– Боже мой! – бросился к вошедшему Альфредо, горячо пожимая ему руку. – А мы уже стали волноваться. Думали, что с вами что-то приключилось. Ведь мы же назначили вам встречу на три часа.
– Флоренция невероятно красива, – слегка смутившись, отвечал Перуджи, – я решил немного прогуляться по старинным улицам и не заметил, как время уже истекло.
– О да! – с восторгом подхватил Альфредо Джери. – Не случайно здесь творили лучшие архитекторы и скульпторы Ренессанса. Дворцы, площади, парки… Я и сам восторгаюсь, что мне посчастливилось родиться в этом городе.
– А вы, полагаю, и есть господин Поджи? – с интересом посмотрел Леонарди на профессора.
– Да, я Джиованни Поджи, директор галереи Уффици, – ответил учтиво профессор и протянул руку. – А вы, стало быть, и есть тот самый обладатель «Моны Лизы»?
– Именно так, – сдержанно отвечал Леонарди. Скупо улыбнувшись, показал ряд мелких зубов, будто бы у грызуна. – Знаете, я горд тем, что пожимаю руку директору галереи Уффици. Я сегодня был в залах музея… Я потрясен увиденным, просто не нахожу слов! В ваших залах собраны величайшие картины. Убежден, что директор такой галереи должен быть человеком особенным.
– Право, мне очень лестно слышать подобные слова, – слегка смутившись, отвечал Поджи. – Просто каждый из нас выполняет свою работу. Но мы собрались сегодня для другого. Вы говорили, что у вас «Мона Лиза», позвольте на нее взглянуть. Знаете, меня всего переполняет нетерпение. Хочется удостовериться, что это действительно подлинник.
– Картина у меня не с собой, – отвечал Леонарди, выдержав пристальные взгляды.
– Вот как? – По лицу Поджи проскользнуло разочарование. – А где же она тогда?
– Вы не волнуйтесь, с ней все в порядке, – поспешил заверить Леонарди. – Она находится у меня в гостинице, где я остановился. Так что давайте не будем терять время и отправимся в гостиницу.
– А как называется ваша гостиница?
– «Триполи-Италия».
– «Триполи-Италия»? – удивленно переспросил Альфредо. – Я даже не слышал о такой.
– Отель весьма неприметный, находится на окраине города.
– Возможно, вы поступили благоразумно. Что ж, не будем терять время, – энергично произнес Поджи. – Предлагаю незамедлительно отправиться в гостиницу.
– Да, конечно, – охотно отозвался Альфредо Джери, поднимая со стула шляпу.
– У входа стоит мой экипаж, – поспешно добавил Поджи. – Так что прошу, господа!
Никогда прежде Джиованни Поджи не выглядел таким взволнованным, и Джери чувствовал, что нервозность профессора передается ему все сильнее.
– Да, да, конечно.
Леонарди, напротив, выглядел невозмутимым, сосредоточенным.
Вышли на улицу, подле крыльца стояла высокая золоченая карета с гербом на резной дверце, запряженная четверкой крутобоких лоснящихся лошадей.
– Прошу вас, господа, – предложил кучер, распахивая дверцу кареты.
Первым взобрался Леонарди, за ним, тщательно пробуя на крепость каждую из ступенек, тяжело взошел профессор. А уже затем, подхватив рукой длинные полы пальто, поднялся Джери, удобно устроившись в креслах напротив.
– Николя, – выкрикнул в открытое окно Джери, – к гостинице «Триполи-Италия».
– Доставлю в лучшем виде, хозяин, – пообещал кучер, потревожив лошадок взмахом вожжей.
Миновав площадь Святого Марка, помчались по длинной узкой улочке, на которой едва разъезжались два экипажа, и, миновав три поперечных переулка, накрепко завешанных бельем, оказались подле гостиницы.
– Приехали, – объявил кучер, остановившись под большой полукруглой вывеской.
– Никуда не уезжай, – предупредил Джери, выбравшись из кареты. – Можешь понадобиться в любой момент.
– Слушаюсь, господин Джери.
Портье смерил долгим взглядом прилично одетых гостей. Не столь часто подобные господа заглядывают в третьесортную гостиницу, очевидно, для подобного визита у них имеются весьма серьезные основания. Мужчины миновали убогий холл, заставленный креслами с затертыми до дыр тканями, и уверенно зашагали по узкой лестнице, ведущей на второй этаж.
