Прибежал фрачный официант: невзрачный брюнет, зализанный на косой пробор, по-английски, с прозрачными серыми глазами на белом, без кровинки, лице.
- Как прозываешься, мил человек? - спросил его Вильям Яковлевич.
- Иваном Матвеевым.
- Давно здесь служишь?
- Шестой год.
- Взыскания были?
- Никак нет.
-Где раньше трудился?
- На Воздвиженке, в Охотничьем клубе.
- Почему оттуда ушёл?
- Меня сюда переманили. Здесь престижнее и платят больше.
- Когда и где ты вчера увидел Поливанова в первый раз?
- Часов восемь было с минутами. Точнее не скажу: к вечеру уже забегался. Они меня подозвали к себе на парадной лестнице и заказали ужин на девять часов во «фруктовой», на две персоны.
- Кто был вторым?
-Не могу знать. Господин Поливанов были одни-с.
- Что он заказал?
- Только холодное: окрошку, заливную осетрину, мясное ассорти, французский сыр. И по мелочи: маслины, огурчики, зелень. Из вина: венгерское.
- Ты присутствовал, когда он ел?
- Был-с, но и отходить приходилось. Они велели мне принести другой сыр. Вместо обыкновенного Реблошона , им захотелось такого же, но фруктового и непременно с виноградом. Нам эти сыры недавно доставили на пробу.
- Про нас говорят, - похвастался Шаблыкин, - что «сначала пробуют в Английском, а уж потом едят цари».
- Ещё, господин Поливанов потребовали, - продолжал официант, - чтобы я им подал другой прибор. Вроде бы, нож оказался недостаточно острым.
- Кто ещё ужинал в этой вашей «фруктовой»?
- При нём-с - никто. Господин Поливанов вчера были-с последним. Лето – не сезон, да и поздно. У нас, знаете ли, после двенадцати ночи штрафы берут почасовые за неурочное обслуживание и нахождение в клубе.
- К Поливанову подходил кто-нибудь, пока он ужинал?
- Подходили-с. Господин Островерхов присели к столу. Они поговорили промеж собой минут десять и капитан ушёл. И больше я никого ни в зале, ни около Алексея Алексеича не видел-с.
- Кто такой Островерхов? – обратился Собакин к старшинам.
- Островерхов Пётр Григорьевич, капитан Павловского лейб-гвардии полка. Известный по Москве повеса, картёжник и дуэлянт – с неудовольствием ответил Сокольский. – В тот день он был в клубе и уехал часов в десять со своим однополчанином, Тохтамышевым, который был записан у нас, как его гость.
- А что ты скажешь, Иван, было кольцо на Поливанове после того, как ушёл Островерхов?
- Не могу знать, не присматривался. Ни до, ни после.
- Как так? Вот его сиятельство утверждает, что камень может так сверкнуть, что глаза слепит, а ты говоришь: «не знаю».
- Извиняюсь, конечно, но по моей работе у меня и без алмазов к вечеру из своих глаз искры сыплются, – с обидой в голосе ответил официант. – Я заступил на службу в тот день в половине восьмого утра и к полуночи был уже больше шестнадцати часов на ногах, без передыху.
- Понятно. Продолжай, Ваня, – мягко пресёк его стенания сыщик. – Может, всё-таки, ещё кто-нибудь подходил? Вспомни.
- Точно не скажу, но возможно, господин Видякин.
- Кто это? – опять обратился Собакин к старшинам.
- Подмосковный помещик, член Охотничьего клуба (охотники имеют к нам доступ), известный устроитель псовых охот, – ответил Шаблыкин.
- Точно так, – добавил официант. – Их любой помещик знает и, даже нарочно выписывают к себе, когда намечается большой гон. Господин Видякин поставляют лучших псарей и собак всем заядлым охотникам.
- У него и прозвище соответствующее: Собачий царь, – уточнил князь. – Представляете, его даже самая злющая собака не кусает, а ластится, как не ко всякому хозяину. Проверяли многократно и даже пари держали.
- Этот ваш Собачий царь к столу Поливанова подходил? – обратился сыщик к официанту.
- Не могу знать. Я с ним столкнулся недалеко от дверей, когда первый раз пошёл на кухню за сыром.
- Кто ещё с ним разговаривал, когда он ел?
- Больше никово-с.
-Дальше.
- Когда я вернулся, господин Поливанов поужинали и сидели просто так, прикрыв глаза, должно быть отдыхали-с. Я подошёл к сервировочному столу, написал для них счёт за ужин, потом подошёл к ним рассчитаться. Они всегда расплачиваются налично и на свой счёт записывать не любят. Так вот. Я подошёл и вижу, что Алексей Алексеич как-то странно наклонились вперёд, прямо на прибор со специями, уксусом и прованским маслом, и так, что всё обракинулось и разлилось.
