. В противном случае, близким владельца кольца грозит неминуемая смерть. Такая, знаете ли, в камне присутствует ревность. Откуда князь это взял – я не знаю и, как приобрёл драгоценность, я тоже не ведаю. Он мне говорил, что сам пострадал от этого «Чёрного сердца», хотя поначалу, не верил в его мистику. После приобретения диковинного кольца, у него здесь, в Москве, в это же самое время скончалась от сердечного приступа родная сестра – мать Поливанова – нестарая ещё женщина. Князь очень сокрушался и винил во всём «Чёрное сердце». Узнав, что его племянник остался один-одинёшенек и не собирается жениться, он оставил ему на счастье кольцо.
- Ну и как, господин Поливанов стал счастлив? – спросил сыщик.
- Счастлив – не знаю, но удачлив – точно. С ним у нас не только в карты, а и в лото никто не садится играть.
- Зовите сюда официанта, который обслуживал Поливанова, – вздохнул Собакин. – Спустимся на бренную землю и послушаем человека, надеюсь, далёкого от мистики.
Прибежал фрачный официант: невзрачный брюнет, зализанный на косой пробор, по-английски, с прозрачными серыми глазами на белом, без кровинки, лице.