Впереди, слегка помахивая тонкой тростью, уверенно шагал Леонарди, – ненадолго останавливаясь между пролетами, чтобы подождать отставшего Поджи, и вновь энергично следовал дальше. Добравшись до мансарды на третьем этаже, где размещались самые дешевые номера гостиницы и где предпочитают размещаться незадачливые артисты, опустившиеся художники, мелкие чиновники, разорившиеся коммерсанты, незадачливые наследнички, пустившие в прах накопления предков, а то и вовсе люди неопределенного рода деятельности, Леонарди остановился. В узком коридоре, заставленном ящиками и шкафами, вышедшими из употребления много лет назад, из приоткрытых дверей неряшливо торчала помятая одежда; в самом углу стояли грубо сколоченные обувные полки, в которых проглядывало несколько пар старых туфель. Если покопаться в этой рухляди, так наверняка можно будет отыскать башмаки, в которых ходил по Флоренции еще Леонардо да Винчи. В носоглотку бил запах дегтя и скипидара.
Остановившись напротив одной из дверей, Леонарди вытащил ключ и, отомкнув замок, радушно предложил:
– Прошу вас, господа.
Вошли в гостиничный номер со скудной обстановкой. Из достоинств были только бардовые занавески, вышедшие из моды еще в позапрошлом веке. Если их постирать да заштопать, так они могли бы стать предметом гордости какой-нибудь музейной экспозиции.
Закрыв дверь на два оборота, Леонарди вытащил из-под кровати деревянный сундук, выкрашенный в белый цвет, запертый на обыкновенный висячий замок, и, отомкнув его, торжественно приподнял крышку.
Склонившись, Альфредо невольно подался вперед, рассчитывая увидеть картину. Рядом у самого уха взволнованно засопел Поджи.
Внутри сундука находилась груда белья, поверх которого лежала старенькая мандолина с облупившимся по бокам коричневым лаком; небольшая деревянная палитра; высохшие кисти; испачканное в краске тряпье; пустые тюбики из-под олифы; измятый старомодный костюм; забрызганная известью блуза. Казалось, что в этом чемодане было все. Единственное, чего в нем не было, так это картины Леонарда да Винчи «Мона Лиза».
Джери едва сдержал вздох разочарования. Столь же унылым выглядело лицо профессора…
– Но извольте, а где же картина? – раздосадованно протянул он.
– Не торопитесь, – отвечал Леонарди.
Аккуратно вытащив на пол вещи, Перуджи вдруг приподнял дно, под которым оказался еще один отсек, а в нем находился плоский предмет, завернутый в красный бархат.
– Пожалуйста, – протянул он профессору картину. – Можете ее осмотреть.
– Да, конечно, – отвечал Поджи, дрожащими руками принимая ореховую рамку, завернутую в материю.
Положив полотно на стол, профессор аккуратно освободил картину от материи; столь же бережно снял с нее обертку и установил на столе.
– Боже! – невольно вырвалось у Поджи восклицание, когда он увидел лик «Моны Лизы».
– Она прекрасна! – отозвался Джери. – Я в жизни не видел ничего более прекрасного.
В увиденное трудно было поверить. Действительность казалась обманчивой: в дешевом гостиничном номере, на небольшом грязном столе, подле стеклянной уродливой пепельницы, до самого верха заполненной окурками, в темной ореховой рамке стояла «Мона Лиза». Сейчас она выглядела чудом, сошедшим на землю, чтобы осчастливить всех присутствующих. Картина была в идеальном состоянии, ни единой помарки, ни единого помятого лоскута. Взяв картину в ладони, профессор аккуратно перевернул ее обратной стороной, на которой был отпечатан музейный номер, и сравнил его с припасенной фотографией. Номер совпал – «316»… Здесь же клеймо Лувра с короной, лилиями и инициалами королевского музея, все в точности! Перед ними был подлинник, вне всякого сомнения.
Поджи слегка поморщился, кашлянул негромко, опасаясь выдать себя сбившимся дыханием, потер пальцами раскрасневшийся лоб. Именно эту картину он видел множество раз в Лувре. Всякий раз, приезжая в Париж, он сразу шел к ней на поклон, выражая тем самым искреннее почтение и отдавая дань гению великого творца. И вот теперь «Джоконда» прибыла во Флоренцию с ответным визитом. Поджи невольно сглотнул подступивший к горлу ком, – вот только достоин ли он оказанной чести.
Поправив сползшие очки и стараясь выглядеть равнодушным, что было весьма затруднительно в такой момент, профессор произнес нейтральным голосом, на какой был способен в эту минуту:
– Нужно изучить картину обстоятельнее. В моем распоряжении имеются кое-какие фотографии из Лувра. Под увеличением можно рассмотреть штрихи, мазки кисточек, характерные для манеры письма Леонардо да Винчи, краски…
– Разве это возможно? – беспокойно спросил Перуджи.