- А зачем вы на стол масло ставите?- с интересом спросил Канделябров.
- Оно у нас настояно на южных пахучих травах. Некоторые очень даже любят, по своему вкусу, приправлять им блюда или салаты, которые получаются от этого особенно ароматными.
- Продолжай, голубчик, - Вильям Яковлевич грозно посмотрел на, встрявшего в допрос, Канделяброва, - и что Поливанов?
- А они будто заснули, но вроде и не спят, а как-то чудно; всхрапывают и рот открывают, как, если бы им не хватало воздуха. Тут я понял, что дело неладно и побежал к начальству.
- А почему не сразу к медику?
- У нас такой порядок. Все чрезвычайные распоряжения исполняются через старшин, – объяснил за официанта Шаблыкин. – Делается так во избежание осложнений. Публика у нас деликатная и требует деликатного обращения. Не всегда прислуга может сообразить, что к чему.
- Скажи мне, Иван, вот ещё что: с момента, как ты накрыл стол для Поливанова и его приходом во «фруктовую», сколько прошло времени?
- С полчаса точно.
- И ты всё время был у этого стола безотлучно?
- Это невозможно. У меня много обязанностей, особенно в конце рабочего дня. Я сделал сервировку на две персоны, протёр приборы, рюмки, фужеры, поставил вино, закуски и накрыл всё большой салфеткой до прихода гостей, а сам отошёл к другому столу. Там у нас ежедневно ставят фуршет из фруктов и сладостей для всех желающих. Мне надо было проследить, чтобы официанты не забыли поставить на ночь клубнику на ледник. Это входит в обязанности старшего официанта.
- А ты старший?
- Уже третий месяц. Вы это можете увидеть по моему фраку.
- Действительно, я только сейчас сообразил, что ты не в ливрее.
- Старший официант должен выделяться из общей массы прислуги, чтобы его могли отличить гости, если у них возникнет вопрос или положение, которое они не смогли решить с рядовым официантом, – обстоятельно объяснил Сокольский.
- Я думал, что это обязанности дворецкого.
- Дворецкий осуществляет общий надзор за прислугой. У него много других обязанностей. А старший официант контролирует и улаживает возможные претензии к кухне, обслуживанию, сервировке столов и оплате счетов гостями. Именно поэтому он во фраке, как старший из обслуживающего персонала.
- Выходит, что старший официант не обслуживает гостей?
- Только в крайнем случае, когда не хватает рук.
- Тогда, почему же, ты, Иван, стал обслуживать Поливанова? Ведь вчера, кажется, наплыва гостей не наблюдалось.
За него поспешил ответить Шаблыкин.
- В наших традициях всегда идти навстречу пожеланиям постоянных членов клуба. Таким был Алексей Алексеевич. Он привык, что его обслуживал Матвеев, был им доволен и не хотел менять привычку делать заказы только ему. Подобных случаев много. У нас, к примеру, постоянно бывает князь Платон, человек известный и уже в весьма преклонных летах. Он ещё в 73-ем году входил в комитет по правке устава клуба. Он такой чудак, каких свет не видывал. И что? Все его требования клуб выполняет всегда в точности. Десятки лет князя обслуживает один и тот же старый лакей, которого клуб держит исключительно для него, никто не занимает его кресла в маленькой синей гостиной, и ест он только своими именными приборами, даже в дни самых больших торжеств, когда в большой столовой зале выставляется клубный парадный сервиз.
- Ясно. Давайте вернёмся к вчерашнему вечеру, – предложил Собакин и опять обратился к официанту: - Кто-нибудь подходил к столу за то время, пока он стоял накрытым, а Поливанова ещё не было?
- Я специально не смотрел, но в зале никого, по-моему, уже не было. Если бы кто-нибудь вошёл, я бы сразу заметил.
- Где врач, который вчера осматривал Поливанова?- обратился Собакин к старшинам.
Шаблыкин развёл руками.
- Куликов обещал вернуться назад сразу после того, как отвезёт Алексея Алексеевича домой и убедится, что с ним всё в порядке. Ночью он прислал мне записку, что приедет сразу же, как освободится. Пока он не появлялся. Ждём.
- Что ж, пока расскажите мне, кто вчера готовил ужин для Поливанова?
- Как обычно, один из наших кухмейстеров, – ответил Сокольский. – Вчера дежурил Феофанов. Наши повара - надёжные и проведенные люди и, поверьте, они дорожат своим местом, как впрочем, и их помощники. А посторонних мы на кухню не пускаем.
